Это были безэмоциональные призывы, основанные на рациональных соображениях взаимного интереса. Если бы Садат, будучи высшим египетским чиновником, проявил необычное дружелюбие, один из его американских собеседников наверняка отметил бы это. Ни в годы его пребывания на посту министра правительства, ни в десятилетие его пребывания на посту лидера законодательного органа его отношение к Соединенным Штатам американские официальные лица не считали особенно теплым.
В тот момент Садат еще не сформировал дальновидных взглядов на мир. Скорее всего, к осени 1970 года он осознал практическую бесполезность многолетней войны с Израилем: периодические боевые действия были дорогостоящими, а казна Египта была уже истощена. Воздушные налеты, угрожавшие Каиру, затормозили экономику Египта. Конфликт, поставивший Египет в противоречие с Западом, мешал ему действовать в более широкой международной системе. Будучи министром Насера, он тяготел к рамкам, управляемым скорее государственным суверенитетом, чем имперской гегемонией или региональной солидарностью. И он понимал возможности нейтралитета так, как не понимал Насер. Но он не собрал эти части в целостное, долгосрочное представление о будущем курсе Египта и о себе как его рулевом.
В то время также не было публичных доказательств того, что он может стать миротворцем. На самом деле, почти все его сигналы указывали в другую сторону. Несмотря на свои контакты с Соединенными Штатами, он был их частым и яростным критиком - эта тенденция сохранялась, по крайней мере, публично, на протяжении первых лет его президентства. В своей книге 1957 года "Бунт на Ниле" он утверждал, что Израиль появился потому, что «Госдепартамент мечтал навязать свою власть исламскому миру, от Кавказа до Индийского океана». А в 1970 году он категорически отверг возможность признания Израиля: «Никогда! Никогда! Никогда! Это то, что никто не может решить... Наш народ здесь раздавит любого, кто решит это!». Он относился к Израилю как к острию американского империализма: «Израиль был первой линией защиты американских интересов и ... американцы дали ей зеленый свет для агрессии в Газу».
Эта многословная критика Соединенных Штатов была воплощением его склонности к драматическому воздействию. Садат считал, что "в Египте личности всегда были важнее политических программ". В начале своего президентства он вызвал на разборку советского советника. Одетый в форму верховного главнокомандующего вооруженными силами Египта, он предупредил советника: «Я Сталин, а не Калинин [тогдашний символический президент Советского Союза]. Если вы не выполните этот мой приказ, я поступлю с вами точно так же, как поступил бы с вами Сталин». Его манера говорить отличалась акцентом, переходящим в преувеличение; иногда он рассказывал о столкновениях и смелых действиях, для которых имелись неоднозначные основания. Временами это заставляло его выглядеть скорее ритором, действующим на уровне драматизма и статуса, чем политически целеустремленной фигурой.
В первые два года своего президентства оппозиция Соединенным Штатам, похоже, оставалась центральным компонентом политики Садата. Так, он противопоставлял предполагаемые выгоды от партнерства Египта с Советским Союзом скупости Запада, который "отказался поставить нам один-единственный пистолет, даже если бы мы заплатили его цену в иностранной валюте", или который делал вид, что "помогает нам, а потом отказывался, надеясь таким образом поколебать веру нашего народа в себя, в свои мечты и в свое революционное руководство". В начале 1971 года он назвал предложения Голды Меир, тогдашнего премьер-министра Израиля, "несбыточной мечтой, основанной на комплексе победы". В начале своего президентства Садат рассматривался американскими политиками как менее драматичная версия Насера.
Коррекционная революция
Харизматические лидеры, такие как Гамаль Абдель Насер, основывают свою политику на заклинании. Их вдохновляющая риторика и манера поведения призваны заглушить мрачные истины повседневной жизни. Упрямые реалии выходят на первый план только тогда, когда исчезает единственная, ослепляющая личность.
Такова была атмосфера в октябре 1970 года, после смерти Насера. Садат, как вице-президент, занял пост президента в качестве переходного лидера в соответствии с конституцией Египта и после утверждения парламентом. Его инаугурация была омрачена похоронами Насера, когда миллионы людей вышли на улицы, чтобы отдать дань уважения. Процессия была настолько переполнена, что Садат опасался, что толпа может помешать похоронам Насера, забрав его тело с собой.
Хотя он провел почти два десятилетия в высших эшелонах национальной политики, его отказ выдвинуться в центр внимания означал, что Садат все еще не был хорошо известен египетскому народу и тем более внешнему миру. Во время своего продвижения по политической лестнице Садат не пользовался большим уважением в Вашингтоне. В декабре 1969 года, когда он был назначен вице-президентом, не только в прессе, но и в Вашингтоне и в нашем посольстве в Каире было распространено мнение, что Садат обязан своим продвижением в первую очередь тому, что он был незначительным и поэтому не мог угрожать лидерству Насера.
В конце сентября 1970 года Никсон узнал о смерти Насера и автоматическом вступлении Садата в должность президента, находясь на борту авианосца USS Saratoga в Средиземном море. По общему мнению большинства присутствующих, а также по имеющимся данным разведки, Садат недолго продержится на посту президента. Он казался воплощением преемственности с агрессивно националистической идеологией Насера и, кроме того, выглядел человеком, не обладающим большим влиянием или значимостью. Один из старших советников дал ему шесть недель, полагая, что его преемственность была лишь "удобным способом блокировать выбор более сильного соперника". Аналогичным образом, отчет ЦРУ того времени не включил Садата в число "наиболее важных людей в окружении Насера на момент его смерти" и предсказал, что он "вряд ли сделает попытку занять пост президента на постоянной основе".
Личные качества Садата способствовали его относительной безвестности. Хотя иногда он демонстрировал напористость, как, например, в своих выступлениях против советского советника или против Америки, эти выступления были направлены на то, чтобы показать свою точку зрения. В действительности он был необычайно спокоен. Это свойство в некоторой степени изолировало его от давления амбиций и бешеной политической жизни. За восемнадцать лет работы в правительстве он оставался в стороне от центра водоворота. Он был одним из немногих членов РКЦ, изначально не получивших министерскую должность. Иногда эта отстраненность была намеренной: по крайней мере, однажды он приостановил свое членство в РКЦ, потому что ему не нравились позы и междоусобицы.
Сочетание его спокойного характера и дружбы с Насером ограничило обычные стимулы для развития собственной политической базы - а он никогда не был прирожденным политиком. Он проводил больше времени в размышлениях и в некотором смысле в молитве, чем на трибуне. Его склонность к уединению наделяла его проницательностью и независимым мышлением, но также характеризовала его как одиночку.
Как и иностранные наблюдатели, многие египетские наблюдатели также считали, что Садат будет не более чем переходным лидером. Его коллеги по РСС , особенно влиятельный кластер во главе с Али Сабри, Шарави Гомаа, Сами Шарафом и генералом Мохаммедом Фавзи, воспринимали его как легко управляемого. Сабри был представителем египетской аристократии и считался логическим преемником Насера, поскольку занимал посты вице-президента, премьер-министра и начальника разведки. Гомаа был министром внутренних дел Насера, Фаузи - министром обороны, а Шараф - близким помощником президента, фактически его консильери. (В начале своего президентства Садат сохранит эти три должности, причем последнюю - в качестве государственного министра).
Чтобы стать формальным преемником, Садат должен был быть выдвинут на пост президента исполнительным комитетом Арабского социалистического союза (АСС), единственной политической партии Египта. Эта группа, при поддержке влиятельного Совета министров, согласилась выдвинуть его 7 октября 1970 года. Они согласились отчасти потому, что не могли договориться, кто из них может сыграть роль Насера, и потому, что считали Садата слишком слабым, чтобы бросить им вызов. Чтобы обеспечить свой контроль, они выдвинули пять условий его назначения, включая обещание править в тандеме с лидерами АТО и Национального собрания, среди которых выделялись союзники Сабри и Гомаа. По сути, эта когорта предоставила себе право вето на президентскую политику. Садат согласился, был выдвинут и должным образом избран.
Несмотря на подводные камни усилий покойного президента по достижению арабского единства, неадекватное состояние вооруженных сил и экономическую бесхозяйственность, которая подточила как частный, так и государственный сектор, Насер оставался любимой иконой египетского народа. Те, кто был разочарован экономической и политической ситуацией, которую он оставил после себя, искали, кого бы еще обвинить. Это бремя легло на плечи нового президента Садата.
Преемник харизматического лидера - задача, при самых благоприятных обстоятельствах не выполнимая; если политика может быть передана, то харизма неосязаема. Захватить воображение народа, который все еще оплакивал Насера, было маловероятно. А без контроля над работой своего правительства Садат знал, что будет марионеткой. Прежде всего, ему нужно было утвердиться.
В течение шести месяцев после своего избрания он принял ряд односторонних решений, которые шли вразрез с мнением тех, кто стремился наложить на него вето. Он отменил своим указом конфискацию и секвестр частной собственности, намекнул на мирный жест в отношении Израиля и объявил о заключении соглашения о федерации с Сирией и Ливией.
Сабри и Гомаа, шокированные тем, что новый президент вышел за рамки их соглашения, и под угрозой ослабления их власти в Национальном собрании, начали готовить военный переворот. Садат обнаружил заговор и уволил их. Затем заговорщики подали в отставку, надеясь спровоцировать конституционный кризис. Но Садат, опираясь на связи в Ассамблее, накопленные им с 1952 года и за годы пребывания на посту спикера, за одну ночь нашел замену на все вакантные должности во вновь сформированном правительстве.