[51].
Если сравнить судьбу Клавдии Шульженко, пришедшей на сцену гораздо позже Руслановой, то сильные мира сего, надо заметить, воздали её певческому дару и трудолюбию достойно: в 1945 году — заслуженная артистка РСФСР; в 1962-м — народная артистка РСФСР; в 1971 году — народная артистка СССР; награждена орденами Ленина и Красного Знамени.
Шульженко и Русланова будут дружны. Клавдия Ивановна любила Русланову и считала её своей учительницей.
Русланова не отличалась покладистостью, подобострастием по отношению к начальству. При случае могла, как не раз отмечали её коллеги, показать свой нрав. И тому, кто распределял звания и награды, это конечно же не нравилось.
Звания и награды, за которыми следовали различные блага в виде квартир, должностей и больших окладов, а также положения в обществе, во все времена служили властям своего рода поводками, на которых придерживали в Советской стране, да и теперь тоже, людей искусства, артистов, художников, музыкантов, писателей. Смиряли их гордыню, делали покладистыми, лояльными. Но поводок, как известно, можно пристегнуть только к ошейнику, а его-то у Руслановой никогда не было… (Не в обиду будет сказано тем, кто своим трудом и талантом заслужил те или иные звания.)
В начале войны, когда немцы подошли к столице на расстояние пушечного выстрела, а потом, отброшенные на сотни километров, по-прежнему не оставляли надежды и намерений атаковать Москву, Сталин отпустил вожжи и позволил некоторые послабления для творческих людей и союзов. 8 марта 1942 года газета «Правда» вышла со стихотворением Анны Ахматовой «Мужество». Власть искала опору и в среде интеллигенции, в том числе творческой. На страницы печатных изданий хлынула лирика. На фронтах льётся кровь, а в журналах печатают стихи о любви, по радио читают целые поэмы, в которых нет привычной для довоенных лет гражданской риторики, барабанной дроби и гимнов строителям коммунизма.
Потом, когда враг будет разбит, всё это постепенно снова прикроют. Но пока и «мужицкой певице» не только разрешили вольно петь её жестокие романсы и песни о любви, а присвоили высокое звание. Правда, ни на вторую ступень (народная артистка РСФСР), ни на третью (народная артистка СССР) ей ступить уже не позволят.
Да и плевать она хотела на эти звания!
В 1950-е она ещё сидела во Владимирском централе. А в 1960-е заниматься карьерой было уже поздно. Министерству культуры надо было ублажать тех, кто постоянно мелькал перед глазами и требовал заботы и внимания. Кто был покладист и предсказуем. И кто нравился не только в своей стране, но и на Западе. Последнее было немаловажным фактором популярности молодых певцов, и с каждым годом всё больше.
Русланова имела главное — сцену и любимую русскую песню. Она искренне считала — этого вполне достаточно для певицы.
И вот жизнь дарит ей семью. Что же ещё, какие звания ей нужны, кроме звания жены и матери…
Глава семнадцатаяМАРГОША
«Так мы и стояли втроём, обнявшись, и вместе плакали…»
В июле 1942 года Русланова и генерал Крюков расписались.
Как только появилась пауза между концертами, Русланова поехала в Ташкент. Дочь генерала Крюкова, Маргарита, жила в эвакуации «с тётками».
О приезде Руслановой в Ташкент и своих ощущениях и впечатлениях детства Маргарита Владимировна Крюкова-Русланова вспоминает очень живо:
«Вскоре мама приехала в Ташкент, где я находилась в эвакуации с тётками. Как раз выдалась суровая для Ташкента зима. Тётки мне предложили, что пока у меня мама больна, пусть будет вторая мама. Мне понравилось: так хорошо! У всех одна мама, а у меня целых две. Вторая мама сразу меня к себе расположила, мы обнялись. Она мне сразу что-то смешное рассказала, сказку — это она умела. Ещё сказала такое: „Знаешь, Маргоша, вот так складывается жизнь, что мы теперь будем одной семьёй, одним домом, всегда вместе“. Нашла простые, сердечные слова, держалась очень естественно. И потом всю жизнь она была ко мне очень доброй, но и требовательной, во всём любила порядок, как и папа. В театральных мастерских какие-то тряпочки заказала красивые пошить для меня. Я никогда не боялась своих родителей, делилась с ними всеми секретами. Меня всегда выслушивали. Всегда разрешали, чтобы ко мне и девочки приходили, и мальчики. Мама говорила, что мальчишки в дружбе лучше девчонок. Когда я уже была взрослой, не успею прийти на работу, как раздаётся звонок — мама интересуется, дошла ли».
И далее:
«В Ташкенте было в то время много эвакуированных москвичей. Лидия Андреевна встретила там много знакомых, в том числе Марию Владимировну Миронову, у которой тяжело болел, кажется краснухой, ещё совсем маленький Андрей. Она подарила Марии Владимировне красный шерстяной башлык генерала, из которого что-то смастерили, и это помогло вылечить заболевшего Андрея. Много позже Мария Владимировна часто напоминала сыну: „Андрюша, помни: тебя спас генерал Крюков“. Мария Владимировна любила и высоко ценила талант Лидии Андреевны и называла её не иначе как „Шаляпин в юбке“. „Зачем ей выходить замуж за генерала? Она сама фельдмаршал!“ — любила повторять Мария Владимировна».
Первая жена генерала Крюкова Клавдия Ивановна умерла в 1940 году. Версия её гибели такова. Кто-то из знакомых жестоко пошутил, что, дескать, мужа её арестовали органы НКВД… Тогда многих брали. Арестовывали прямо на службе. Не поверить такому было трудно. У Клавдии Ивановны случилась истерика, в таком состоянии она хватила уксусной эссенции и вскоре умерла от отравления.
Маргарита Владимировна Крюкова-Русланова в одной из публикаций рассказывала:
«Моя первая мама Клавдия Ивановна умерла внезапно. Мы с папой возвращались из Финляндии, и я даже не знала, что в соседнем вагоне едет гроб. Мне долгое время твердили, что мама тяжело больна. Мне врали, что она в больнице. Я жила с папиными сёстрами, и когда я заявляла, что хочу к маме, то тётки развлекали как могли: и кукарекали, и мекали. Я такая была избалованная, что страшно. Папа, бедный, не знал, как меня развлечь. Он вообще был хорошим отцом и мужем, добрым от природы. Моим воспитанием занималась родная сестра папы — Клавдия Викторовна Былова, которая специально приехала из Москвы в Ленинград с младшим сыном. Через полгода началась война. Летом 1941-го папа отправился на Ленинградский фронт, он к тому времени был уже генералом. Папу перевели в корпус под Москву, а моя будущая мама приехала туда с фронтовой бригадой. Русланова — молодая женщина сорока двух лет, папа — вдовец сорока пяти. До войны Лидия Андреевна была много лет замужем за известным конферансье Михаилом Гаркави[52]. Перед началом войны они разошлись по-доброму, ничего не „распиливая“. Мы с Гаркави дружили: и папа, и я, он был вхож в дом. Он даже пытался устроить мою дочку в английскую школу. Мама позвонила ему, чтоб помог справиться с безобразием, что „Лидку в школу не берут“. Потом мы плюнули на ту школу и пошли в другую».
То, что при устройстве внучки в школу с углублённым изучением английского языка не хватило авторитета Руслановой и пришлось подключать пробивную силу самого известного конферансье страны, говорит о многом. Какие уж там звания и награды… Да, не умела дружить с сильными мира сего. Обычно такие проблемы решаются за несколько минут — один звонок из высокого кабинета, и не только что взяли бы ребёнка в школу, а ещё и опекали бы во всё время учёбы.
Весной 1943 года войска Центрального фронта генерал-полковника К. К. Рокоссовского (член Военного совета генерал-майор К. Ф. Телегин[53]), действуя в направлении Севск — Унеча, «с ближайшей задачей перерезать железную дорогу Брянск — Гомель», совместно с армиями Брянского и Западного фронтов должны были нанести удар по сходящимся направлениям на Смоленск и перехватить пути отхода ржевско-вяземской группировки противника. Однако войска, перебрасываемые из-под Сталинграда, не смогли в назначенные сроки прибыть в район боевых действий, и Севская наступательная операция штабом генерала Рокоссовского была фактически провалена. Немцы контратаковали крупными силами при поддержке танков и самоходной артиллерии из района Севска, опасно потеснили порядки 65-й и 70-й армий, ослабленных в сражении под Сталинградом, и угрожали прорывом и опасным выходом во фланг нашему фронту. 21 марта 1943 года Центральный фронт перешёл к обороне, оставил часть занятой территории и отошёл на рубежи, сформировавшие так называемый северный фас Курской дуги.
Отход войск фронта прикрывал 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Крюкова. Участь кавалеристов была незавидной. Рокоссовскому нечем было закрыть пробиваемые противником бреши. Бросил свежий корпус.
Только в районе Севска при обороне города корпус потерял убитыми более 15 тысяч человек кавалеристов и лыжников. Командир 3-й гвардейской Кубанской дивизии генерал-майор М. Д. Ягодин в своём донесении писал: «…в полках уцелело по 25–30 человек. И то, в основном, расчёты миномётов. Люди смертельно уставшие, но готовые выполнить любое задание».
В военной литературе можно встретить резкие упрёки в адрес генерала Крюкова: вот, мол, бездарно командовал своими кавалеристами и угробил корпус… Если всерьёз вникнуть в суть операции под Севском, то упрёк сам собой окажется переадресованным другому генералу — Рокоссовскому. Но Рокоссовского бранить не принято.
Генерал Крюков, как дисциплинированный и храбрый солдат, выполнил приказ командующего войсками фронта, остановил противника, занял глухую оборону по периметру северного фаса Курского выступа и дальше его не пустил. Вскоре гвардейцев сменили свежие части. Генерал Крюков вывел остатки дивизий и артполков во второй эшелон. Корпус предстояло формировать заново. Формировали его на Дону в городе Задонске. Пополняли маршевыми эскадронами из Воронежской, Оренбургской, Северо-Казахстанской областей, Ставрополья. Очень скоро ему снова предстоит вернуться на Брянщину, чтобы принять участие в гигантской битве на Орловско-Курском выступе. Отважный генерал поведёт свои дивизии под Карачев, Дятьково, Жуковку. Благодаря этому смелому рейду кавалеристов наши войска в середине сентября 1943 года прорвут оборонительные полосы на линии «Хаген» и освободят Брянск и Бежицу. А корпус генерала Крюкова, выполняя частные задачи Смоленско-Рославльской наступательной операции, выйдет на станцию Бетлица и форсирует реку Десну.