— Военные… — прошептала Лида.
— Военные?
Лида пожала плечами.
— Откуда их столько вообще?
— На самом деле я не знаю. Но с этого космодрома иногда запускают военные корабли. Так что всё может быть.
Мы стояли рядом. Было холодно, и Лида куталась в своё тёмно-бордовое пальто, а я не решался даже обнять её за плечо.
— Значит, ты родилась в день солнечного затмения, — сказал я.
— Это неправда. Просто так вспомнилось. Я же тебе говорила, — Лида зябко передёрнула плечами, — не бери в голову.
— Ладно, — согласился я.
Несколько минут мы стояли, глядя на горящие на солнце корабли. Потом Лида подняла воротник пальто, засунула руки поглубже в карманы и, перешагнув через канавку, разделявшую обочину дороги и безжизненный пустырь, взглянула на меня.
— Ну, — сказала она, — пошли?
Я даже не стал спрашивать, куда.
Мы успели сделать лишь несколько шагов по направлению к космодрому, когда всё вокруг нас затряслось, и откуда-то снизу, из-под земли, донёсся гулкий громовой раскат.
Лида зажала уши.
— Смотри! — крикнула она.
Одна их шахт впереди вспыхнула, и её тут же накрыло облако чёрного огня. Грохот усиливался — казалось, что земля под нашими ногами вот-вот расколется из-за сдвига тектонических плит. Я уже начал бояться, что лопнут мои барабанные перепонки, когда шум вдруг прекратился, на мгновение нас накрыла удушающая тишина, а потом послышался далёкий раскатистый рокот — из шахты выстрелил столб огня, и похожая на пирамиду ракета взвилась в бледное осеннее небо, оставляя после себя длинный хвост тяжёлого дыма.
Ветер доносил до нас запах гари.
— Это… удивительно… — прошептал я.
В ушах у меня звенело от шума. Я был уверен, что Лида меня не слышит. Однако она повернулась и крикнула — громко, как контуженная — сбиваясь и нервно дыша:
— Это и есть то… — На секунду её заглушил новый раскат. — …чего, ты остался!
Газовый след от первой ракеты ещё таял в воздухе, когда из соседней шахты взвилась вторая — а за ней ещё одна и ещё. Голова моя разболелась от грохота и рёва, а от тяжёлой и едкой вони начинало тошнить, однако я рассмеялся.
Лида удивлённо взглянула на меня.
Я подошёл к ней.
— Это удивительно, — повторил я.
— Что? — крикнула Лида.
Она всё ещё зажимала уши руками.
— Я люблю тебя, — сказал я и обнял её, прижав к себе так, словно мы виделись последние секунды в жизни.
Над нами с рёвом поднималось в небо очередная ракета. Лида замерла от удивления — её как будто парализовало. Она по-прежнему прижимала к ушам ладони, защищаясь от шума, глядя на меня невидящими глазами.
Я поцеловал её.
Где-то вдалеке, на границе моего зрения, раздалась ещё одна вспышка. На секунду Лида ответила на мой поцелуй, её язык скользнул по моим губам, она судорожно вздохнула, тело её стало мягким, податливым, подчиняясь моим рукам, но потом она вдруг дёрнулась, словно её ударило током, и плотно сжала губы.
Лида попыталась оттолкнуть меня, но я не отпускал.
Земля под нами тряслась.
— Нет! — прохрипела Лида, отворачиваясь.
Я целовал её в щеку, в шею, по-прежнему прижимая к себе.
— Не надо!
Лида вырвалась. Она стояла, отвернувшись, прикрывая лицо рукой. Ветер разносил по бесцветному небу тяжёлые облака отработанного газа. Лида вытерла губы рукавом пальто.
— Не смей! — прошипела она.
— Я люблю тебя, — сказал я.
— Нет! — Глаза у неё сверкнули. — Ты сделал свой выбор! Ты…
Она готова была заплакать.
— Но… — дрожащим голосом сказал я.
Я сделал лишь шаг по направлению к ней, но она тут же попятилась от меня, запустив правую руку в карман.
— Но, Лида… — прошептал я, едва сдерживая слёзы. — Я…
46
Я ничего не ел уже очень долго — наверное, несколько дней. Вокруг унитаза валялось несколько пакетов с суспензией; последний я даже не открывал. Голода я не чувствовал, однако колени у меня подгибались, стоило мне лишь несколько минут постоять посреди комнаты.
Большую часть времени я сидел на кровати или в тёмном углу.
Свет по-прежнему слепил глаза. Таис больше не приходила ко мне, чтобы сделать свои болезненные уколы, дребезжащий голос с потолка не давал мне бессмысленных указаний, и лишь по-прежнему невозмутимо светился красный глазок камеры у двери.
Когда очередной пакет с суспензией вылетел из люка и шлёпнулся на пол неподалёку от меня, я даже не шелохнулся. Я сидел на металлическом полу, уже не чувствуя холода, и безразлично смотрел на белый пакет, помявшийся с одного края от сильного удара. Глаза болели от света, всё вокруг затягивала дрожащая серая рябь, как перед обмороком, и белый пакет, попав в слепое пятно, медленно растворялся в пропитанном хлором воздухе.
— Встаньте! — прозвучал синтетический голос.
Я продолжал сидеть.
— Поднимитесь на ноги!
Я прикрыл ладонью глаза, а потом посмотрел, щурясь, в пустой сверкающий потолок и усмехнулся.
— Вам нужно поесть, — сказал срывающийся на нервный звон голос. — Пожалуйста.
— Таис? — спросил я. — Таис, если это ты…
Я попробовал подняться, упираясь о горящую стену, но рука моя соскользнула, и я осел на пол.
— Если это ты… — сказал я. — Я же говорил тебе — я больше не буду жрать это дерьмо. У меня от него… несварение желудка.
— Встаньте с пола! — рявкнул голос. — Сядьте на постель!
— Мне кажется, у меня уже нет сил, чтобы подняться, — сказал я. — Наверное, это потому, что я давно не ел.
Я хотел рассмеяться, но вместо этого закашлялся и согнулся, как от удушья, прижимая руки к груди.
Белый пакет на несколько секунд вновь появился на полу.
Под потолком что-то зазвенело, и голос замолк, сдавшись.
— Темнота… — прошептал я, с трудом сдерживая кашель. — Если ты меня ещё слышишь, Таис, то всё, что мне сейчас нужно — это…
Раздался тяжёлый металлический грохот, комната закачалась, как при землетрясении, а стены на мгновение засверкали так ярко, что из моих глаз брызнули слёзы. Я прижался к стене, выставив вперёд руки, защищаясь от этого безудержного шума и света.
Послышался чей-то голос — настоящий, живой, не искажённый модулятором.
Таис!
Я попытался встань, но снова поскользнулся и свалился на пол.
Когда я пришёл в себя, то сидел на затянутой целлофаном кровати. Передо мной стояла Таис.
— Тебе лучше? — спросила она.
— Не знаю, — прохрипел я. — Но я всё ещё жив, так что…
Таис покачала головой.
— Ты решил уморить себя голодом? — спросила она. — Хорошо придумал, ничего не скажешь. Мне казалось, что ты…
Таис отвернулась.
— Ну, почему же уморить… — сказал я. — Просто я не могу больше глотать эту вашу дрянь из белых пакетов. Она у меня наружу лезет.
— Обычный паёк, — сказала Таис. — Ты же служил на Ахилле.
Она подняла с пола поднос, на котором лежал бутерброд из двух ломтиков угловатого, чёрствого на вид хлеба с паштетом или маслом посередине, и коричневая пластиковая чашка с чёрной жидкостью.
— Торжественный обед? — усмехнулся я.
Таис поставила поднос мне на колени.
— У нас тоже… строгий рацион, — сказала она. — Это всё, что я смогла найти.
— Рацион? И после этого вы ещё хотите, чтобы я поверил в то, что это обычная клиника…
— Я никогда не говорила про обычную… — Таис вздохнула, — клинику.
Я осторожно взял за края хлипкую чашку из тонкого пластика.
— Это что? — спросил я. — Кофе?
Таис кивнула.
— Холодный, — сказал я.
— Ну, уж извини, — сказала Таис. — Горячий я тебе… не решилась дать.
Я сделал небольшой глоток и поморщился. Потом откусил от бутерброда — хлеб действительно оказался чёрствым, а паштет не слишком отличался по вкусу от энергетической суспензии. С большим трудом я заставил себя проглотить непрожёванный кусок.
— Едва съедобно, — пожаловался я.
— Ну, извини, — повторила Таис. — По крайней мере, это не суспензия. А ничего другого нет.
Я ещё немного отпил холодного горького кофе и поставил чашку на поднос.
— А ты ведь собиралась перевестись, — сказал я.
— Я решила пока остаться, — ответила Таис. — Ненадолго.
Я продолжал есть чёрствый бутерброд, глотая едва разжёванные куски и запивая их холодным кофе.
— Я много думала, — сказала Таис, устало потерев ладонью лоб. — Всё-таки… что-то меняется. Раньше ты никогда не держался так долго. Наверняка это хороший знак. Возможно… просто нужно время.
— Время на что? — спросил я, бросая на поднос недоеденный бутерброд. — На то, чтобы я поверил во весь этот бред? Ты сама-то… — Я улыбнулся. — Таис?
— Что? — Девушка напряглась и отступила к двери.
— Почему тебя так пугает, когда я называю тебя Лидой? Ты ведь сама…
— Я понимаю, как тебе тяжело, — перебила Таис. — Попробуй вообще… не думать об этом. Многое из того, что ты помнишь — реально. Ахилл реален. Твоя работа…
Таис вдруг замолчала и испуганно взглянула на меня.
— Моя работа? — спросил я. — Как ты там говорила? Я — второй пилот? Проблема только в том, что помню я всё несколько иначе.
— Ты помнишь второго пилота? — спросила Таис.
Я пригубил кофе.
— Дело совсем не во втором пилоте, — сказал я. — Лида. Все мои воспоминания, всё, что мне дорого… — Я вздохнул; от кофейной горечи сводило рот. — Думаю, в тот самый момент, когда у тебя получится убедить меня в том, что она нереальна, я сойду с ума.
— Или выздоровеешь, — сказала Таис.
— Боюсь, для меня тут уже нет разницы.
Таис неожиданно присела рядом со мной на кровать и коснулась моей руки. Она была совсем рядом. Я чувствовал её запах. Её чёрные волосы рассыпались по плечам, а уставшие зелёные глаза были так красивы.
— Я и правда раньше никогда с тобой не говорила, — сказала она. — Мне запрещали, но… дело даже не в запретах. Я сама думала, что нельзя тебе рассказывать всё это.
— И что заставило тебя передумать? — спросил я.
— Тебе не становилось лучше. И только сейчас… — Таис улыбнулась. — Быть может, это и нужно было сделать? Просто поговорить. Забудь на секунду о том, что все вокруг враги, что тебя захватили сепаратисты, а я… я…