Лера ХаусЛидочка. Перрон встреч и прощаний
Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)
Литературно-художественное издание
Для среднего школьного возраста
Главный редактор и руководитель проекта: Лана Богомаз
Арт-директор: Таня Галябович
Художественный редактор: Аня Журко
Цветокорректор: Татьяна Гришина
Леттеринг: Надежда Алимова
Корректор: Зоя Скобелкина
Допечатная подготовка: Ольга Макаренко
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Приехали
– Ну вот, Лидуша. Теперь мы будем жить здесь! – сказала мама и открыла дверь.
Яркий свет упал на пол лестничной клетки чётким уголком, прямо на мои туфельки.
Я потянулась вперёд.
– Не бойся! – тихонько подтолкнула мама.
За порогом была большая квадратная прихожая со множеством дверей.
– А какая наша? – спросила я.
– Во-о-он та! – протянул папа, как будто пытался дотянуться подбородком до нужной двери.
– Которая открыта, – пояснила мама.
Открыта была только одна дверь. К ней я и пошла. А за дверью – комната!
Светлая, просторная. Только мебели мало: кровать, стол и шкаф на гнутых ножках.
– Ну вот и приехали! – радостно выдохнул папа и поставил сумки на пол.
Я подошла к распахнутому окну. Двор был залит солнцем, шелестел зеленью и будто тихонько пел тихую песню без слов. У парадной цвели акации. Под крышей гнездились ласточки, они резво гонялись друг за другом и громко верещали.
Родители разбирали вещи, а я стояла у окна, смотрела и понимала, что мне здесь нравится.
Городок в сосновом лесу
Утром я решила исследовать двор.
Теперь мы жили в Коломне, в небольшом военном городке, затерянном среди соснового леса. Здесь было всего пять домов, а неподалёку, спрятанное среди деревьев, лежало маленькое озеро. Коломна сразу мне понравилась.
Мы оказались здесь не случайно – папу перевели из другого города в местный гарнизон.
Вообще, папа учился в военной академии в Ленинграде, а в 1934 году, когда я родилась, – её окончил.
Тут всё новое. Новый дом, новый двор… Какой он, интересно?
Я распахнула дверь подъезда и увидела тётеньку.
Тётенька тоже меня увидела и сказала, что она – наша соседка.
– Меня зовут Лида, мне четыре года, я из квартиры номер три! – выпалила я.
Соседка склонилась, как будто хотела получше разглядеть, и одобрительно кивнула. Сказала: «Будем знакомы!» Помахала рукой и зашла в подъезд.
А я зашагала по двору. Как там было живописно!
Всё вокруг было живое, всё щебетало, двигалось, пахло. Я гуляла во дворе, и мне никогда не было скучно. Двор каждый день был другим, открывался мне, как калейдоскоп, новой картинкой.
Я ловила кузнечиков.
Строила шалаш из веток.
Следила за муравьями, которые друг за другом бежали по стволу, как солдаты.
Собирала красивые камушки.
Мама вышла на работу секретарём и всюду таскала с собой печатную машинку – блестящего жука с длинными лапками. Я любила гладить её клавиши. Чуть нажмёшь – лапка дёрнется, хлоп! – и на бумаге появляется буква. Каретка вздрагивает, будто чихает, и послушно сдвигается вперёд.
Потом в нашей комнате устроили домашний детский сад: днём, пока родители работали, у нас собирались дети, и я с ними играла. Приглядывала за нами до вечера наша соседка тётя Зина.
Так шло время.
Летний день
В феврале 1941 года у меня появилась сестрёнка Шурочка. Мне было шесть, и я во всём помогала маме. Для меня это было так же привычно, как строить домики из подушек или слушать мамины сказки перед сном. Теперь у меня появилось ещё одно важное дело – это заботиться о сестрёнке.
Всё шло своим чередом, пока однажды, в жаркий летний день, папа не вбежал в комнату. Он сказал одно слово. Громко, отчётливо, будто ударил в колокол:
– Война!
Мама побледнела. А у меня внутри всё сжалось от какого-то нового, непонятного страха. Я ещё не знала, что это – только начало чего-то очень большого.
На перроне
Папу отправили служить в другой город, и в доме будто исчезло что-то важное. Я всё так же гуляла по двору – иногда одна, иногда с Шурочкой. Как и раньше, играла с пишущей машинкой, рисовала или играла. Вроде бы ничего не изменилось. Только папы не было рядом. Папу вызывали в нашу часть иногда, и тогда мы с мамой мчались туда со всех ног. Каждый раз он отдавал нам свой паёк и долго смотрел на нас, словно хотел запомнить.
А потом к нам переехали бабушка и дедушка, и мы стали жить все вместе в одной комнате.
Когда папа уезжал, я всегда провожала его до станции. Крепко держала его за руку и тайком поглядывала вверх, как будто видела его впервые. Он был таким высоким!
Я семенила рядом, а когда папа ловил мой взгляд, робко улыбалась. Хотелось запомнить всё: как шуршит его шинель, как пахнет папой – немного дымком, немного снегом. Как звучит его голос – тёплый и надёжный.
Когда мы подошли к поезду, он уже гудел и пускал густые клубы пара.
– Пора прощаться, – тихо сказал папа.
Вдруг, неожиданно для себя, я вцепилась в его шинель и с трудом, словно кто-то сдавил меня изнутри, закричала:
– Папа, ты можешь не уезжать? Мне так не хочется тебя отпускать! – и ещё крепче прижалась к нему.
Папа наклонился, обнял меня и тихо сказал:
– Милая, я скоро вернусь, а ты не расстраивай маму, помогай ей. Обещаешь?
– Обещаю, папа, – выдохнула я.
Он вошёл в вагон, поезд тронулся. Я стояла и смотрела ему вслед, пока дым не растворился в воздухе.
Домой я бежала в слезах, в горле словно ком застрял. Никому не сказала ни слова. Просто легла спать, крепко сжав кулачки под одеялом.
Знакомая тропинка
Этой же ночью над городом раздался вой – это был налёт немецких самолётов.
Я проснулась от страшного, незнакомого гула.
«У-у-у-у-у-у-у-у!» – рёв сирен звенел в ушах.
– Лида, бери подушку! В бомбоубежище! – скомандовала мама и вытащила из колыбельки сонную сестрёнку.
Мы побежали по улице, потом по знакомой тропинке. Раньше мы здесь с папой собирали землянику, а теперь тут только тьма и страх.
В склоне холма – распахнутая дверь. Люди исчезают внутри, и мы следом.
Темно, тесно, все молчат. Где-то гулко ухает взрыв. Сестрёнка хнычет, мама качает её на руках.
Налёты шли день за днём. В городе появились раненые. Они ходили по улицам – кто-то на костылях, кто-то в бинтах.
Вечером я услышала, как мама советовалась с соседкой, что взять с собой.
Я поняла: мы уезжаем.
Никто не знал на сколько. Мы просто закрыли дверь на ключ.
Бургутка
– Мама, мамочка, я забыла Бургутку! – закричала я. – Как же я его оставлю? Он же от папы!
У меня всё обрушилось внутри, ноги подкосились.
Бургутка – так звали моего плюшевого медвежонка. Коричневый, мягкий, с торчащими нитками на швах и маленьким пятнышком на голове. Я его так любила!
Мама грустно взглянула, и я поняла: назад не вернёмся.
На перроне ждал товарный поезд. Внутри деревянные полки, суета, прощания, слёзы.
Мы с мамой вошли, а я, прижавшись к ней, шептала:
– Как же Бургутка без меня?..
В деревне
Наш поезд мчался на Урал, к городу с загадочным именем Чебаркуль. Но мы не остановились там, а поехали дальше, в спокойную деревню Барановка. Она приютилась у озера Малый Мисяш, а рядом текла тихая Бишкиль. Природа там была дикая и очень красивая. В лесах вокруг бродили лисы, волки и, наверное, даже медведи.
Подселили нас к семье в небольшой домик, разделённый на две половины. У каждого была своя дверь. В одной части жила хозяйка с сыном Николаем, а другую отдали нам.
Целая половина дома – комната с низкими маленькими окнами! Ближе к двери у окон стоял стол, а вокруг него пять стульев. В углу прижалась кровать. А ещё тут была большая печка, топили её дровами, от того в комнате стоял острый запах сажи.
Дни наши в Барановке шли неспешно. Я помогала маме с Шурочкой или бабушке в огороде – хозяйка отдала нам несколько грядок, чтобы мы могли что-то посадить и прокормиться. Бабушка Пелагея Дмитриевна терпеливо учила меня вязать и шить. Иногда, улыбаясь, она ласково проводила тёплыми шершавыми ладонями по моим щекам и негромко говорила: «Лидуша».
А бывало, я увязывалась хвостиком за дедушкой. Дедушка мой Иван Маркович был крепкий, с длинными усами до самых ушей. С ним всегда было интересно. Он был настоящим охотником и рыболовом: то зайца подстрелит, то рыбину вытащит из проруби. С дедом не знали ни нужды, ни голода.
У нашей хозяйки в сарае жила корова. Зимой хозяйка замораживала молоко и хранила в сенях, как кирпичики. Иногда она делилась парой таких кирпичей, мы растапливали их, я пила и каждый раз удивлялась: