«Разве ты любишь?»
«Отстань, пожалуйста».
В преподавательской Ирина долго и пристально рассматривала Шуру, демонстративно молчала, словно хотела, чтоб он заговорил сам, и, в конце концов, когда он переоделся и собрал вещи, не вытерпела:
– Ты это видел, видел?
– Что я видел? – устало осведомился Шура.
– Лизу. Ну ты вообще молодец, она с тобой поговорила и прямо расцвела, – Ирина сделала паузу и добавила: – А я и не замечала, что она такая красавица.
– Мне пора, – сказал Шура.
На этот раз алый спорткар стоял прямо у входа во дворец спорта. Рядом с машиной красовался Ванечка, отчаянно гордясь и задирая нос. Шура устало вздохнул и подошел к нему.
– Воробей, ты че? – спросил он, невольно цитируя старый анекдот.
Ваня запыхтел, словно средних размеров паровоз.
– Ниче.
– Ну и все, – сказал Шура и врезал ему по носу. Ваня заорал громче, чем ледокол «Ленин» в полярном тумане, а Шура влепил ему еще и сам удивился, насколько легко это получилось.
– Ну и все, – повторил он и пошел прочь. За его спиной Ванечка захлебывался в нецензурщине и кровавых соплях, а Шура не мог объяснить даже самому себе, за что он вздул Воробушка, который сегодня, в общем-то, ничего плохого ему не сделал. Зачем?
– Зачем?
Лиза спросила тихо, но Шура услышал и обернулся. Она стояла рядом с подранком, который уже просто ревел, и смотрела на Шуру в упор, а взгляд ее был прежним – хлестким и взрывоопасным.
– Зачем? – повторил Шура. – Да откуда я знаю, зачем?
И он пошел дальше, но тут Лиза заговорила, и Шура остановился снова.
– Александр, осторожнее. Сегодня в твоем подъезде на тебя нападут трое наркоманов, ударят обрезком трубы и отберут рюкзак. Мой тебе совет: до девяти погуляй где-нибудь, не нарывайся. В девять они уйдут.
Шура оглянулся. Ванечка смотрел на него и злорадно ухмылялся: вот, мол, понял? Кровь придавала его физиономии совершенно неописуемое выражение. Лиза взирала с таким равнодушием, что Шура поежился.
– Осторожнее, – посоветовала она.
Разумеется, он не поверил ни единому ее слову.
Если бы за всякое предупреждение типа «Бог тебя накажет» Шура получал хотя бы по рублю, то давно бы купил себе дом в теплых краях и проводил время исключительно за чесанием пяток и пролистыванием «Плейбоя». Он начистил Воробью морду, или что там у птиц на месте лица, Лиза ему пригрозила, ну и все. Никаких обкуренных наркоманов, тем более что у него исключительно респектабельный подъезд на кодовом замке.
И только закрыв за собой дверь подъезда, Шура понял, что Лиза таки была права.
На площадке между первым и вторым этажом сгрудились абсолютно невменяемого вида малолетки, причем одного из них Шура вроде бы знал – пацан, кажется, жил в соседнем дворе и выгуливал ротвейлера, больше похожего на танк, чем на собаку. Каким-то краешком сознания Шура заметил, что цепляется к мелочам: ротвейлер, порванный рукав куртки одного из шпанюков, их здоровенные ботинки, которые Ванечка, кстати, именовал говнодавами… Подростки сидели вполне спокойно, один вообще спал, и Шура решил пройти потихоньку, тем более, родная дверь – вот она. И Лиза ошибется.
Он почти прошел, когда один из них схватил его за ногу и резко дернул.
Шура не удержал равновесия и свалился на лестницу, стукнувшись носом о ступеньку. Боль была такой, что на глаза слезы навернулись; Шура взвыл и тотчас же получил удар по голове чем-то тяжелым. Подъезд качнулся и растворился в серой пелене. Последним, что Шура запомнил, были руки, сдирающие с его плеча рюкзак.
Лиза не ошиблась, подумал он и потерял сознание окончательно.
– …сотрясения нет, гражданочка. Только оглушили…
– …развелось быдла, не пройти нормальным людям…
Шура кое-как открыл глаза. Мама сидела рядом, держа его за руку, а носатый мужчина в белом халате закрывал чемоданчик с инструментами. Лиза не ошиблась.
– Как дела, браток? – спросил носатый.
Шура пощупал языком зубы: вроде бы целы и не качаются, но дотрагиваться все равно неприятно. Почему так бок-то болит?
– Кажется, ничего, – произнес Шура. – А что такое?
Носатый рассмеялся, обнажив крупные разлапистые зубы.
– Повезло тебе, что мы к твоей соседке по вызову приехали. Пугнули этих. А то бы забили тебя, я таких знаю. Что в сумке-то было?
Шура закрыл глаза. Туфли, еще почти совсем новые, футболка, брюки – ерунда, в общем-то. Набор дисков и бумажник – вот что по-настоящему жалко.
Лиза не ошиблась.
Интересно, если бы он не побил сегодня Ваньку, напали бы на него гопники или нет?
При дворце спорта недавно открылся кабинет иглоукалывания и восточной терапии. Там-то Шура и обнаружил Лизу.
Она лежала на высокой кушетке, слушая музыку для релаксации; меланхоличный доктор-кореец неспешно утыкивал ее спину длинными иглами. В кабинете пахло травами. Видимо, из-за этого запаха злость Шуры моментально увеличилась в размерах раза этак в два.
– Выйдите, молодой человек, – спокойно порекомендовал доктор, когда Шура открыл дверь с пинка и ввалился в кабинет. Шура ощутил пульсацию боли в шишке, оставленной на затылке наркоманами в память о приятном свидании, и решил, что его отсюда выведут только с нарядом милиции.
– Как ты это сделала? – спросил он.
Лиза устало вздохнула.
– Андрей Анатольевич, на юношу нервы напали, – объяснила она. – Вы бы нас оставили, от греха, минут на десять.
– Тебе виднее, – с той же невозмутимостью сказал доктор и удалился, вынув из кармана пачку сигарет. Шура выдернул из-под стола врача табуретку и сел так, чтобы быть с Лизой носом к носу.
– Так как ты это сделала? Друзей подговорила, чтоб мне за Воробья звездюлей навешали?
Лиза демонстративно отвернулась и принялась разглядывать плакаты на стенах. Тогда Шура взял ее за волосы и развернул к себе.
– Я сейчас все эти иголки молотком заколочу, – пообещал он. – Говори давай, как ты это сделала, не зли.
– А почему ты не послушался? – вопросом на вопрос ответила Лиза. – Они бы ушли ровно в девять, – она сделала паузу и с достойным Ванечки ядом добавила: – Попа бы сейчас не болела.
– То есть это все-таки твоих рук дело!
– Саша, ты ведешь себя неадекватно.
– Да, неадекватно! Меня избили и ограбили по твоей наводке, а ты еще ждешь от меня хороших манер?
Лиза приподнялась на локтях и посмотрела ему в глаза. Под этим взглядом Шура покраснел и разжал руку. К пальцам прилипло несколько огненных волосков; он машинально их стряхнул.
– Извини. Я просто… – он потер лицо ладонями, сжал виски. – Я правда не в себе. Ты сказала, что… Как, откуда?
– Много украли? – сочувствующе спросила Лиза. Шура шмыгнул носом.
– Диски жалко.
Холодные пальцы скользнули по его голове, нащупали шишку; Шура понял, что еще чуть-чуть, и он расплачется. И еще ему не хотелось, чтобы она убирала руку.
– Больно?
Он закивал. Пальцы пробежались по шишке и вдруг нажали так, что Шура охнул. Но боль прошла сразу. Действительно прошла, словно и не было никакой шишки.
– Ладно, Шур. Поверишь, не поверишь – дело твое. Я ведьма. Квалификация – провидчество. Так что еще утром я знала, что ты поколотишь Ваню, а потом вздуют уже тебя. Не потому, что я хочу или не хочу этого, а потому что все работает по закону сохранения энергии и вещества. Ты физику учишь, должен понимать.
Шура закрыл глаза. Она ведьма. Квалификация – провидчество. Что ж, это все объясняет, но разве ведьмы бывают? Ведьмы, пророчества, как статьи в желтой прессе: «Мою соседку изнасиловал инопланетянин»?
Но ведь она на самом деле знала. А в тот вечер ждала, когда он выйдет, поругавшись с мамой – и снова не ошиблась.
Это важно?
Нет. Неважно.
С минуту они сидели молча, потом Лиза убрала руку, и Шура внезапно ощутил прилив такого острого и неожиданного одиночества, какого никогда не испытывал раньше.
– Я люблю тебя, – произнес он, и сказать это было не труднее, чем ударить Воробья. – Это тоже входит в твои возможности?
Это важно?
– Нет, – ответила Лиза. – Это единственное, что я не могу.
Вернувшись с перекура, Андрей Анатольевич открыл дверь кабинета, но отчего-то заходить не стал, а наоборот, затворил ее снова и перевернул табличку с надписью «Добро пожаловать» обратной стороной – «Извините, закрыто».
Домой Шура шел, пошатываясь, словно после хорошей выпивки. У него кружилась голова, и он не совсем понимал, куда идет – но ему было хорошо. По-настоящему хорошо. Куртку он так и не озаботился застегнуть, и весенний ветер приятно остужал сквозь свитер разгоряченную грудь.
Он чувствовал себя бабочкой, которая долетела-таки до огня и теперь полыхает в нем, не сгорая. Колдовское пламя… ведьма она, или не ведьма – какая разница? Шура был с девушкой всего один раз и сейчас не мог представить даже ее лица, настолько был тогда пьян, но сегодняшний час с Лизой отпечатался в его памяти во всех деталях, словно цвета, запах и звуки обострились в окружающем мире до последней степени, чтобы затем рассыпаться – ярким песком, мозаикой, дробленым мазком. Шура помнил дух какой-то медицинской книги, которую они безжалостно смяли, запах Лизиной кожи – чай, она пахла зеленым чаем! – и аромат увядающей розы, устилающей лепестками подоконник. Шура помнил свое прерывистое сбивчивое дыхание и хриплый шепот Лизы ему на ухо: тхор туми а фала форам, тхор туми а сунг, и неожиданно резкий телефонный звонок, услышав который, он стал двигаться быстрее, но Лиза прошептала: «Не спеши», и он послушно замедлил ритм. Его пальцы помнили мягкую текучесть ее волос и тепло кожи, и форму некрасивой глубокой вмятины под левой грудью. И каждая клеточка его тела запомнила тот болезненно острый и сладостный миг, когда он кончил, и Лиза, обняв его за шею, едва слышно вымолвила:
– Спасибо.
У подъезда Шура сел на лавочку. Похлопал по карманам в поисках сигарет и вспомнил, что не курит. Рассмеялся. Лиза… черт возьми, да! Да, Лиза, всегда да – на все вопросы.