Шура покраснел.
– Отвечает.
– Весна, – глубокомысленно прокомментировал Гамрян. – Гормоны бьют, и в основном по голове. Вы как думаете сессию сдавать при подобных раскладах?
Шура повел плечами.
– Я все пропущенные лекции переписал.
– Переписал, – скривился Гамрян. – А лабораторные? А практика? – он сделал паузу и спросил: – Девушка-то с нашего факультета?
– Н-нет, она ни с какого факультета, – промямлил Шура. А ведь и вправду, где же она учится, если вообще учится?
– Как зовут?
– Лиза Голицынская, – произнес Шура. И тут декан его здорово удивил, потому что странно улыбнулся и сказал:
– Что ж вы сразу не сказали, Саша? Вопрос снят, можете быть свободны.
Шура сел вторично. Хотя по-прежнему сидел.
– А… вы разве меня не исключаете?
Гамрян развел руками.
– Конечно, нет. Раз тут такие люди. Идите. Елизавете Анатольевне привет.
Шура встал и пошел к выходу. В дверях Гамрян его окликнул:
– Кстати, увидите этого Крамера, передайте, чтобы зашел. У него прогулов побольше вашего наберется.
Шура кивнул.
– Он с Лизой работал. Оттуда и прогулы.
Декан вопросительно заломил правую бровь.
– Кем работал, фамилиаром?
– Не знаю.
– Ладно, идите.
Шура вышел в коридор и начал спускаться по лестнице, задумчиво хлопая ладонью по перилам. Какой тесный город, все друг друга знают, оказывают важные услуги и имеют связи. Как связан Гамрян с Лизой? И ведь связан, иначе бы не отпустил Шуру вот так запросто, едва услышав ее имя. Какой тесный город.
Уже на улице Шура достал мобильник, автоматически заметил, что пора класть его на подзарядку и выбрал в телефонной книжке номер Лизы.
– Тебе привет от Геворга Ашотовича, – сказал он, когда услышал ее голос. – Большой и горячий.
Лиза усмехнулась.
– Ему тоже. Если тебя не затруднит.
Двое студентов-индусов, учившихся на химико-биологическом, остановились рядом с Шурой покурить. «Вот смешно получится, если они тоже знакомы с Лизой», – подумал Шура и спросил:
– Откуда вы друг друга знаете? Если не секрет.
– Не секрет, – беззаботно ответила Лиза. – Гамрян – знающий маг второго посвящения. Самый крутой в области. А ты что подумал?
Что ты была его любовницей, подумал Шура и ответил:
– Да так, грешным делом.
– Головой надо думать, – иронично, однако беззлобно посоветовала Лиза. – А не грешным делом. Ладно, в студии увидимся.
И в трубке раздались гудки. Некоторое время Шура рассматривал мобильник с одной только мыслью в голове: декан их факультета знающий маг. Вот откуда его прозорливость. Все всегда оказывается так просто. А вздумай Шура рассказать об этом хоть кому-нибудь? Быстро ли его повезут в дурдом?
В институтские ворота вошел Ваня. Прежде самоуверенный и нахальный, теперь он стал каким-то тусклым и пришибленным; Шура вспомнил Воробушка, привидевшегося ему во время посвящения Лизы и ощутил внезапную острую жалость.
– Тебя Гамрян вызывает, – сказал он, когда Ваня подошел поближе. – Исключать за прогулы будет.
Воробушек тоскливо посмотрел на Шуру и вздохнул:
– Ну и пусть. Мне все равно.
Шура обалдел в третий раз за последние полчаса.
– С ума сошел? – поинтересовался он.
– Тебе-то что? – бесцветным голосом осведомился Ваня. – Иди давай к своей ведьме, удачи вам.
Шура вспомнил: детская фотография, бедно одетый мальчик напряженно смотрит в объектив. Весь гонор и вся великолепная наглость Воробья исчезли в неизвестном направлении – сейчас перед Шурой стоял совершенно несчастный второклассник, которого не любили учителя и били старшие школьники. «Я его тоже лупил», – подумал Шура, и его жалость сменил стыд.
– Вань, ты что? – ошарашенно спросил Шура. – Какое «все равно», в армию улетишь ведь.
Ваня шмыгнул носом и отвернулся.
– Вот когда она тебя использует и выкинет, тебе тоже будет все равно, армия или что, – дрожащим голосом ответил он, и Шуру накрыло: депрессия, мрак, искушение бритвы на венах – такое сильное, что не дает дышать. – Валяй, думай, что ты ей нужен. А на самом деле…
Он провел ладонью по глазам и пошел к дверям университета. А ведь вполне возможно, подумал Шура, и перед глазами вспыхнуло: раковина в кровавых потеках, неумело искромсанная рука, нож для резки бумаг на кафеле. Она ведьма, и любить ее опасно. Что же получается, Воробей любил? И получил от ворот поворот?
В лужах прыгали солнечные зайчики. Точно такие же, как и на лезвии.
На занятие Лиза не пришла. Сбросила сообщение о том, что будет весь вечер в клубе и пожелала успехов – Шура мысленно матернулся и с досады выбрал для занятия ча-ча-ча, танец, который стойко не любила вся группа. Пусть будет плохо всем, не только ему.
«Валяй, думай, что ты ей нужен. А на самом деле…»
Что? Шура стоял у станка, смотрел на танцующих – основной ход, раскрытие, поворот, бегущая дорожка тасовались, как карты в колоде – что, Ваня? Слишком много странных загадок, слишком много тьмы и боли, все это слишком, но без Лизы он уже не сможет. Любовь? Разве мы любим воду, которую пьем?
«Удачи вам», – откликнулся Ваня из его памяти. А ведь он общался с Лизой больше Шуры, значит, ему сейчас больнее. Каково это – потерять ее? Понимать, что не нужен ей? Шуре вдруг стало холодно, хотя в зале царила тропическая жара. Возможно ли: бросить все, уйти первым, не вернуться – почувствует ли она хоть что-то? Студийцы танцевали где-то вне его понимания, удивляясь тому, что тренер постоянно смотрит куда-то мимо них; Ирина проскользнула в дверь, наградив Шуру изумленным взглядом – он не думал ни о ком.
После занятия Шура подумал и пошел в «Город», благо идти было всего два квартала, а апрельский вечер выдался на редкость теплым и ласковым. Шура брел по дороге, закинув за спину новый рюкзак, и размышлял, о том, что скоро увидит Лизу.
В «Городе» Шура ни разу не был (если не считать тогдашней встречи с Лизой в предбаннике), и клуб ему понравился, хотя он не слишком любил ранний накал танцевальных сессий. Сейчас же вечер только начался, на танцполе крутились самые заядлые клабберы, и ди-джей не спешил заводить публику, включая что-то очень незатейливое – под такое танцевать и не особо хочется. Шура узнал у охранника, где можно найти госпожу Голицынскую и прошел на второй уровень, в VIP-зал. Здесь было очень уютно, за столиками уже расположились посетители, и сновала бесшумная и ненавязчивая обслуга. Лиза сидела на диванчике в углу. В полумраке Шура не увидел ее, но понял каким-то шестым чувством, что она там.
На мгновение его захлестнуло. VIP-зал стал широким и светлым – бальным, откуда-то издалека донеслось пение птиц и удивительная музыка.
«Эйфория, – подумал Шура. – Словно умирал от жажды в жаркий день, а тебе дали холодной воды».
Он пошел через зал по прямой, словно его вели на тонкой металлической нити, понимая, что скучал – банально и просто.
Лиза ела виноград, отрывая крупные ягоды от кисти. На диване рядом лежал Ваня, пристроив голову на ее коленях. Шура увидел, что его левая рука забинтована до локтя. Неужели Лиза боялась этого – Шуру, который будет плестись за ней и кромсать непослушные скользкие вены тупым ножом в вонючем сортире?
– А, Дылда заявился, – протянул Ванечка, и Шура понял, что тот пьян, а возможно, и под кайфом. – Давай, присоединяйся. К нашей. Милой. Компании. Ведьма Лиза и ее мужчины.
– Заткнись, – равнодушно посоветовала Лиза. – Мужчина.
Шура сел напротив. Ванечка недовольно зыркнул на него странно блестящими глазами, но ничего больше не сказал.
– Воробей-то наш хотел с собой покончить, – сообщила Лиза с такими интонациями, словно речь шла о том, что Воробей собрался купить пачку чая. – Хорошо еще охраннику по нужде приспичило, а то бы… Не дай Бог, конечно.
«На его месте мог бы быть ты, – ожил внутренний голос. – Пришел бы в клуб пораньше, когда еще никого там нет, зашел бы в сортир и стал препарировать солнечных зайчиков от запястья до локтя. И думал бы о том, что она обязательно увидит, когда санитары будут выносить тебя вперед ногами, и, может быть, пожалеет… Ванечка трус по большому счету, а ты бы успел, успел. Составил бы потом компанию тому парню – страна мертвых не самое плохое место, если вдуматься».
Шура зажмурился.
– Как прошло занятие? – поинтересовалась Лиза. Шура вдруг почувствовал, что дико устал, будто весь день разгружал уголь, причем без лопаты, а прямо горстями.
– Ча-ча-ча, – ответил он. – Ты не любишь.
И понял, что последняя его реплика почти не имеет отношения к танцу.
– Это ты учишь чаче? – подал голос Ваня. – Бли-ин, Лиза, это цирк. Он же тормоз, куда ему.
– Зато ты, как я поняла, не в меру шустрый, – нахмурилась Лиза. – Рука болит?
– Немножко.
– По голове бы тебе надавать за такие дела, да руку жалко отбить.
Ди-джей наконец поставил музыку поживее. Шура взглянул Лизе в глаза и подумал, что ей тяжело. Невыносимо тяжело. Она как будто волокла на себе весь сегодняшний день, всю его боль и радость. Шура не удивился бы появлению на ее руке стигматов, похожих на Ванины порезы – связь со всем миром обязывает, знаете ли.
– Как ты? – спросил Шура. На несколько секунд Лиза закрыла глаза.
– Не очень, Шура. Еще этот вот… птенец. Удумал.
– Я не птенец, – сразу же откликнулся Ванечка, и Шуре почему-то захотелось как следует дать ему по заднице.
– Ты зачем вены резал, дурик? – осведомился он. Ваня фыркнул.
– Шел бы ты знаешь, куда? Тормоз, блин. Два метра против ветра.
Лиза вынула из кармана пачку тонких сигарет и закурила. Шура почему-то знал, что будет дальше: они посидят так еще минут десять, а потом Лиза отвезет Воробушка домой и сдаст на руки родителям, которые будут ругать ее ведьмой и шлюхой, доводящей приличных мальчиков до суицида. А приличный мальчик Ваня будет держать ее за руку и радоваться тому, что она рядом, думая: ну и ладно, ну и пусть, зато она не прогоняет.