– Почему ты мне не рассказал? – спросил я, ворвавшись в комнату.
Отец не отрывался от работы.
– Уходи, парень.
– Нет, – сказал я. – Не уйду. Я не буду прятаться от правды. Я не повторю твоих ошибок.
Он снял очки и взглянул вверх, его лицо было полно презрения.
– Вы, дети, скрывали от меня правду. Если бы вы только…
– Только что? – Я стиснул зубы. – Притворились, что мать не умерла? Делали вид, что наша жизнь была прекрасна без нее? Что мы не потеряли и тебя той ночью? Что наша семья не распалась?
Отец покачал головой, кожа у него была бледная, под глазами темные круги, дыхание хриплое. Он всегда выглядел таким болезненным? Или я заметил это только сейчас?
– Я сделал все, что мог, – произнес он. – Вы, кажется, думаете, что только вы потеряли самого важного человека в своей жизни. Но я тоже потерял ее.
– Из-за одержимости нашей семьи тайнами и ложью Лета теперь никогда не выйдет на свободу.
Отец выглядел так, будто я ударил его.
– О чем ты говоришь?
– Регентство, – возмутился я. – Они изменили закон. Любой, кто арестован за преступление со смертельным исходом при использовании эдема, немедленно приговаривается к пожизненному заключению в Вардине. У Леты не будет еще одного слушания.
Я ожидал, что отец стукнет кулаком по столу, встанет и будет сражаться вместе со мной. Но он ссутулился в своем кресле.
– Тогда мы больше ничего не можем сделать.
– Ничего? – спросил я. – Твоя единственная дочь заперта в этом месте за преступление, которого она не совершала! И ты хочешь сдаться?
Отец взглянул на меня своими темными глазами.
– Я, скорее всего, потеряю свою должность. Я умолял тебя держаться подальше от Вардина. Умолял вас обоих отпустить смерть матери. Потому что хотел, чтобы вы жили своей жизнью. Не желал, чтобы вы были заперты в клетке со своим горем так же, как я! – Его низкий голос был похож на рычание.
– Гнев неуместен, отец, – сказал я. – Ты должен злиться на Регентство за то, что оно скрыло смерть матери, а не на меня и Лету за то, что мы желаем знать правду.
Отец снова покачал головой.
– Неважно, что случилось с твоей матерью той ночью, – сказал он. – Результат останется тем же.
– А как же справедливость? Если маму убило Регентство или халлен, то мужчина, которого заставили признать себя виновным в ее смерти, был невиновен.
Отец фыркнул.
– Справедливость – это иллюзия. Маска, которой мы прикрываем свое горе. Снимешь ее, и боль будет видна всем вокруг.
Я схватился за стол отца, чтобы не упасть на пол.
– Ты судья. Ты не можешь просто взять и поверить в это. – Последние семь лет я верил, что правосудие – единственный способ справиться с болью от потери матери.
Отец провел руками по лицу, и я понял, что он плачет. Я никогда не видел, чтобы он проронил хоть слезинку. Ни разу.
– Жизнь будет продолжаться, – сказал он. – Мы научимся жить с пониманием, что твоя сестра находится в Вардине, так же, как научились справляться со смертью вашей матери.
– Я… – Но я не мог выдавить из себя ни слова.
Он действительно разочаровался в Лете.
Мои кости как будто превратились в желе. Мышцы казались тяжелыми, словно камни. Я едва смог поднять голову, чтобы сказать:
– Ты ошибаешься.
Отец наклонился вперед, выражение его лица смягчилось.
– Нет, Кайдер, не я. Я целыми днями нахожусь в зале суда. Я провожу свою жизнь среди людей, которые потеряли все. И я говорю тебе, что единственный способ двигаться дальше – отпустить ситуацию. – Он на мгновение закрыл глаза. – Это единственный способ выжить. Теперь пришло и ваше время пойти этим путем.
Я отшатнулся. Как бы мне ни хотелось разочаровываться в Лете, я знал, что кое-что из того, что говорил отец, было правдой. Вардин не был тем убежищем, каким я его себе представлял с тех пор, как окончил исправительную школу. Он не олицетворял справедливость и мир. Это было извращенное учреждение, которое не знало разницы между невиновностью и виной. И теперь, когда Регентство встало у власти, Вардин стал чем-то гораздо более зловещим. Оплотом лжи.
Я поднялся по лестнице в свою комнату и сорвал плакаты и чертежи Вардина со стен. Я не хотел напоминаний о том месте, которое забрало у меня мою семью. Это было место, где власть имущие могли делать все, что хотели, без каких-либо последствий. Мой отец, моя сестра и Греймонд заплатили чудовищную цену за желание найти правду.
И Регентство сделает все, чтобы это осталось в тайне.
Без справедливого суда Лета и Эль проведут свои жизни взаперти за преступления, которых они не совершали. Я чувствовал себя беспомощным, словно тоже был узником Вардина.
Я едва мог перевести дух.
Что мне делать? Как я могу жить в мире, в котором нет моей сестры? Хоть за последние несколько лет мы и разошлись, она всегда была рядом, и я думал, что так будет всегда. Что еще я мог сделать? Без отца и Греймонда я был бессилен.
Я был высокомерным мальчиком, который нырнул в океан с монстрами.
И меня съели заживо.
Глава 32. Кайдер
Я просидел в кресле, уставившись на голые стены, до конца ночи. Я не мог придумать, как помочь Лете. Я даже не мог заставить себя сдвинуться с места.
В четверг утром в дверь постучали.
– Кайдер. – Это была Нарена. – Могу ли я войти?
После того как я не ответил, она открыла дверь. Девушка держала в руках серебряное блюдо с горячими оладьями с ягодами торлу и сливками, а также стакан молока.
– Твои любимые. – Она робко улыбнулась.
Когда я промолчал, она сказала:
– Их делала не я, если тебя это беспокоит.
Она поставила поднос на тумбочку.
– Мне очень жаль, Кайдер. – Нарена села на край моей кровати. – Я слышала о новом законе. Это крутят во всех новостях. И мне жаль, что меня не было рядом, чтобы помочь. Мне жаль…
– Почему тебя не было? – Я повернулся к ней лицом. – Никто не воспринял всерьез мои показания, потому что я брат Леты. Нам нужен был кто-то беспристрастный. Ты была нужна нам, нужна мне.
Слезы наполнили глаза Нарены, и ее янтарная кожа покраснела.
– Я испугалась! Агент Регентства пришел ко мне домой и сказал, что если я дам показания, моя мать исчезнет. Мы оба знаем, что это не было пустой угрозой.
– Если бы ты рассказала мне, – ответил я, – Греймонд мог бы сообщить судье, что Регентство причастно к давлению на свидетелей.
– У меня не было доказательств! Ты бы рискнул безопасностью своей семьи?
Я отвернулся.
– Моей семьи больше нет.
Нарена покачала головой.
– Это не конец.
– Так и есть. – Я застонал. – Что еще я могу сделать? Никаких слушаний. Никаких апелляций. Дело сделано. Из-за меня Лета проведет остаток своей жизни в тюрьме.
Нарена в замешательстве покачала головой.
– Из-за тебя?
– Потому что я подвел ее!
Нарена опустилась на колени рядом с моим стулом, заставив меня смотреть ей в глаза.
– Не подвел, Кайдер. Ты не несешь ответственности за то, что случилось с твоей сестрой. Ты сделал все, что мог, и Лета это знает.
– Это не меняет результат.
– Я знаю. Что я могу сделать?
– Ты рассказала своей матери о халлене?
Она покачала головой, длинные темные волосы девушки колыхнулись возле ее лица.
– Нет. Ты сказал мне не делать этого.
– Поверила бы она тебе, если бы ты ей рассказала? – спросил я. – Может быть, она может написать анонимную статью?
– Газеты уже много лет писали такие репортажи и отзывы, – пожала плечами Нарена. – Их всегда опровергает эксперт из Регентства.
Она была права. Мы использовали такие отчеты в качестве доказательной базы в деле Леты. Доказательства, которые нельзя было бы использовать снова, даже если бы были разрешены повторные судебные разбирательства.
– Принцесса – единственный человек, который может изменить закон, – сказал я. – Она единственная, кто может отменить то, что сделало Регентство.
– Конечно, Регентство не может менять такие законы, – она щелкнула пальцами, – вот так.
– Могут, если они во главе правительства. – Я нахмурился. – Мы ничего не можем сделать.
– Хочешь сдаться? Это не похоже на тебя.
Я усмехнулся.
– Ты сдалась раньше меня. Ты знала, что не сможешь бороться с Регентством, пока я был слишком упрям, чтобы признать – я переоценил свои возможности. Но не сейчас. Теперь я знаю, за что борюсь.
Нарена слегка улыбнулась мне.
– Упрямство – одно из твоих лучших качеств.
Я не засмеялся.
– Это значит, что я оттягиваю неизбежное. – Я откинулся на спинку стула и продолжил смотреть в окно. – Прости, Нарена. Во мне больше не осталось запала.
Нарена пробыла в моем доме до комендантского часа. Ничто из того, что она сказала, не могло изменить моего мнения. Когда заснуть не удалось, я направился через холл в спальню Леты и открыл дверь. Я был удивлен, обнаружив, что ее комната окутана тьмой: в светильнике отсутствовала лампочка. Усмехнувшись, я сел на край кровати Леты.
Мистер Роланд был прав: мы не контролировали Лету. Мы никогда не могли этого сделать. Непокорность и любознательность были частью ее существа.
Я смотрел, как эдем течет сквозь окружающие меня тени. Как же легко было получить к нему доступ в собственном доме, вдали от бдительных глаз Регентства. У меня возникло искушение дотянуться до эдема, заставить магию выполнять мои приказы. Чтобы изменить мою судьбу. Судьбу Леты. Судьбу Эль.
Но это лишь затолкнет меня самого в тюремную камеру.
Эдем не был решением. Никогда.
Я вышел из спальни Леты, закрыв за собой дверь.
На следующее утро я проснулся оттого, что кто-то выкрикивал мое имя.
– Кайдер! – позвал голос снаружи. – Кайдер! Впусти меня!
Я боялся вынырнуть из омута сна. В своих снах я был в блаженном неведении о реальности, которая теперь обрушилась на плечи.
– Кайдер! – настаивал голос. – Если ты не спустишься, то я поднимусь сама.