— Благодарю! Ну вот, спичек всё равно нет… От фонаря не хочу — некрасиво.
— Раздайте клинки! — предложил Бугаев, обратив внимание на футляр в руках Розанова.
Девушка обратилась к мужчинам:
— Я взяла урок фехтования, перед тем как…
— Что же, один только урок? — уточнил у неё Вольский.
— А зачем больше? — делая большие паузы, отвечала запыхавшаяся Мариэтта. — Фехтмистр говорил, я схватываю приёмы на лету.
— Василий Васильевич, ссудите средство защиты и нападения! — торопил поэт.
— Нет, Боря, вам я не доверю холодного оружия. Мариэтта, душечка, возьмите клинок. Второй — Коле.
Поэт вложил в губы тоненькую сигаретку, зажёг, влажно заплюмкал ртом, раскуривая.
— Боря, у вас есть спички?!.. Чего же раньше молчали?
Поэт дёрнул плечом.
Вольский процедил в усы что-то неразборчивое. Розанов сочувственно коснулся его плеча:
— Сдерживайтесь, Николай Владиславович. Боринька не злой. У Бориньки — «характер».
Помолчали. Вдруг меньшевик взмолился:
— Василий Васильевич, давайте бросим эти круги! Груз мешает в драке.
— Ни в коем случае! — вскинулся Розанов. — Товар денег стоит!
Минцлова проломила очередную дверь и, не полагаясь более на личард, двинулась на героев, угрожающе помахивая лорнеткой.
Мариэтта в далёком выпаде выбила кончиком шпаги зрительный прибор из фокуснических пальцев Минцловой. Вещица сверкнула вырвавшейся на свободу птичкой и разбилась о стену.
Тут Анна Рудольфовна сунула руку в горловину своего балахона, рванула с цепочки египетский амулет. Вдела сосиску указательного пальца в венчающее крест кольцо и обломила столбик с перекладинкой.
Не сводя с противницы глаз, меньшевик сообщил:
— Берегитесь, теперь у неё крохотный кастетишко — отравленный, вероятней всего.
— Тут — другое, — ответил Розанов уголком рта. — Ритуал. Кощунство свершилось.
— Проглочу… как кит Иону… — прогудела Минцлова, раздуваясь как жаба.
— А вот мы гарпуном!.. — продребезжал смехом Розанов. — Или в сеть! Боря, отступите нам за спины.
— Никогда не прятался в тылу, — нервно крикнул Бугаев.
— Задавлю… — стонала теософка, и своды пещеры отвечали ей эхом. — Паровым катком проедусь.
Мариэтта пролепетала, от страха прикрыв глаза:
— Не приведи Бог в старости настолько раздаться в боках!..
Из группы личард выпрыгнул человек в оправе без стёкол, замахнулся… Бугаев судорожно вздохнул в рухнул как подкошенный.
— Испищался, цыплёночек! — загрохотала теософка.
Соратники утащили контуженного Борю в нижележащий подвал, закрыв за собой мощный люк.
Наверху крушила и топтала деревянные перегородки Минцлова — кракен, выбросивший своё бронированное тело на берег. Бугаев лежал пластом. Мариэтта в отчаянии всплёскивала над ним руками.
Розанов сел на выступ стены, тяжело вздохнул. Прикрыл глаза, тёр переносицу. В голову лезло сплошное уныние. Свет померкнет. Мир кончится. Раб на аверсе закатившегося под стол дублета будет вести в пыльную темноту лошадь, на которой восседает император. Ну уж нет, мы ещё поживём, потрясём животишками, сварим малиновое вареньице, выхлебаем мильон самоваров чая!
— Зори! — лепетал Боря. — Во всех четырёх сторонах света! Атомные зори, лучевые хвори!
— Бредит? — спросил Розанов.
Вольский ухмыльнулся:
— Боря в своём обычном состоянии.
— Да-да. Он всегда таков, — подтвердила Мариэтта, смахивая набежавшую слезинку.
— Каков? — подхватил Боря. — Остров Каков!
— Это волшебный остров, который Боринька придумал ещё прежде, — прошептала девушка, прижав кулачки к груди. — Для меня придумал…
— А теперь пользуется пляжем в одиночку, — подытожил Вольский.
Розанов пытался привести поэта в чувство.
— Вас, Мариэтта, не смущает, что Боря то и дело со вздохами поминает жену поэта Блока? — шепнул Вольский.
— Ну и что же… Кто-то лешего поминает, Боринька — эту стерву.
Внезапно Боря сел и поглядел на соратников осмысленно, во всяком случае — не менее осмысленно, чем обычно. Знаком предложил соратникам приблизиться. Четыре головы заговорщицки склонились: смоляная шевелюра, воздушный белый пушок, утянутые в косы чернолаковые нити и окружённая венчиком седеньких волос лысинка едва ли не соприкоснулись.
Розанов отстранился и фальцетно воскликнул:
— Чистой воды безумие!..
— Нет. Это — Боря Бугаев в своём репертуаре, — улыбнулся Вольский.
— План, гм… авантюрный.
Минцлова пробила стену и надвигалась вылитой «командоршей» — огромная, отяжелевшая. Грохали каменные ножищи. Подол инеющего блёстками чёрного балахона листовел металлом. Меньшевик стрелял, всё без толку — пули отскакивали от чугунных телес. Одна из пуль срикошетила дважды — от чугунной плоти и каменной стены, чтобы случайно поразить укрывшегося за Минцловой личарду. Вольский перехватил «бульдог» за ствол — барабан опустел, но оружие могло сойти за дубинку, не против теософки, так хотя бы против её личард, показавшихся из-за своей живой баррикады, едва поняли, что боеприпасы у меньшевика иссякли.
Минцлова торжествующе проревела:
— Только чрез океан возможно изгнать меня из мира живых!
— Ага-ага, — с готовностью согласился Розанов. — А ты попробуй из Геннисарета выберись.
По договорённости Вольский замком из пальцев обеспечил опору. Бугаев с каучуковым грузом на вытянутых руках вскочил на подножку, — але гоп! — кувыркнулся в воздухе, уронив Минцловой на плечи круги, сложенные блинной стопкой. Меньшевик поймал мелькнувшие в воздухе газовые баллоны и сбросил большими пальцами проволочные защёлки, удерживающие питающие клапаны. Шланги заизвивались змеями. Каучуковые блины пухли. Башенка из массивных оранжевых бубликов обстала Минцлову, в мгновение ока сделав своей узницей.
Анна Рудольфовна задавленно вскрикнула, потеряла равновесие и мягко упала, со своеобразной упругой грацией.
Налёгши втроём, мужчины покатили валик. Мариэтта следом несла фонари.
Личарды взвыли и бросились вслед похитителям своей атаманши.
Минцлова ещё раздалась в боках, но первосортный бразильянский каучук выдержал. Она честила недругов на все лады:
— Эфиопы! Рожи!.. Попляшете!.. Орангутанги! Сотру!..
Каток подпрыгнул на камнях, изнутри донеслось потрясённое уханье. Поток ругательств на минуту прекратился.
Личарда восстал на дороге, растопырив руки наподобие шлахтбаума на переезде через «чугунку». Как умудрился их обойти? Наверное, по какому-то параллельному коридору. Мужчины согласно умножили усилия и с разгону сбили, переехали катком. Оглушённый пропылившейся резиной личарда извивался на земле, как раздавленный дождевой червь.
Действительно, ряд кругов, нанизанных вместо оси на Минцлову, был схож с составленным из резиновых шин цилиндром пневмоколёсного парового катка — такими выжимают влагу из заболоченной почвы, трамбуют её перед прокладкой дороги или закладыванием фундамента.
Катакомбы сменялись каменоломнями, те уступали карстовым пещерам, ведущим в разломы геологических напластований.
Как всегда вовремя Боря захотел вытереть пот, и резиново-минцловский валик вырвался из рук, укатился вперёд, подпрыгнул на камушке и ухнул под горку. Спохватившись, соратники ринулись вдогонку.
Одно колесо звучно хлопнуло, обмякло за считанные секунды и зашлёпало по земле.
— Минцлова исхитрилась воздух спустить!.. У неё же кольцо с шипом. Что делать?
— Толкать сильнее! — ответил поэту Вольский.
— А ежели ещё до какого круга дотянется?
— Ну-ка, постой!
Схватившись за испустивший дух круг, Вольский натянул его до предела возможного, для чего упёрся в спину теософки ногой. Завязал каучук великанским бантом.
— На сколько-то времени узел её сдержит! Гоним дальше!
— Извивается! — прокомментировал Розанов. — Чтоб ей ни дна, ни покрышки!..
— Василий Васильевич, будет Минцловой дно. Океаническое!
Из валика донёсся фуриозный визг.
Василий Васильевич болезненным голосом предупредил:
— Сужается проход. Не пройдёт!
— А мы крайние круги — шпагой! — разудало крикнул Вольский.
— А как выберется?..
— Не успеет!
Мариэтта пискнула:
— Вдруг Анна Рудольфовна пятками упрётся в стенку, застопорит каток?
— Не подавайте идей теософке! — обеспокоился Розанов.
— Заставим коленки подогнуть! — уверенно ответил девушке Бугаев.
Через слои резины и воздушную прослойку пробился рёв:
— Заставят они, как же!
Бублики пошли вразнобой — из них пыталась вывернуться живая ось. Высунувшиеся стопы щупали в пространстве упор. Мариэтта сделала мужчинам знак притормозить. Лягнула минцловские ножищи, сбивая башмаки. Хлестнула шпагой как розгой облеченные чулками подошвы, с протяжкой, — раз, другой. Теософка басовито ойкнула и засучила ногами, пытаясь укрыть их в валике.
— Вы учительствуете? — спросил Вольский, разгоняя валик.
— Ни в коем случае. Я хочу писать, как Боря, — ответила Мариэтта. — Не отвлекайтесь, пожалуйста.
В минуту передышки Боря витийствовал:
— Анна Рудольфовна, помните, катком паровым грозили? Ай-ай, боюсь-боюсь. Ну, покатились.
Впереди зиял большой объём пустоты.
— Это оно! — предупредил Боря.
Мужчины остановились, каток умчался вперёд и… пропал. Зато откуда-то снизу донеслось чавканье. Меньшевик взял у Мариэтты фонарь и выглянул с обрыва. В полутора саженях под ним валик торчал из песка неразорвавшейся бомбой. Минцлова высунула голову, ожесточённо вращала плечами, выползая больше и больше. Освободив руки, замерла, точь-в-точь выглядывающая из ступы баба-яга, разглядев в окрестном полумраке одну лишь колеблющуюся поверхность.
Топот и боевые выклики приближались. В глубине туннеля заплясал огонёк керосиновой лампы. Мужчины приготовились к бою. Вольский сжал кулаки и откинулся туловищем назад в боксёрской стойке. Розанов воздел для удара трость. Мариэтта прямила спину в позиции испанского бретёра. Вот личарды выбе