Как известно, на территории фантастики шаг в сторону не приравнивается к побегу. Тем более что «альтернативное настоящее второго рода», которое автоматически возникает при любом литературном эксперименте с уже существующей литературной реальностью, само по себе не хуже прошлого или будущего. Но если в прошлом разделе это «альтернативное настоящее» все же играло подчиненную роль, то в этом оно выходит на первый план.
Иные трактовки известных рассказов. Иные судьбы миров и персонажей. Иной вариант финала. Иное, иное, иное… Но – всегда при сохранности общего фона, заданного исходным миром, то есть произведениями Дяченко.
То, что осталось «за кадром». События, не разрушающие общую картину, однако позволяющие увидеть ее в неожиданном ракурсе.
Владимир ВасильевВне игры
«Судья»: скорее рассказ, чем повесть, скорее притча, чем фантастика. Очень фантастическая притча. В очень реалистическом антураже.
Судья, который когда-то давно вынес неправильный вердикт, – и какое имеет значение, что это было не в зале суда, а на футбольном поле во время эпохального матча. Теперь за его голову назначена большая награда. До невозможности большая. Такая, перед которой никто не в силах устоять. Или почти никто.
Но эту голову очень трудно добыть. До невозможности трудно. Ну, почти до невозможности.
Собственно, вокруг двух этих «почти» и выстроен рассказ.
То, что Рут меня не убил, хотя мог это сделать, в известной мере перевернуло мое отношение к жизни, но ничуть не изменило саму жизнь. Я по-прежнему не делаю дома ремонт ввиду очевидной бессмысленности. Я, как и раньше, вынимаю новых охотников за моей головой – то из кустов перед подъездом, то из-за закутка за мусоропроводом, то прямо из собственной квартиры. В последнее время частенько снимаю с козырька над входом в подъезд. Словом, все как прежде.
Только одно изменилось: раньше я считал, будто меня хотят убить абсолютно все. Теперь знаю, что нет. Не все. К сожалению, первых хоть и стало на одного меньше, но все равно остается слишком уж много.
Вон снова двое у подъездной двери маются. У одного электрошокер, порядком подсаженный.
Подхожу, снимаю шляпу. Оба равнодушно кивают; тот, у которого шокер, прикладывает магнитик к замку и отворяет дверь. Пропускают меня вперед.
– А вы, собственно, кто? – интересуюсь почти без эмоций.
– Я риелтор, – с достоинством говорит обладатель шокера, а в следующую секунду взгляд у него делается растерянный.
Кажется, он меня узнал. И, кажется, только сейчас. Второй глядит в сторону, но не демонстративно, более-менее естественно.
Нет, сейчас ничего не будет. Риелтор меня действительно узнал, но буквально только что. Не стану его искушать, не подставлю спину. Пусть входят первыми.
Вошли. Я неторопливо поднимаюсь за ними, выдерживая приличную дистанцию. На моем втором этаже, слава богу, не задержались, пошли еще выше. Ну и славно.
Дома сегодня без сюрпризов. И то хлеб. Кто бы знал, как мне все это надоело… Как ни крути, а случай с Рутом меня изменил. Или не меня, а мое отношение к миру. Не там Георг искал персонажей для своего шоу, ой не там!
Риелтор заявился через неделю. С тем же шокером, но уже заряженным. Не понимаю, на что он рассчитывал? Попытался заговорить мне зубы, мол, смена жилья для меня может оказаться полезной. Как же, как же, верю! На пару дней максимум. И что мне потом, счета носить не в квартиру напротив, а через весь город? Благодарю покорно. Шокер я у него отобрал и заверил, что перебираться не планирую. Посоветовал больше не возвращаться – по-моему, убедительно. Думаю, не вернется, нет в этом человеке стержня.
Его спутник подошел к вопросу основательнее и устроил засаду на лестничной клетке первого этажа. Даже не сам, нанял двоих здоровенных бугаев. Здоровенных, но туповатых. И почему большие люди частенько не блещут сообразительностью? Творец пытается создать иллюзию справедливости? Распределяет способности равномерно? Неважно у него выходит, прямо скажем.
В подъезд я не пошел, вызвал полицию, дождался, пока всех троих упакуют, и только потом поднялся к себе. Не успел войти – сирена завыла, да не полицейская, а пожарная. И звонок тут же. Не в дверь, по телефону. Алло, мол, пожар, спасайся кто может!
Дымом, что характерно, не тянет вообще, да и датчики безмолвствуют.
Оказывается, еще двое бугаев прятались на площадке третьего этажа. Пришлось полиции вернуться. С пожарными они сами разобрались, но они оказались настоящими, просто им заплатили немного денег, чтобы постояли под окнами, повыли сиреной, пошевелили лестницей. В свободное время кто ж откажется подработать? Вот и они не отказались.
С третьей попытки все-таки вынесли мне окно на кухне. Я сразу решил, что опять полезут камуфлированные автоматчики, однако на этот раз действовали тоньше: в окно никто не сунулся, а когда я устал ждать и понес соседу счет за высаженное окно (между прочим, пуленепробиваемое), нарвался на сюрприз под дверью, а для надежности у мусоропровода обнаружился стрелок с глушилкой. Сосед двери открыл заранее и покорно ждал, пока я с ними со всеми разберусь. Счет, как всегда, принял, попытался зазвать на чай, но я не пошел: на работу пора. Дождался оконных дел мастеров и отбыл.
Пришел, а на Руте лица нет – мрачнее тучи.
– Ты чего? – спрашиваю.
Рут долго молчал, сопел. Потом уронил сквозь зубы:
– Увольняюсь.
У меня внутри как будто оборвалось что-то.
– Из-за меня? – спрашиваю.
Рут глядит мимо меня и лямку спецовки на плече теребит.
Ясно, что из-за меня…
– Жена меня без хлеба доедает, – мрачно сообщает напарник. – Уезжаем мы. В деревню. Насовсем.
Ворочая шлангами в цистерне, я думал о том, что новый напарник может меня и не вытащить, когда я снова оступлюсь. Не то чтобы я был не готов к этому… Просто если один раз спасешься, умирать вторично тем же манером уже жутковато. Верьте мне на слово, и если можете не проверять – не проверяйте.
В моем положении и за столько лет поневоле приготовишься к смерти. В первый раз, оступившись и прорвав скафандр, я был готов. Буду ли готов во второй? Не уверен…
В квартире сверху беспрерывно долбят и сверлят. Возможно, просто делают ремонт. Но вообще-то это очень удобный повод проделать, например, дырочку в моем потолке и пустить, например, газ. Окна у меня не открываются, и это многим известно. О вентиляции известно меньше, но вентиляция от газа может и не спасти. Надо повнимательнее отслеживать этот ремонт, благо у меня для этого есть много возможностей, недоступных обычным людям. Спасибо наследственности, спасибо предкам, не знаю уж, откуда они там были – из других миров или еще откуда.
Ходил на стадион – сам не знаю зачем. Не на матч, просто внезапно захотелось постоять на траве в центральном круге. Меня пустили – кто ж не пустит Судью? Постоял, закрыв глаза. В ушах даже рев трибун словно бы зазвучал – тихо так, словно из прошлой жизни. Но как глаза открыл, тут же стало понятно, что это просто кровь струит по сосудам, а я ее слышу. Чем старше становлюсь, тем громче слышу. И почему-то если закрою глаза – особенно громко.
А ведь и правда: все, что происходило на этой траве – происходило в прошлой жизни. Где на меня никто еще не охотился, хотя ругани в свой адрес я уже слышал предостаточно. Да, мою жизнь сильно изменили деньги. Большие деньги и не мои деньги. Назначенные за мою голову. Даже странно, что их до сих пор никто еще не получил.
Когда я возвращался домой, меня пытались сбить. Громадный грузовик без трейлера, сверкающий лаком и хромом, с хрустом подмял живую изгородь, проломил кирпичную ограду, раздвинул, словно игрушечные, разноцветные японские машинки на уличной парковке и размазался по бетонной стене пятиэтажного гаража.
«Скорая» и спасатели объявились подозрительно быстро. Когда то, во что превратилась кабина грузовика, разрезали автогеном и вынули оттуда окровавленного водителя, он был еще жив. Я его узнал и даже услышал его последние слова: «Я должен был попытаться…»
Что ж, Георг, когда-нибудь это должно было произойти. Ты не первый и не последний. Надеюсь, твой отец найдет кому еще оставить семейный бизнес, когда придет время. Вы с Ладой ненавидели насилие, но попытаться были просто обязаны. Вы и попытались, сначала она, теперь ты. Мне вас даже по-своему жаль, как жаль многих, кто пытался до вас. Но слез лить я точно не буду. Возможно, выпью рюмочку за упокой с соседом, мрачно глядящим сквозь персиковые стекла золотых очков. Но не более.
Ремонт сверху вроде бы закончился. Во всяком случае уже третью неделю тихо. После полугода долбежа, сверления и стука. Даже мебель наверху двигать перестали. Странно, но я не обнаружил никаких потайных отверстий, никаких посягательств на мои системы безопасности, ничего такого, что впоследствии могло бы облегчить проникновение в мою крепость или привести к тому, что сосед из квартиры напротив наконец расстался бы с суммой, обозначенной на плакате посреди одной из моих стен. Там еще моя фотография, на плакате, но потенциальных убийц интересует сумма, а не моя фотография.
Все жду, когда меня попробует прикончить новый напарник. Глаза у него умные, но холодные. Такой не может не попробовать. И терзаться совершенно точно не будет при любом исходе. В нем есть стержень, я чувствую. Проверяюсь особо тщательно – шлем, скафандр, дыхательная смесь. Блокировать люк цистерны не забываю. А вообще надо будет напроситься в ночную смену, с автоматикой лучше поработаю – как-то оно спокойнее в одиночку.
В целом из-за него я уже который день собран и предельно внимателен. Пару раз мне это всерьез помогло. Нет худа, как говорится, без добра. Старушка, которая когда-то жила в доме напротив, вряд ли сумела бы привести меня в состояние повышенной боевой готовности, а вот новый напарник, который не будет терзаться, смог запросто. Это что же получается, сильные противники и нас самих делают сильнее?