Акции отечественных компаний рухнули почти до нуля, начались массовые банкротства, Ромка потерял всё. Это выглядело не так ужасно, потому что все вокруг потеряли всё. Был конец августа, стояла прекрасная погода, люди возвращались из отпусков, Россия обанкротилась…
Ромке уже доводилось в жизни терять всё. И даже больше… Как это может быть? Запросто. В Советской армии, например, призывник теряет не только всё материальное – у него не остаётся ничего своего, даже трусов и нательного крестика, у него вдобавок не остаётся никаких гражданских прав, только обязанности, а самое главное – он теряет свободу… Поэтому потеря денег, состояния, власти, положения в обществе – это, конечно, ужас, но не ужас-ужас… Это даже прикольно – ведь за первым шоком приходит понимание, что всё это, казавшееся жизненно необходимым, отнюдь таковым не является… Жизнь продолжается – по-прежнему светит солнце, тебе умильно и пока малоосмысленно улыбается из коляски маленький, тёплый и живой комочек, полностью, кстати, от тебя зависимый… Зависимый… Ответственность…
Приходит принятие ситуации. Если ты не мегаэгоцентричен, конечно. Задачи встают перед тобой каждый день, каждый час. Комочек нужно кормить, ему нужны памперсы, крыша над головой, а вон второй прячется за занавеской и хочет тебя напугать… Вместе с деньгами уходит и множество порождённых ими иллюзий – например, что ты что-то из себя представляешь в этой жизни. Что-то значительное… Становится легко, осыпается мишура, забивавшая голову, настройки сбрасываются до базовых – ты здоров, руки-ноги есть, голова на плечах имеется – иди работай, корми семью…
Они с Юлькой гуляли по дорожкам санатория «Сосны», катя перед собой две коляски, и Ромка делился планами:
– Проще всего таксистом, конечно. Москву я знаю хорошо, вожу неплохо. Но, ты знаешь, я всегда мечтал работать с деревом, мне так нравится запах свежей стружки. Всегда завидовал плотникам…
Стать плотником Ромке не довелось… Он приехал к Мишке. Майк тоже потерял всё и даже немножко больше:
– Знаешь, Ромуальдыч, а ведь я клиентам семь миллионов долларов должен…
– Ага, из них кое-что мне причитается…
– Ага…
Они чокнулись и выпили.
– Я подожду…
– Если бы все так подходили к этому вопросу… Среди моих клиентов есть такие, тебе даже лучше не знать, кто это…
– Слушай, у меня заначка осталась – десятка грина, не успел Гарьке на Кипр отправить, бери их и свали куда-нибудь на время, спрячься…
Мишка налил, поднял свою рюмку, посмотрел через неё на свет за окном и отстранённо произнёс:
– Я с этого рынка или на коне, или вперёд ногами… – И выпил. Почему-то забыв чокнуться…
Они тогда здорово поддали. Так что Ромка даже потерял голос – водка была ледяной. Он вернулся домой ночью, а Мишка поехал в казино и выиграл семь тысяч долларов. К чему бы это?
В китайском языке слово «кризис» состоит из двух иероглифов – «опасность» и «возможность». Но в российских реалиях непосредственно после дефолта возможностей как-то не просматривалось. Банки не работали, карточки не принимались. Национальная валюта за короткий срок подешевела в четыре раза – до двадцати четырёх рублей за доллар. Импортные товары просто исчезли из магазинов. Народ реагировал по-разному – так Ромке, например, поступало предложение грабануть банк, из которого он незадолго до кризиса уволился, но в целом, конечно, все смирились – хорошо ещё, что кризис случился в августе, когда на дачах созрел урожай, было что заготовить на зиму…
Беда не приходит одна, у них снова арестовали яхту. На этот раз капитан написал заявление в прокуратуру Кипра, что Гарька уже давно не выплачивает зарплату команде. Гарьку посадили в тюрьму, а яхту арестовали. Об этом, рыдая в трубку, поведала его жена Ольга по телефону. Она умоляла Ромку что-то сделать, чтобы вытащить мужа как можно быстрее. По её словам, камера, где он содержался, представляла из себя каменный мешок, температура там в августе за сорок, и у полного Гарьки начались проблемы с сердцем…
Для начала Ромка отправил ей последние десять тысяч долларов, приберегаемые на чёрный день, который, похоже, наступил. Юлька, с самого начала ненавидевшая яхту и не доверявшая Гарьке, также со слезами на глазах умоляла его не отдавать последние деньги, резонно указывая на двух крох – одному полтора, другой два месяца, но Ромка уверенно заявил: «Не трусь, продержимся!» – и не послушал жену. Уверенность его была напускная, внутри он ужасно переживал, но выбора не было – толстый Гарька, пивший как бочка, действительно мог двинуть кони…
Во-вторых, Ромка через цепочку знакомых вышел на МИД России, и оттуда позвонили послу на Кипре с просьбой взять дело под контроль.
В-третьих, отличился Майк – он летел в Швейцарию, договариваться с рядом кредиторов об отсрочке, и в бизнес-классе познакомился с… резидентом ЦРУ на Кипре, бухнул с ним в полёте, пообещал взять на работу, когда тот уволится из органов, и заодно попросил посодействовать в решении проблемы.
Когда генпрокурору Кипра за одно утро позвонили посол России и резидент ЦРУ с одной и той же просьбой, он, мягко говоря, впечатлился и решил на время отложить реализацию плана по завладению симпатичной яхточкой, на которую давно положил глаз…
Через полтора часа Гарьку в наручниках привезли в международный аэропорт Ларнаки, где его дожидался на сорок минут задержанный по такому поводу рейс Cyprus Airways в Москву. Генпрокурор лично снял с него наручники, обнимал как брата и говорил, что будет счастлив видеть его снова на киприотской земле, а пока – извини, дорогой, вынуждены депортировать, закон есть закон. Скупая мужская слезинка дрожала в уголке прокурорского глаза…
Оставалось решить вопрос с иудой-капитаном, Гарька клялся и божился, что платил зарплату команде как часы, просто отдавая деньги капитану и не заморачиваясь расписками… Однако капитан вместе с женой находился на Кипре, наслаждаясь жизнью на их яхте за их же счёт под надёжной охраной полиции, как свидетель по уголовному делу, – оказывается, по международному морскому праву невыплата зарплаты команде морского судна является уголовным преступлением. Не зря Макаровку с отличием окончил, сучонок, – разбирался в правах… А с киприотской полицией шутки плохи – Гарька рассказал про их методы, крайне эффективные и столь же незаконные…
С ним в камере, которая действительно представляла из себя каменный мешок на солнцепёке с маленьким зарешеченным окошком наверху, чалился грузинский вор, и, когда Гарьку неожиданно освободили, вор уже доходил… Повязали его за кражу с поличным. Дело было так. Гиви, настоящий коронованный пиковый вор, отмотал семёрку в Коми, как положено. И, откинувшись, решил немного отдохнуть. Братва подогрела его путёвкой на Кипр, поправить чахоточное здоровье, погреть примороженные на Северах лёгкие. Погрел… «Понимаешь, брателло, хиляю я по набережной, вижу – вилла, в натуре. Оттуда фраер с биксой выходят, прыг в тачку и по газам. А дверку-то и забыли закрыть… Моя душа воровская такого не стерпела – с четырнадцати лет ворую, в жизни ни дня не работал…» В общем, виллу Гиви бомбанул, а на выходе прямо с хабаром его уже поджидала полиция – про скрытые камеры и бесшумную электронную сигнализацию профессиональный домушник был не в курсах, не водилось такого в России пока… Практика местных вертухаев также оказалась неожиданной для российского бродяги, несмотря на весь его богатый тюремный опыт. Неожиданной и крайне неприятной. Каждое утро его поднимали на допрос, но вопросов не задавали, ни одного… Вообще ни слова не сказали за всё время, только молча били, поливали водой, когда отключался, и снова били… Это продолжалось две недели, вор уже кашлял и испражнялся кровью и, судя по всему, доходил…
Жена капитана была родом из Торжка. И у его тёщи там имелся магазин. Да не просто сельпо, а местный универмаг… Через тёщу и решили действовать. Точнее, Ромка решил, потому что Гарька соскочил, сославшись на подорванное здоровье – у него периодически прихватывало сердце. Про своё постоянное давление сто пятьдесят на девяносто Ромка никому не рассказывал – стеснялся…
Попросив у товарища на пару дней свой бывший чёрный «Гранд-Чероки», проданный, чтобы содержать яхту, Ромка с Гришкой рванули в Торжок. Тёщу предупредили, дабы ждала и боялась…
Первые числа сентября, мягко светит солнце, серое полотно дороги плавно стелется под колёса. Гришка привычно философствует, Ромка размышляет над только что услышанной по радио новостью – Швейцария намерена частично эвакуировать своих дипломатов из России, беспокоясь за их безопасность – тамошние спецслужбы предсказывают начало массовых беспорядков в Москве… Глядя на пастораль, раскинувшуюся за окном автомобиля, это представляется невозможным. С другой стороны, невозможным кажется долготерпение народа, дважды полностью обкраденного за неполные десять лет… На вопрос «Опасаетесь ли вы потерять нажитое вами или вашей семьёй из-за неблагоприятных потрясений в обществе?», поставленный в ходе проведённого всероссийского опроса, большинство респондентов ответило: «Не опасаюсь, так как терять уже нечего…»
В Торжке они легко нашли универмаг, поскольку он стоял на центральной площади. У Ромки что-то щёлкнуло в голове, и он решил вначале произвести разведку, не выкатывая сразу на площадь. И правильно сделал. Зайдя с тыла и осторожно выглянув из-за домов, они увидели кавалькаду разношёрстных жигулей с подержанной бэхой во главе – все чёрного цвета, они окружали универмаг. Возле машин лузгали семечки и лениво переговаривались ребята характерной наружности… В Москве Ромку так распирала жажда мщения, что она затмила разум – у центрового универмага города, несомненно, имелась крыша…
Как можно незаметнее сдав задом, они переглянулись, только снова оказавшись в машине. Первым и самым естественным желанием явилось валить отсюда не мешкая. Но было стыдно. Совершенно иррациональное чувство – чисто человеческий комплекс, отсутствующий у диких животных. И тем не менее… Они колесили по городу, обдумывая ситуацию, когда им помахали рукой две задорные несовершеннолетние пигалицы. Дев