— Понял, — сказал Выдрин.
Пришла Ирина Михайловна:
— Коллеги, проходите в зал. Будем начинать.
Учителя медленно двинулись к лестнице. Кажется, никому не хотелось идти первым. Ирина Михайловна придержала Выдрина, сунула ему в руку бумажку и сказала:
— Адрес родителей Капустина.
— Климова.
— Вечером напишите мне, как все прошло. Но не в общий чат.
— Хорошо. Можно я прямо сейчас пойду?
— Нет, Саша, нужно поучаствовать в церемонии.
— Кому это нужно, Ирина Михайловна?
— Там представитель РОНО.
— Он что, записывает всех, кто пришел?
— Все возможно. Саша, я вам предоставлю три отгула.
— Можно с завтрашнего дня?
— Вот так, сразу?
Выдрин посмотрел на нее.
— Саша, конечно!
Они поднялись в актовый зал, напомнивший Выдрину кабинет капитана Черненко. Привычно пахло пылью. Учителя с видом незваных гостей рассаживались. Закрытый гроб стоял на сцене. Ирина Михайловна шепталась с представителем РОНО. До Выдрина долетели обрывки фраз:
— Чайковский… Наверно, в алфавитном порядке? Я? Или вы? Я?
Перестав слушать, Выдрин сел и откинулся на спинку. Достал смартфон, проверил соцсети. Лена заходила десять минут назад. Может, консультировалась с подругами насчет поноса? И перенесла встречу с бывшим мужем. Или юным любовником. А может, не перенесла? Он стиснул смартфон, и тот немножко захрустел.
— Александр Иванович, вам плохо?
Ника села рядом.
Он спрятал смартфон.
— Все хорошо.
— У вас такое лицо…
— Будто живот прихватило?
— Будто у вас сердце болит. Он через силу улыбнулся:
— Сердце в порядке.
— Я слышала, вы пойдете к родителям Юры?
— Да. Как только тут закончится, так сразу и пойду.
— Вы сами вызвались?
— Нет.
— Хотите, я с вами схожу?
— Ну что ты! Нет, конечно! Зачем?
— Вам так легче будет.
— Все и так хорошо.
— Ладно. Юра жил с мамой и бабушкой. Отца нет. Маму я видела один раз. Приятная женщина.
— Только вот что им сказать, я не знаю.
— Я тоже не знаю.
Раздался гул фонящего микрофона, затем голос Ирины Михайловны. Она стояла на сцене.
— Коллеги…
Заиграло оглушительное техно.
— Павлик, ты чего там включил? — заорала Ирина Михайловна.
Техно умолкло.
— Коллеги, — повторила она после паузы. — Скорбное событие соединило… собрало нас вместе… тут… в этом зале. Нас покинул… Ушел из жизни замечательный, прекрасный, удивительный человек, наш любимый директор Манильский Леонид… Леонид…
— Григорьевич, — подсказал кто-то.
— Леонид Григорьевич. Простите, я волнуюсь.
Вспомнилось, как директор обозвал его кретином.
В столовской очереди Выдрин случайно наступил ему на задник ботинка и стащил с ноги.
— Это тяжелая утрата для всех нас, дорогие коллеги… Кхм… Павлик, что там с музыкой?
— Сейчас, минутку! Медленно грузится, — ответил из-за сцены Павлик.
— А вы будете говорить? — спросила Ника.
— Нет.
Он ошибся. Закончив, Ирина Михайловна позвала его на сцену:
— Александр Иванович, скажете пару слов?
Павлик как раз справился со своими обязанностями и включил Шестую симфонию Чайковского. Выдрин вышел на сцену, оглядел микрофон. Ирина Михайловна стояла рядом и шумно дышала. Коллеги смотрели на него из зала, будто члены расстрельной команды. Сергей Павлович сидел, развалившись и закинув ногу на ногу. Как в кинотеатре.
— Покойтесь с миром, Леонид Григорьевич, — быстро сказал Выдрин. И, подумав, добавил: — Вам будет нас не хватать.
— Нам вас, — чуть слышно процедила Ирина Михайловна.
Выдрин отдал ей микрофон и вернулся на свое место. Ника неуверенно погладила его по руке:
— Хорошо сказали. Четко и по делу.
— Что мы тут делаем? — тихо спросил он.
— Хотите уйти? — спросила Ника.
— Теперь уже поздно.
— Можно сделать вид, что вам стало плохо.
Выдрин хмыкнул. Получилось громко. На него оглянулась учительница физики. Выдрин выдержал ее презрительный взгляд, а когда она отвернулась, закрыл глаза и попытался отключиться от происходящего. Почему-то хотелось скрипеть зубами и ерзать ногами.
Со сцены раздался голос Сергея Павловича:
— Старик, ты прожил богатую, насыщенную, интересную жизнь, пора и честь знать…
— Вы что, Сергей Павлович? — спросила Ирина Михайловна. — Спасибо, садитесь.
— Еще два слова.
— Нет-нет, спасибо.
Судя по громкому шороху и нарастающему гулу, они боролись за микрофон.
— Погуляй там за всех нас! В раю! — крикнул Сергей Павлович. И добавил чуть слезливо: — А мы подтянемся!
Выдрин встал и шатаясь вышел из зала. Сзади успел долететь удивленный голос Ирины Михайловны:
— А… Э… Александр Иванович!
Он добрел до туалета, обхватил ладонями скользкую раковину и некоторое время стоял над ней, приоткрыв рот и пытаясь понять, вырвет его или нет. Но тошнота отступила. Выдрин умылся прохладной водой и посмотрел на себя в зеркало. Глаза у него были зеленые, а лицо серое. Вообще-то вполне подходящий внешний вид для визита к матери и бабушке Юры Климова. Всяко лучше, чем если бы к ним явился розовощекий весельчак.
Что-то громко щелкнуло в одной из кабинок, и запахло табачным дымом. Выдрин замер и спросил:
— Кто здесь?
После недолгого молчания ответил знакомый голос:
— Здравствуйте, Александр Иванович! Ну как там? Гроб стали открывать?
Это был Саша Иванов.
— Что ты тут делаешь? — спросил Выдрин.
— А вы? Пописать захотелось? Писайте, не стесняйтесь.
— В школе запрещено курить, — сказал Выдрин и выключил воду.
— Знаю. Слышал, вы домой к Юре пойдете.
— Пойду. А что?
— Ничего. Удачно сходить!
— Спасибо, — сказал Выдрин.
— Пожалуйста.
— Выброси сигарету, сработает пожарная сигнализация.
— Вот весело будет, правда? Интересно, гроб потащат, когда побегут на улицу?
— Ты специально решил это устроить?
— Александр Иванович, ну вы чего! Тут температурные датчики стоят, на дым не реагируют.
— Дай тогда и мне сигарету.
Пачка прилетела из дальней кабинки и упала Выдрину под ноги. Зажигалка лежала внутри. Выдрин закурил и положил пачку на подоконник.
— Ты Юру хорошо знал? — спросил он.
— Кое-что знал, — ответил Саша. — Хотите секреты разведать?
— Хочу знать, что сказать его матери. Я понятия не имею.
— Ну там слова соболезнования всякие…
— Это понятно. Но как-то мало.
— Скажите ей, что он не виноват.
— Но он же сам повесился. Правильно?
— Да. Но он не виноват.
Выдрин вздохнул и пожал плечами:
— Ладно, посмотрим. — Бросил сигарету в унитаз ближней кабинки. — Пачка на подоконнике.
И вышел.
Окончания церемонии Выдрин ждал в вестибюле. Сначала пронесли гроб. Его тащили четверо крепышей из ритуальной конторы. Потом появились коллеги. Ирина Михайловна подошла к Выдрину и больно схватила за локоть:
— Саша, в чем дело?
— Мне стало плохо, — ответил он.
— Вы же мужчина!
Он не ответил.
— Я надеюсь, — продолжила она, — что сейчас вы пойдете к Климовым.
— Пойду, пойду.
— Напишите мне вечером, не забудьте.
— Не забуду.
— Но не в общий чат.
— Я помню, Ирина Михайловна.
Когда все вышли, он испытал небольшое облегчение.
«Может, не ходить? И сказать, что они меня не пустили?»
Его окликнула Ника:
— Вам лучше, Александр Иванович?
— Да, — соврал он.
— Может, я схожу с вами?
— Нет. Даже не думай.
— Александр Иванович, мне уже пятнадцать.
— И что?
— Ну просто не ребенок уже.
— Ребенок, — ответил Выдрин. — Иди домой.
Она закатила глаза. И вышла на улицу. Он еще немного постоял в вестибюле.
— А гроб открывали? — спросила охранница.
— Нет.
— Я читала, от него там рожки да ножки остались. Ни головы, ни рук, ни ног.
— Где вы такое читали?
— В новостях.
— В новостях, — повторил Выдрин.
— Что же там положили? Может, один костюм?
«А остатки по карманам рассовали», — подумал Выдрин.
— Говорят, — продолжила охранница, — что там всех в куче сжигают и пепел вам может достаться непонятно чей. Гробы используют по многу раз. Тело вынули, в печь кинули, а гроб обратно на склад.
— Как будто это все имеет какое-то значение, — ответил Выдрин.
— Ну как же?! Во-первых, за гроб я заплатила деньги. Во-вторых, зачем мне чужой пепел? Мне мой нужен.
— Всего доброго, — сказал Выдрин и вышел.
Автобус как раз уезжал со двора. Дождавшись, пока он скроется с глаз, Выдрин поплелся следом. Он решил напиться. Но почти сразу передумал. Проходя мимо спортивной площадки за школой, он вцепился в турник, повисел на нем, будто сушеная вобла, потом стиснул зубы и с усилием подтянулся один раз. Кто-то поаплодировал ему. Выдрин спрыгнул и огляделся. Поблизости никого не оказалось. Ладони саднило. Выдрин зашагал дальше, на ходу достал смартфон, проверил соцсети и убрал назад.
Он битый час расхаживал по окрестностям, оттягивая момент, когда придется зайти во двор нужного дома, позвонить через домофон в нужную квартиру, подняться на нужный этаж и сказать незнакомым людям, изнемогающим от горя, нужные слова. Соблазн свалить никуда не делся. И Выдрин придумывал все новые несостоятельные отговорки для Ирины Михайловны, которые понадобятся, когда она выяснит, что он дезертировал. Но, может быть, и не выяснит. Нужно ли соврать ей, что он навестил родню Юры? Или все-таки соврать, что его не пустили. А если выяснится, что это вранье, можно соврать, что он ошибся квартирой или домом.
Выдрин зашел в рюмочную, долго читал прайс, лежащий на стойке, а на самом деле решал, выпить для храбрости или нет. В прайсе было два вида водки и бутерброд с вареным яйцом на закуску.
— Что, муки выбора? — спросила раздатчица. — Могу подсказать.
Он развернулся и вышел. Приходить с выхлопом к не с частным людям совсем уж бесчеловечно. Так он решил.