— Вы там бодались, что ли?
— Нет, это все случайно вышло.
— Не хотите мне сказать?
— Он упал. А я ударился, когда пытался вызвать «скорую».
— Ничего глупее в жизни не слышал. Кстати, вы нашли вашего кота?
— Нет.
— Как жаль. Домашнему бедолаге на улице не выжить.
— Он не на улице. Он в тюрьме. Его арестовали. Илья Абрамович открыл замок.
— Приложите к голове холод. И примите горизонтальное положение.
— Хорошо, — сказал Выдрин. — Спасибо.
— Стойте. Раз уж зашли и уходите, захватите мой мусор.
Он третий раз ушел на кухню и вернулся с полиэтиленовым черным мешком.
— Спасибо, — зачем-то повторил Выдрин.
— Пожалуйста, — ответил Илья Абрамович.
Спускаясь к себе, Выдрин почему-то вспомнил, как несколько месяцев назад они с Леной лежали голые в кровати и ели ягодные лукошки. У него начался отпуск. Бывший муж забрал детей, и Лена приехала на четыре дня. Моменты абсолютного счастья. Диего спал у них в ногах, свернувшись калачиком. Теплый, как хлеб из печи. И груди Лены напоминали небольшие караваи. Выдрин намазал ей соски вареньем и стал слизывать. Лена гладила его по затылку. Но никто так и не признался друг другу в любви. Он мог бы, но боялся. А Лена? Теперь, наверно, все уже кончено. Ничего больше не будет. Можно не ждать.
Первым делом Выдрин заглянул в комнату. Слепых по-прежнему лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Вспомнив совет Ильи Абрамовича, Выдрин вышел на кухню и только тут заметил, что принес соседский мусор домой. Кинул мешок в угол и заглянул в морозилку. Там лежал смерзшийся ком говяжьего фарш — еда Диего. И пачка овощной смеси — его еда. Он взял овощи, вернулся и подложил Олегу Львовичу под голову. Тот приоткрыл мутный глаз и сказал:
— Позвони прошмандовкам.
— Не могу, телефон разбил. А ваш не нашел нигде. Не волнуйтесь, Олег Львович, «скорая» вот-вот приедет.
Но старик оказался прав. Ждать пришлось больше часа. За это время психотерапевта два раза вырвало. Судя по всему, перед тем как прийти, он съел то ли пиццу, то ли шаверму. Выдрин убрал рвоту кошачьим совочком. Олега Львовича он перевернул на живот, а пакет с овощной смесью положил ему на затылок. Шишка выросла размером с кулак, почернела и выглядела страшно. Выдрин ходил по комнате, боясь взглянуть на беспомощное тело. Время будто замерло. Наконец в дверь позвонили. Выдрин побежал открывать. На лестнице стоял мужчина в синей униформе.
— У вас домофон не работает, — сказал он. — Мы чуть не уехали.
Врач зашел, оглядел лоб Выдрина:
— Шишечка-то малюсенькая. Столовую ложку приложили, и все дела. Головой потрясите. Сосчитайте до десяти.
— Да я не себе вызвал, там в комнате человек лежит.
— Трезвый?
— Да. Но ему очень плохо. Его даже вырвало.
— Ну показывайте.
Выдрин отвел врача в комнату. Тот скинул размякший пакет овощей с головы Олега Львовича, натянул перчатки, пощупал шишку:
— Вы головами, что ли, бились?
— Нет. Он упал. А я ударился, когда вам звонил.
— Он что, два раза упал? Сначала передом, потом задом?
— Это сложно объяснить, — промямлил Выдрин.
Врач потряс Слепых за плечо:
— Уважаемый, как себя чувствуете?
Олег Львович издал тихий стон.
— Ясненько. Встать сможете?
— Носилки, может? — сказал Выдрин.
— Да он и так нормально дойдет. Помоги-ка.
Они усадили Слепых на кровати. Тот с трудом держал голову и закатывал глаза.
— Значит, ничего страшного? — спросил Выдрин. — Я что-то испугался. Он, кажется, не очень соображает.
— Очухается. Поднимаем.
Поставив Олега Львовича на нетвердые ноги, они повели его к выходу. Шагал он медленно и неуверенно. Будто пьяный. Колени то и дело подгибались. А носки так и норовили столкнуться. Выдрин обхватил его руку рядом с подмышкой и держал что есть силы.
— Аккуратненько, не падаем, — повторил несколько раз врач. — Ножками, ножками. Сейчас ляжем. Отдохнем. Так, порожек переступаем.
Они втиснулись в кабину. Лифт пополз вниз. Олег Львович тихо испортил воздух. Хотя, возможно, это сделал врач.
У подъезда стояла карета «скорой помощи». Водитель и фельдшер курили у кабины. Выдрин задался вопросом, почему фельдшер не поднялся вместе с врачом. Ответа не было. А спрашивать не было смысла.
— Вить, продули наши, — сказал фельдшер, сдвигая боковую дверь.
— Ну суки, — ответил врач.
Выдрин помог усадить Олега Львовича в машину и зашел в подъезд. Сильно хотелось спать. Он зевнул несколько раз подряд и почувствовал слабость, словно после тяжелой и долгой болезни. Лифт оказался занят. Сверху доносились громкие голоса и смех. Двери стукались о чью-то выставленную ногу. Подождав немного, Выдрин крикнул:
— Нужен лифт!
Голоса смолкли. Потом кто-то ответил:
— Ногами ходи.
И следом прилетел плевок. Он шлепнулся на перила и, противно растягиваясь, пополз вниз. Подумав о Диме, который сейчас очень бы пригодился вместе со скалкой, Выдрин стал подниматься. На четвертом этаже стояли два мужика и женщина. У одного были рыжие усы и свернутый в сторону, перебитый нос. У другого светлые, почти белые глаза и маленький губастый рот, которым он быстро-быстро дышал. Женщина медленно моргала, пошатывалась и без конца трогала стриженую голову. Они курили и пили пиво из банок. Лифт никто не держал. Между дверей сунули ящик из-под овощей. Их это забавляло.
Сначала Выдрин собирался пройти молча. Он даже поднялся на несколько ступенек выше, но затем развернулся и спустился.
— Лифт нужен всем, — сказал Выдрин и позевал.
— Ты кто? — спросил губастый.
— Я его знаю, — сказал усатый. — Это парикмахер с рынка.
— Парикмахер? — вмешалась женщина. — А почему у вас там написано, что укладка стоит восемьсот, а качественная укладка тысячу двести? Та, что за восемьсот, она некачественная, что ли?
Выдрин наклонился и вытащил ящик. Двери лифта облегченно закрылись.
— Тебе дама задала вопрос, — сказал усатый и прервался, чтобы отсосать из банки. — Чего ты там спросила?
— Про парикмахерскую, — сказала дама и тоже отсосала.
— Про парикмахерскую. Отвечай.
— Я не парикмахер, — сказал Выдрин.
— А кто? Как тебя звать?
— Саша Выдрин. А вы кто?
Он держал ящик на уровне груди. В уголке лежала проросшая ростками картофелина. И воняла. Выдрин представил, как со всей дури опускает ящик на голову усатого. Потом бьет в мошонку губастого. Ударить женщину будет сложно. Но если она на него кинется, он, без всякого сомнения, даст ей кулаком в глаз. Впрочем, драться он умел лишь в фантазиях.
— Я Миша, — сказал усатый.
— А я Юра, — сказал губастый.
— Ксюша, — подала голос женщина.
— Пива хочешь?
— Мы в гостях у Андрейки. Знаешь Андрейку? Хочешь зайти?
Выдрин и сам не понял, как оказался в провонявшей кислятиной квартире. Андрейка сидел за кухонным столом, уронив голову на грудь, и храпел. Позвякивали пустые бутылки. Они стояли повсюду, напоминая терракотовое войско. Лицо квартирного хозяина было Выдрину знакомо. Несколько дней назад он пытался стрельнуть мелочи на выходе из магазина. Усатый Миша наклонился к уху Андрейки и проорал:
— Была команда поднять нары!
Тот подкинулся, ошалело огляделся и тут же сел, тихо матюгнувшись.
— Андрюха, ты Сашку Выдрина знаешь? — спросил Юра.
— Не, — ответил тот. — Мать лежит?
— Телевизор смотрит. Я ей чаю сделала, — сказала Ксюша.
Она стояла сзади. И вдруг погладила Выдрина по пояснице:
— Сашка — парикмахер. Санек, водка кончилась. Выпей пива, а?
— Спасибо, — сказал Выдрин и почувствовал, как сдавило горло. — Устал я. Домой надо.
— На лифте поедешь теперь.
— Ну присядь, посиди, покурим.
Выдрин сделал короткий шажок к столу, но сесть на липкую табуретку не решился. Юра сунул ему сигарету. И Выдрин выкурил ее, не затягиваясь, шмыгая носом и неловко улыбаясь. Ксюша уже обнимала его за талию.
— А ты чего такой унылый, братишка? — спросил Юра.
— Кота у меня арестовали, — ответил Выдрин.
— Менты?
— Ну вроде как. Какое-то управление «Ч».
— В отказ пусть идет, — сказал Андрейка. — Хер они чего докажут.
— Есть человек, может посидеть за твоего пацана, — сказал Миша. — Можно обсудить. Сроки там и прочее. Пятьсот косарей аванс.
— А что за человек? — спросил Выдрин.
— Я, — ответил Миша. — Деньги есть?
— Столько нет.
А сам уже зачем-то представил, как приходит к маме и просит отдать гробовые, чтобы Мишу посадили вместо кота. Выдрин фыркнул, так что из носа немножко брызнуло. На него посмотрели и захохотали. Ксюша гладила его по животу и сопела в ухо, уткнувшись подбородком в плечо.
— Подумай, верное предложение, — сказал Миша. А потом взял пустую банку и расплющил о голову.
— Идем, — сказала Ксюша. — Я провожу.
Они вышли. Выдрин не стал вызывать лифт. Его квартира была двумя этажами выше. Ксюша поднялась с ним. Он впустил ее.
— Так ты парикмахер или нет? — спросила она.
— Я учитель рисования, — сказал Выдрин.
— В нашей школе?
— Да.
— Точно! Я смотрю, лицо знакомое. Моя дочь у тебя учится.
— Ника? — спросил Выдрин.
— Нет, Катя. Катя Левченко.
— А, пятый «бэ»?
— «Бэ», — повторила Ксюша и вдруг прижала его к стене. — Бэ, еще какое бэ.
Она была симпатичная, несмотря на пьянство. Глаза живые. И волосы густые. Руки тонкие, белые и длиннопалые, а не распухшие и красные, как у мертвеца.
— Не бойся, — сказала Ксюша, глядя в упор и дыша перегаром.
— А если я женат? — спросил Выдрин.
Она захохотала:
— Можно твою жену с моим мужем познакомить. У тебя есть выпить?
— Нет. Хочешь чаю?
Она скорчила гримасу:
— Чаю я захочу через недельку примерно. Ладно, пойду тогда.
Выдрину стало вдруг страшно, что она уйдет и оставит его одного.
— Останься, — сказал он тихо.
— Остаться?
— Ну да.
— А зачем?
Она игралась, дразнила его.