Очень лояльно, от мамусика я ожидала большего возмущения современными нравами. И догадалась-таки, какого сорта мои новые подружки.
— Жалко их, — продолжала философствовать она, вместо того чтобы помочь мне с гренками. — А что им, бедным, делать? Такие цены! За квартиру платить надо, кушать надо, одеваться надо. Одни колготки сколько стоят! А работы-то нет.
— Мам, я сейчас заплачу! Скажи лучше, ты до Танечки дозвонилась?
Мама проигнорировала мой вопрос и продолжила свою лисью песню:
— И Вадик, кстати, такой парень хороший. Видно, что в строгости воспитывали.
— Ага, лучше бы книжек давали побольше читать!
— Зря ты, Оля, так. Может, тебя смущает, что он моложе тебя? Так это и не заметно. К тому же теперь модно.
— Меня смущает, что он короче меня, — пошутила я, но мамусик приняла за чистую монету и горячо возразила:
— Нет, вы одинаковые.
Надо же! Откуда такая демократичность? А где наши витиеватые рассуждения о чистоте крови? О породе? О слиянии интеллектов с целью воспроизводства еще более мощного, наконец? Нет, Вадик мне, конечно, симпатичен. Но он был бы так же симпатичен мне и пять лет назад, а вот маме… «Ты и продавец автомобилей?! Да он двух слов связать не может! Он, кроме гайки и колеса, ничего не видел! А что он читает? Он вообще умеет читать?»
Ну и так далее в том же духе.
Однако диспут я открывать не стала, но настойчиво продублировала свой вопрос про Танечку.
— Дозвонилась. — Мамусик с явной неохотой переключилась на другую тему. — Объяснила ей, что ты собралась выбрасывать старые диски с мультиками и случайно засунула туда свой, а одна твоя добрая студентка отвезла все это в детский сад.
Версия, конечно, шита белыми нитками, но для Танечки, думаю, сойдет.
Накормив семью, я перемыла гору посуды (размножается, что ли?) и позвонила Вадику. Он уже явно пришел в себя, был бодр и готов к бою. Тут в телефонной трубке возник голос Лохматого:
— Я с вами в садик поеду!
— Ты в своем уме? — возмутилась я. — Хочешь, чтобы дети поголовно начали заикаться?
— Сказал — поеду. Все! А дети меня любят, не боись. Куда ехать?
Пришлось смириться, я назвала адрес, и мы договорились встретиться у входа через полчаса.
Пока я осуществляла торопливые сборы, в дверях моей спальни возникла тень отца Гамлета и помаячила. Я сделала вид, что ослепла, но тень упорно стояла в дверном проеме и, наконец, заговорила маминым голосом, не забыв перед этим раз десять откашляться:
— Оля, ты просила напомнить, что четвертого тебе, наконец, должны заплатить за госэкзамены.
Я напряглась, но не до конца:
— А сегодня какое?
— Четвертое.
Вот черт! Все одно к одному! Но деньги — дело святое, тем более что это будет уже четвертая моя попытка получить их.
— Ладно, — пробормотала я. — Впишусь как-нибудь.
На дорожку мама напутствовала меня не забывать почаще подкрашивать губы, а то синяки еще заметны.
После непродолжительной борьбы с гаражными воротами (они у нас слегка покосились и плохо закрываются) я, наконец, отбыла.
Возле садика уже томились две фигуры. Вадик на фоне Лохматого выглядел лилипутом. Чмокнул меня по-свойски, но нежно, рыкнул в ухо: «Соскучился!» Вот свезло-то! На голове Лохматого была бейсболка, надежно прикрывающая зеленые раны.
— Ну, чего ты приперся? — сразу набросилась я на него.
— Все должно быть под контролем, — невозмутимо отрезал он, и мы двинулись.
Танечка — на самом деле ее звали Татьяной Ивановной, и было ей прилично за пятьдесят — сначала несколько растерялась, когда наше трио ввалилось в ее кабинет, потом быстро взяла себя в руки (воспитанный человек!) и провела нас в маленький зальчик, где детишкам крутили мультики. Я с радостью отметила, что у них не дивидишная приставка, а компьютер с дисководом. Это заметно облегчало задачу: на дивидишной приставке многие диски не запустились бы, а при просмотре через компьютер наш шанс заметно увеличивался. Значит, не придется тащить коробку с дисками домой, можно все проверить на месте. Танечка оставила нас наедине с техникой, позволив возиться, сколько душе угодно.
Дисков было прилично.
— Мальчики, за дело! — скомандовала я и решительно усадила Вадика к монитору.
— Почему я? — стал отбиваться он, почуяв неладное. Слегка поморщившись от смеси запаха неплохого одеколона и устойчивого перегара, я одарила его нежным поцелуем и пояснила, что мне надо срочно лететь в университет, мне там зарплату за дипломников отдадут, наконец.
— Ты чё, в универе преподаешь? — недоверчиво, но уважительно уточнил Лохматый.
Пришлось сознаться.
— Чё, прям на самом деле препод? — не верил он. — А с виду — девчонка как девчонка.
За «девчонку» спасибо, конечно. Первый же диск поставил Вадика в тупик. Он не мог его запустить.
— Я на приставке диски привык смотреть, — оправдывался он. — А здесь через какие-то программы заходить надо…
— Ладно, — решила я. — Я вам сейчас быстренько объясню алгоритм действий, вы начнете работать, а я вскорости вернусь и подключусь.
Повисла продолжительная пауза, я растерялась.
— Какой ритм? — очнулся Лохматый. — Мы чё, сюда плясать пришли?
— Не грузись, — посоветовала я, но словоблудием заниматься перестала и приступила к делу. Сначала попыталась объяснить на пальцах, на какие кнопочки надо жать, потом (я все же одаренный преподаватель!) нарисовала на листе бумажки кнопочки с названиями и от них — стрелочки друг к другу. Дело пошло! Оправдав мои надежды, Вадик оказался мозговитее Лохматого и через двадцать минут, наконец, врубился и самостоятельно открыл первый диск. Я сказала, что очень им горжусь, и, пообещав быть на связи, смылась.
Первый звонок не заставил себя ждать, и раздался буквально через пять минут.
— Оля. — Голос Лохматого звучал растерянно. — Тут какая-то табличка на мониторе выскочила. Чёго от нас хочет.
— А что пишет?
— Хрен ее знает. По-английски.
— Ну, читай вслух.
— Я не умею!
— Читай как умеешь.
Китаец из глубинки провинции Цзилинь прочитал бы, конечно, лучше, но я поняла и уточнила:
— А там внизу есть такие две кнопочки «йес» и «ноу»?
— Ага.
— Нажимай «ноу».
— Понял! — воспрянул Лохматый и отключился.
К университету я подъехала рановато, до открытия кассы оставалось еще пятнадцать минут. Маячить там с протянутой рукой не хотелось, и я честно высидела в машине лишнее время, с удовольствием перекурив и в очередной раз пообщавшись с умным человеком.
Однако, кроме критики, я ничего от него не добилась и в положенное время выползла из машины. Заодно решила выбросить лишний хлам из багажника, благо мусорный контейнер оказался в двух шагах.
Собрав пустые бутылки из-под колы и воды, а также немереное количество чипсовых пакетиков, я с легким сердцем снесла все это в мусорку. В процессе этого благородного занятия машина игриво подмигнула мне и пискнула. Это была характерная особенность нашей сигнализации — через минуту после закрытия всех дверей машина «вставала на сигнализацию» самостоятельно.
Похвально, конечно, но обидно, что в порыве чистоплюйства я бросила ключи вместе с брелком сигнализации на сиденье в салоне. В общем, там они и закрылись. Свезло! Ну, такими штучками меня не проведешь, не первый раз замужем — в кармане у меня были ключи от квартиры, к которым (спасибо Валюшке, знает, что у меня с головой неважно, но никому не говорит) был прицеплен запасной автомобильный ключ. В общем, хоть наше авто и сопротивлялось всеми мигалками и пищалками, но статус-кво был в результате восстановлен, и я подалась в кассу за средствами к существованию.
Каково же было мое удивление, когда, подойдя к кассе, я обнаружила там приличную очередь. Да-а, напрасно я погнушалась подойти заранее.
— За мной держитесь, — интеллигентно предложила мне дама неопределенного возраста, одетая скромно, но вполне со вкусом. Стала держаться, хотя не терпелось убраться отсюда поскорее и это трудно было скрыть.
Окошечко кассы было уже открыто, но воспитанная преподавательская очередь почему-то практически не двигалась. Помимо этого, наше умиротворенное стояние друг за другом отягощалось тем, что как раз возле кассы бригада флегматичных вьетнамцев производила замену керамических плиток. Задача их пока что заключалась в том, что они отбивали старые плитки от стены. Нашей же задачей оставалось лишь периодически стряхивать с себя цементную пыль и вежливо улыбаться друг другу, общаясь в основном мимически, потому как речь все равно тонула в ремонтном грохоте. Периодически мы по очереди выскакивали на крыльцо, чтобы продышаться.
У меня зашевелился телефон. Я виновато улыбнулась всей очереди и сдавленно ответила:
— Алло!
— Оля! — отчаянно возопил Вадик и тут же отвлекся, заслышав шум. — Господи, ты где? Что случилось?
— Да в кассу в очереди стою, — взялась оправдываться я как можно громче, — а тут вокруг ремонт делают.
— А-а, — успокоился Вадик. — У нас тут некоторые диски не открываются. Хотя мы нажимаем… — Тут он взялся перечислять мне весь набор кнопок, но я быстренько прервала его:
— Не грузитесь. Откладывайте сомнительные диски. Работайте дальше. А я приеду, что-нибудь придумаю.
— Ага, — он почувствовал явное облегчение, — а ты скоро?
— Скоро, — обрадовала я. — Здесь еще минут на двадцать.
Я отключилась, а очередь скептически хмыкнула. Ровно через двадцать минут телефон снова ожил. — Освободилась? — оптимистично осведомился Вадик.
— Почти что, — соврала я. — Скоро буду.
Тем временем очередь и правда зашевелилась, оттого что троих из наших быстро отфутболили: кого-то не нашли в ведомости, кому-то не успели начислить — знакомая история. Я сама по тем же причинам в четвертый раз прихожу (ну, у меня-то вообще особое везение). Правда, на такую длинную очередь впервые, слава богу, наткнулась.
В общем, мы скроили сочувствующие мины, хотя в душе порадовались, и заметно продвинулись к заветному окошку. Телефон снова зашевелился. Я рявкнула сразу: