Не очень-то обнадеживающе это звучало, но нам все-таки стало полегче. Прокурор папочку собрал, с Иванычем за руку попрощался и к машине направился. А мы остались на лавке. Шар курил и поглядывал в небо. А мы с Катькой постепенно отходить стали, в смысле — восстанавливаться. Оттого и вопросы задавать начали. Я поинтересовалась: отчего наше опознание потребовалось, ведь Иваныч и сам мог бы это сделать, чего ж над нами измываться-то? Или он боится не узнать своего шефа?
Шар сигаретку притушил и аккуратненько окурок в банку, что вместо урны под деревом была пристроена, опустил.
— Да в том-то и дело, что не Павленко это.
Мы вытаращили на него глаза:
— Не Павленко?! А кто же?
— По всему выходит, что это Бойцов Андрей Романович.
— Бойцов?!! Бывший компаньон, а потом и первый конкурент вашего Павленко?
Шар поднял на нас глаза и пристально посмотрел.
— Ого, девоньки, а вы неплохо осведомлены!
Катька вяло отмахнулась от его взгляда:
— Это я про Павленко справки наводила, а заодно и про Бойцова узнала. Что они где-то в одно время пропали, и никто ничего ни про одного из них не знал. Только где же тогда ваш шеф, если этот из джипа — не он? И как у него документы Павленко оказались?
Но Шар на наши вопросы отвечать не стремился. Наоборот, наша осведомленность о существовании Бойцова его явно насторожила. А мы оправдываться и не собирались. Не за что…
Вскорости все опять забрались в микроавтобус и нас повезли домой. Ехали молча. Молчали Димыч с Серегой, молчали мы с Катькой. Я смотрела в окно: улицы родного города были залиты янтарным светом золотой осени. Через стекло ощущалось тепло сентябрьского дня.
Самый замечательный сезон! Воздух чистый и прозрачный, небо бездонное, синее. Еще жарко на солнце, но ветерок доносит тонкий, изысканный холодок. Городские клумбы полыхают осенними цветами, народ на улицах — в полукурортно-полуделовом настроении. Говорят, когда-то в шестидесятых к нам Хрущев приезжал вот в такой же сезон. Приморский сентябрь во всей красе стоял. А тогдашнее краевое руководство для горожан надбавки к зарплатам у вождя добивалось. За отдаленность и тяжелые климатические условия. Хрущев же, как глянул на нашу осень, так и послал всех по матушке. Дескать, у вас тут Сочи и Сан-Франциско, а вы надбавки выхариваете. И зарубил проект о дополнительном коэффициенте. А что у нас зима сырая и ветреная пять месяцев в году длится — учитывать не стал.
Хотя все меняется, и климат тоже. Сейчас и зимы другие. Со снегом и без ветра.
Я зиму не люблю.
Тут как-то само собой припомнилось, что мы с Катькой без сапог остались. Не купили на Павленковы деньги. Летом-то не сезон на зимнюю обувь. Хорошо, хоть шубками запаслись. И представила я нас: на Катьке шубка беленькая, на мне курточка леопардовая, и обе мы в кроссовочках на теплый носок. Представила и захихикала.
Катька обернулась ко мне:
— Что смешного-то?
Я отмахнулась. И правда, ничего смешного. Наряды-то небось тоже сдать придется, как и «прадик».
Нас подвезли к подъезду, мы выбрались из автобуса. Димыч с Серегой следом. Однако в квартиру с нами не пошли.
— Ну что, девчонки, прощаемся. Иваныч охрану снял. Так что теперь некому вам на кухне помогать.
— Ничего, — сказала Катька, — продукты целее будут.
— Ладно вам, не жмотьтесь. Да, еще вот что, Иваныч велел у вас карточку взять. Сказал, вы знаете.
Мы с Катькой посмотрели друг на друга. Потом она нехотя полезла в сумку.
— А что еще забрать велел Иваныч?
Димыч пожал плечами:
— Да вроде и все. Ни про что другое не говорил.
Катька протянула ему банковскую карточку Павленко.
— Держи. Скажи Иванычу, что мы сожалеем.
О чем именно мы сожалеем, Катька не уточнила. То ли о том, что в джипе не Павленко оказался, то ли что мы его денежки попользовали, то ли что пришлось с карточкой проститься. Да я и сама бы затруднилась уточнить.
Наши бывшие охранники потоптались на месте, потом руки протянули — прощаться.
— Вы, девки, если что, обращайтесь. Мы всегда на помощь готовы. В нерабочее время.
Мы покивали. Пацаны в автобус загрузились и поехали. Глядя им в след, Катька грустно проныла:
— Прощай, дорогая карточка, здравствуй, экономия и бережливость! Хорошо, хоть шмотки оставили.
Мы поплелись в квартиру.
Два следующих дня прошли в пережевывании последних событий. Причем наиболее остро обсуждалась нами проблема финансового краха.
— Видишь, как я права была, оставив наш «спринтер», — с полной уверенностью, что именно так и было, изрекла Катька.
— А я думала, это я такая предусмотрительная, — вздохнула я.
— А не мешало бы нам его проведать. Иначе как передвигаться собираемся?
Мы быстро подхватились и поехали на стоянку, где оставили Катькин автомобиль. Добрались довольно скоро, автобусы днем почти пустые, да и пробок в это время не бывает.
Наш «боевой брат» стоял в дальнем углу стоянки весьма запыленный. Я села на пассажирское место, Катька плюхнулась за водителя. После нескольких попыток машина завелась, из колонок зазвучали голоса ведущих «Авторадио». Мы сидели, примолкнув. Кажется, что прошло сто лет с того момента, как мы оставили тут машину, пересев в серебристый «прадик» (ах, милый, умный, дорогой Пусик!). И вот все вернулось на круги своя. И не понять, чего жаль, а чего и вспоминать не хочется.
Дабы развеять грусть, я полезла в бардачок за тряпочкой — протереть запылившуюся панель. Шаря в нем, моя рука нащупала что-то твердое. Я извлекла это «что-то» на свет, и мы с удивлением узнали в нем сотовый телефон Павленко. Точнее, теперь уже неясно — то ли Павленко, то ли Бойцова. Короче — трупа. Он остался у меня в руках, когда я пыталась ответить на звонок тогда, на мосту, рядом с мертвецом. А потом бросила его в бардачок и в свете всех перипетий забыла о нем.
— Ну вот, — сказала Катька, — последний подарок от Павленко-Бойцова. Надеюсь, нет необходимости и его возвращать Иванычу? Мы с тобой хоть и при новых сотиках, но этот вообще крутизна — наладонник, совместим с компом! Жаль, зарядки нет.
Я посмотрела разъем. Похоже, что такой же, как у моего телефона. Ладно, дома проверим.
— Может, там еще что-нибудь осталось от прошлой жизни?
Я принялась шарить в бардачке: носовой платок, расческа, пачка влажных салфеток, страховка. А это что?
— Ха! Смотри, ключи! Запасные от Пусика.
— А как они там оказались?
— Видать, когда мы на «спринтере» ездили забирать джип после установки сигнализации, вторую пару ключей сюда закинули. Вот сейчас — память осталась.
Я приложила ключи к щеке:
— Миленький Пусик-прадусик! Как ты сейчас?
— Он без нас явно не бедствует, — изрекла Катька, а я сунула ключи в карман джинсов. Надо при случае отдать Шару.
Мы тронулись с места, помахали ручкой дядьке на шлагбауме и покатили домой.
Дома, открыв дверь, мы услышали трели домашнего телефона. Пока Катька закрывалась, я взяла трубку.
— Алло! Марлина? — Голос с явно выраженным китайским акцентом. — Ни хао!
Тут в трубке что-то пискнуло, и абонент отключился. Я не стала ждать повторного звонка, набрала сама высветившийся номер.
— Де Шень, здравствуйте, рада вас слышать! Вы откуда говорите, из Москвы или уже из дома?
— Я во Владивостоке. И мне хотется с вами встрлетиться, Марлина. Если вы не прлотив, то давайте встрлетиться завтрла.
— Хорошо, конечно, давайте встретимся! А в котором часу?
— У меня завтрла еще есть встрлечи, лутче будет вам мне перлезвонить после пяти часов, и мы договорлимся. У вас же есть мой номер. О’кей?
— О’кей, — повторила я. И Де Шень повесил трубку.
— Никак китайский товарищ прорезался? — Катька села рядом со мной на тумбочку в прихожей. — Может, все-таки гонораром поделится?
— Ага! Потом догонит и еще раз поделится!
— А может, еще перевод какой подкинет? Нам деньги нужны!
— А может, иск предъявить надумал за самоуправство?
Вздохнув, я направилась в комнату. Тут мой взгляд натолкнулся на вазочку, стоявшую на столе. Из нее торчали концы телефонной зарядки.
— Давай лучше проверим, подойдет ли моя зарядка к бойцовскому телефону!
Катька достала мобильник из сумочки и протянула мне. Шнур подошел, как родной.
Я вставила другой конец провода в розетку. Дисплейчик ожил, замигал, пошел поиск сети.
Катька взяла в руки аппарат и принялась изучать кнопки, а я двинула на кухню. И тут за моей спиной вдруг разлилась незнакомая мелодия звонка. От неожиданности я крутанулась на сто восемьдесят. Замерев и выпучив глаза, мы с Катькой смотрели на мобильник Бойцова, который заливался вовсю. Катька в растерянности нажала кнопку ответа.
— Алло! — пискнула она в трубку. А я, вытянув шею, приблизила к ней свое ухо.
— Алло! — Голос был мужским и вполне интеллигентным. — Я говорю с Мариной или с Катериной?
Тут наши физиономии окончательно сползли на грудь.
— С-с Ка-катей! — заикаясь, проблеяла Катька.
— С Какатей? Вот и отлично. Это вас из милиции беспокоят. Капитан Трубников. Я бы хотел уточнить у вас некоторые обстоятельства. Мы сможем с вами сейчас увидеться?
Мы посмотрели друг на друга. Я пожала плечами.
— С-со мной? — Катька продолжала заикаться. Да и у меня язык как примерз к зубам.
— С вами и с вашей подругой. Она рядом с вами?
Катька кивнула. Как будто бы ее абонент мог это видеть. Но он продолжал:
— Будьте добры, подскажите, как к вам подъехать?
Глядя на меня по-прежнему вытаращенными глазами, подруга продиктовала наш адрес, и капитан отключился.
— Ну и ну! Прям мистика какая-то. Не успели телефон подключить, как он тут же нас нашел. И почему нас ищут по телефону покойника? — не совсем вразумительно, но для меня понятно изрекла Катька.
— А о чем он будет с нами говорить?
— Да все о том же, о джипе и о трупе, наверное. Вот влипли-то мы, теперь заколебемся показания давать да протоколы подписывать!