Но размышления на важные государственные темы друзьям пришлось на время отложить, потому как вершина, где кончалась дорога, выложенная тёсаным камнем, была уже рядом. Именно из-за дороги в голову Ефрема полезли мысли о сказочном Изумрудном городе в Волшебной стране. Всем, наверно, мамы читали в детстве эту сказку, все верили в Изумрудный город и злых волшебников. Там Элли, путешественница поневоле, шла через всю страну к Гудвину Великому и Ужасному по дороге, вымощенной жёлтым кирпичом. Неужели маска им подготовила такую же участь?
Но скоро сказка сказывается, а дело всё же никто не отменял. Дворец или храмовина, как сказал плотник, был воздвигнут по тому же архитектурному принципу, что остальные дома курганного города. Внушительные стволы кедрача, скреплённые в колонны, чередовались с гипсовыми и глиняными, выкрашенными бирюзовой краской. Или же они слеплены были из синей глины?
Милетин помнил синюю глину, виденную им однажды в молодости, когда его занесло в ту же Сибирь, где в посёлке Мирном имелась своя разрабатываемая шахтёрами кимберлитовая трубка. Голубой глины там было завались. Алмазов тоже. По графитным кристаллам чёрного цвета, немного недотянувших до алмазной прозрачности, там просто-напросто ходили. Может быть, алмазы и здесь, в столице царства Десяти Городов не редкость? Недаром он обратил внимание на чёрный дорожный гравий, очень похожий на кимберлитовый.
Ну, да это к делу не относится. Гораздо больше внимания здесь не мешало бы уделить пирамиде пред замковыми воротами. Собственно, сама четырёхгранная пирамида, миниатюрная копия египетских, служила здешними воротами, потому что никакого другого входа в крепостную стену окружавшую дворец не наблюдалось. Уж не отсюда ли во Францию переползла идея создания входа перед Эрмитажем? Но там пирамида выложена из стекла, вернее из 666 стеклянных квадратов. Здесь облицовочные квадраты были вовсе не стеклянные, скорее всего их можно назвать настоящими евклидовыми прямоугольниками из тёсаного гранита благородного серого цвета.
Недалеко от пирамиды была сконструирована из разных древесных пород беседка, в которой сидели живые люди. Одеты они были в белые льняные одежды, подпоясанные зелеными кушаками, но у каждого на голове красовался похожий на мусульманский тюрбан. Поэтому можно было с уверенностью сказать, что это только что прибывшие гости из верблюжьего каравана. Значит, они пока не были приняты во дворец. Тем лучше. Никогда не вредно посмотреть на поведение приезжих из другой страны. Тем более, эти пожаловали в Аркаим не из будущего или прошлого.
И тут несколько облицовочных пластин пирамиды самостоятельно вдавились внутрь, открывая дверной проём. Оттуда вышел человек в длиннополом кафтане, как у Ефрема и пригласил ожидающих войти. Окурок с Котёнышем тоже поспешили юркнуть в открывшуюся дверь, стараясь не привлекать к себе внимания индусов.
— Смотри-ка, милейший, — прошептал на ухо Ефрему Иван Кузьмич. — У встретившего индусов точно такой же кафтан как и у тебя. Мы только мехами от него отличаемся. Значит, сойдём за местных.
— Нам, вообще-то, ни к чему прятаться, — возмутился не к месту Котёныш. — Мы гости, или разбойные тати?
— Конечно, конечно, — попытался успокоить его Иван Кузьмич. — Но и лезть на рожон не стоит. Пока не стоит.
В пирамиде каменная лестница уходила круто вниз в коридор, освещаемый факелами, который проходил прямо под стеной цитадели и почти сразу же поднимался наверх.
— А что, с точки зрения оборонительной тактики проход в цитадель — оригинальное и довольно мудрое решение, — резюмировал Иван Кузьмич. — Во всяком случае, такого не отыщешь ни в одной средневековой крепости.
— Причём, в мудрые решения можешь включить и распахнутые настежь ворота в нижней стене, через которые мы недавно прошли? — поддел стратега Котёныш. — Настоящая крепостная защита!
— Да ладно тебе, — отмахнулся Окурок. — Зато вся долина отсюда — как на ладони просматривается. Чем плохо?
На этом их стратегические дебаты пока закончились, потому что прямо перед поднявшимися из-под земли была ещё одна пирамида… из черепов. Все вновь прибывшие застыли перед этим архитектурным изваянием, открыв рты.
Удивительно, что на вершине этой, прямо скажем, необычной пирамиды красовался необыкновенный крест.
— Что-то здесь Тамерланом попахивает, — сварливо буркнул Окурок.
— Скорее наоборот, — перебил его Котёныш. — Не удивлюсь теперь, если в истории всплывут факты о том, как маленький Тамерлан получил образование в таинственной ногайской школе, — усмехнулся Котёныш. — Но смотри, что это?
Ефрем заметил всё же и указал пальцем на вершину пирамиды черепов. Там из чёрного дерева застыла в смиренном распятии буква «Х», из середины которой вырастала буква «Р».
— Что это? — удивлённо спросил Иван Кузьмич. — Я такого, кажется, нигде ещё не встречал.
— Историю знать надо, — снова поддел Котёныш. — Изображение этого креста известно всем, кто хоть раз внимательно знакомился с прошлым нашей бедной планеты.
— Ох, замучил ты меня со своей историей, — огрызнулся Окурок. — Говори быстро, что сие означает, не то я тебя…
— Это Крест Константина, — миролюбиво отозвался Ефрем. — История сообщает, что монограмма «Хи-Ро» состоит из двух греческих — первых букв имени Христа Спасителя. Сообщается также, что император Константин увидел этот крест прямо в вечернем небосклоне по дороге в Рим. Под крестом красовалась надпись «In hoc vinces», что в переводе на русский звучит как «Сим победеши». Именно это послужило и городу и императору стать христианами. Сейчас символ Константинова Креста считается во всём мире первым признаком христианства, победы и спасения.
— Вот это номер, — только и смог выговорить Иван Кузьмич. — Ведь царство Десяти Городов, где мы оказались, существовало много раньше. Причём же здесь император Константин? Причём ещё не родившийся на земле Христос?
Той порой из деревянного дворца вышел какой-то человек, одетый в длиннополый кафтан больше смахивающий на подрясник, потому что застёгнут он был с левой стороны, навроде косоворотки, и прихвачен в поясе широким кожаным ремнём. Подрясник на человеке своей праздничной белизной ничуть не уступал одеждам приехавших индусов. К прибывшим гостям вышел либо сам хозяин Аркаима, так как шёл один без охраны, либо его стряпчий. Но стряпчему такая одежда не подходила. Это стало заметно, когда длинноволосый старец приблизился к приезжим.
Белый подрясник его так и сверкал золотой канителью, но такой тонкой работы, что издалека невозможно было что-либо разглядеть. А когда старец приблизился, посторонние спокойно могли полюбоваться на вышитые по подолу подрясника письмена или узоры какого-то чудного орнамента.
— Мир вам, — произнёс вышедший навстречу приехавшим и поднял правую руку вверх с открытой ладонью. Все пришедшие отвесили приличествующий в таких случаях поклон.
— Мир вам, — повторил старец. — Колькраты ни приидеши к нам, ан вельми гостеваты будете.
В ответ один из индусов в зелёной чалме и накинутой поверх белой тонкой рубахи безрукавного кафтана, тоже почти до пола, произнёс несколько слов на явно нерусском языке, но все поняли, что купец благодарен за приём и просит принять подорожный подарок.
Тут же его слуги принялись выставлять из принесённого с собой коврового кофра золотую посуду, два венца, усыпанных самоцветами, боевой топор дамасской стали и много, много всякой всячины, включая даже священные индусские светильники, заправленные амброзиевыми маслами.
Один из слуг отдельно вынул из принесённого ларца шелковую лиловую подушечку, шитую серебром, положил на неё какую-то деревянную штуковину и коленопреклонённо подал мусульманину. Тот тоже преклонил колена, но уже перед встретившим гостей старцем в белом подряснике и протянул ему лежавший на подушечке дружественный знак внимания, привезённый из далёкой страны.
— Глянь, — опешил Окурок и толкнул приятеля в бок. — Глянь, что он старцу всучивает!
От болезненного толчка Котёныш пришёл в себя и увидел, что на подушечке лежит деревянное изображение маски! Да, той самой маски, которая и отправила их сюда. Могло даже показаться, что маска та самая, которую в своё время привёз в Москву писатель Алексей Толстой, но, скорее всего, это была просто копия ритуальной маски, ставшей подарком владыке Аркаима. Не от этого ли и погибло могущественное русское царство?
— Фантастика! — только и смог выдавить Ефрем.
— Какая, к лешему, фантастика! — разошёлся Окурок. — Ввозят, блин, контрабандную нечисть в Россию и никто этих проходимцев не накажет. Их же сажать надо! Здесь и Магадан недалеко!
— За что? — одёрнул его Котёныш. — За царские подарки? За желание поделиться властью над миром? И где сажать — здесь? Да вам прозвище укоротили, мой друг, — съехидничал Котёныш. — Я, если позволите, буду вас величать Сталинским Окурком! На меньшее вы и не тянете! Тем более, что любезный вашему сердцу Магадан ещё не построен, не говоря уже о лагерях.
Иван Кузьмич непроизвольно передёрнул плечами, но возмущаться не стал.
Сказал только:
— Ежели Сталинским Окурком, то при таком величании обязательно обращаться на вы и тихим благоговейным шёпотом. Договорились?
Котёныш понял, что непроизвольно нанёс боль приятелю и тут же пошёл на попятную:
— Иван Кузьмич, да нельзя же так. Может, я что-то не то болтаю, но вы же должны делать какое-то снисхождение к людям, нельзя же так!
— Мы уже на «вы»? — одёрнул его офицер.
— Понял, — живо откликнулся Котёныш. — Всё понял.
Он тут же вернулся к происходящему и сообразил, что индусы советовали встретившему их старцу повесить маску прямо на символ «Хи-Ро», возвышающийся над пирамидой черепов. Зачем это нужно, Ефрем не знал, только если русский старец согласится свалить в одну кучу немаловажные символы, то к добру это явно не приведёт. И пирамида из черепов, что это? Если таким образом когда-то отдавали должное памяти предков, то всё становится ясным. А если попирание человечества христианским символом? Да, всё в этом мире возможно, но почему злоба всегда захватывает власть над сознанием?