мена, которая с давних времён звучала у всех пророков земли одинаково — Армагеддон. Значит, мы давно живём в царстве многоликого Антихриста и сам он не объявился только потому, что не успел ещё превратить религии всех стран в одну, а сами страны — в единое целое, которым управлять с помощью электронной техники не составит большого труда. Тогда действительно, каждая кухарка сумеет управлять Государством, как однажды сказал достопамятный Ульянов-Бланк.
Но не в международной политике скрывалась Истина существования, поэтому сразу вспомнилась «Книга мёртвых», в которой действительно обозначались все перевороты прошлого и возможные революции будущего. Только у кого получить разрешение на прочтение, и принесёт ли оно хоть какую-то пользу? Перед глазами плясали забавные разноцветные иероглифы, очень похожие на письмена из книги… жизни, как говорил недавний собеседник. Странно, что помещение Гохрана снова исчезло из обозримости, и только необозримая гамма букв плясала перед глазами, как будто все азбуки мира собрались в одном месте.
Может быть, книга что-то хотела сообщить, но посланные инфернальной почтой закорючки на русский уже не переводились. Поэтому буквенная пляска перед глазами была пустой и бестолковой. Давно известно, что ничего не случается просто так, поэтому надо каким-либо способом вникнуть в пляшущий перед глазами текст. Только как прочитать весь этот буквенный хоровод? Как постичь Истину? — вопрос, который вечно будет вставать перед любым и каждым, кому небезынтересна эта жизнь.
Скрипнула входная дверь.
В пещерной тишине Гохрана этот скрип прозвучал подобно взрыву пусть не атомной, но мегатонной бомбы. Раздирающий сознание звук ещё не успел затихнуть, а пространство уже разрывала дробная пулемётная очередь дамских шпилек. Такого мегалитического восприятия звуков Ефрем вовсе не ожидал и от громового голоса вернувшейся Наташи непроизвольно поморщился.
— Ефрем! Иван Кузьмич! Что с вами? — лепетала она, кидаясь то к одному, то к другому путешественнику по зазеркальным измерениям. — Прямо как знала, нельзя вас одних оставлять!
Милетин обернулся на её голос, опять немного поморщился, стараясь привыкнуть к усиленному звуку, но ничего перед собой пока не увидел, кроме пляшущих в воздухе книжных иероглифов. Зрение безнаказанно исчезло, а когда вернётся — не сообщило. Всё можно понять, только как теперь избавиться от полученной дозы общения с маской, поразившей не только психику, но и физиологические органы человека?
— Наташа, это ты? Подними меня, — Ефрем протянул руку в ту сторону, где только что слышались пулемётные очереди каблучков.
— Господи! Ну, какая же я дура! — всхлипнула Наташа. — Дура, что согласилась оставить вас наедине с этим чудовищем! Иван Кузьмич! Иван Кузьмич!
Всё же метания Наташи меж двумя ничего не соображающими мужчинами наконец-то увенчались успехом. И тот и другой постепенно начали приходить в себя. Впрочем, Ефрему это сделать было намного легче, поскольку он пока ещё не терял пусть сумбурный, но человеческий ход мыслей. Он с помощью Наташи сумел сесть, прислонившись спиной к гранитному пьедесталу.
Достав из кармана платок, Милетин принялся усиленно протирать глаза, как стёкла очков, чтобы хоть как-то вернуть зрение. Немного начало получаться и Ефрем искренне пожалел, что нельзя глаз достать из глазницы, как монокль протереть, вставить на место и уж больше не мучиться. Окружающее пространство приняло определённые формы. И как маленькая радость возвращения к нормальному состоянию, снова стал виден в кресле Иван Кузьмич, вокруг которого копошилась девушка.
— Это не чудовище, Наташа, — Ефрем уже довольно сносно различал свою знакомую, снова переметнувшуюся к нему и нащупывающую на шее артерию, чтобы измерить пульс. — Это вовсе не чудовище. Это апейрон зла.
— Какой ещё апейрон? О чём ты? — рассеянно произнесла Наташа, несмотря на всю серьёзность положения.
— О, Господи! — закатил Ефрем уже зрячие глаза. — Опять среди тебя и вокруг тебя необходимо проводить ликвидацию безграмотности?
— Ты против? — обозлилась девушка. — Ладно, можешь ничего больше не говорить. Тем более что скоро сотрудники примутся загружаться на работу. Ни в коем случае нельзя чтобы кто-то что-то увидел. Надо начальника в чувство привести. Сможешь помочь?
— Если сюда действительно кто заявится, попроси подождать или заглянуть немного позже. И закрой, пожалуйста, дверь на ключ, — экстрасенс наглядно показал рукой как это надо сделать. — Всё равно я пока подняться без твоей помощи не могу. К сожалению, не так быстро возвращается к человеку способность снова стать человеком, то есть самим собой после пикантных ночных приключений. Эта инфернальная штучка, — Ефрем кивнул в сторону маски, — гораздо серьёзнее, чем я думал. Хорошо ещё, что Иван Кузьмич очухался.
При этих словах начальник Гохрана завозился в кресле, вернее, пытался это сделать, но у него тоже пока ничего не получалось. Напарник Котёныша сидел с открытыми хлопающими глазами, которые ничего не видели. Скорее всего, Окурок тоже что-то видел перед собой, неподвижно уставясь в пространство, но это что-то существовало в другом измерении.
Наташа выполнила просьбу Ефрема, закрыла дверь на ключ, потом зачем-то включила электрический чайник, полезла в аптечку, достала ватку и ампулу с нашатырём. По всему архиву разнёсся удушливый противный запах. Но он помог привести Ивана Кузьмича в нормальное состояние. Тот ещё минуту-другую вдыхал запах, потом, уже придя в себя окончательно, отвёл руку девушки в сторону.
— Ну, хватит уже. Хватит, — он взглянул на неё довольно чистыми глазами, и Наташа обрадовалась, что оставленные ею на ночь мужчины пока живы-здоровы, если полумёртвых можно считать живыми.
Девушка, уходя вечером домой, внутренне ожидала какого-то подвоха от маски, если не сказать пакости, но не думала, что будет так серьёзно. Хотя, в её судьбе тоже приключились довольно странные события, связанные именно с маской. Тем не менее, на этом зацикливаться не стоило. Во всяком случае, сейчас, потому что просто надо было конкретно ставить мужиков на ноги. Все остальные соображения можно высказать когда-нибудь потом, но не сейчас.
— Значит так, — уверенно произнесла Наташа. — Пока я за вами поухаживаю, потом надо будет вызвать скорую, но, если не хотите в приёмное отделение Склифосовского, то отвезут домой.
— Не надо скорую, — поморщился Иван Кузьмич. — Умоляю, не надо. Как ты им объяснишь наше положение? Может, сначала нам расскажешь, а мы оценим, то есть, расценим и вынесем резолюцию. Хочешь?
— Что же делать? — не сдавалась Наташа. — Если опустить руки, то это только на радость инфернальным силам. Уж они-то с удовольствием спляшут тризну на помин души в самый разгар шабаша.
— В общем так, — оборвал её Иван Кузьмич. — Я как начальник запрещаю тебе всякие вольнодумства. Без этого как-нибудь разберёмся. Лучше вон Ефрему помоги, он совсем плох.
— Ты не прав, Иван Кузьмич, — отозвался тот. — Я тоже скоро оклемаюсь. Не хватит у этой нечисти силы, чтобы нас жизни лишить! Вернее, хватит, если только мы сами на это согласимся. Но мы, надеюсь, к суициду не склонны, зачем же рогатых радовать?
Девушка снова подобралась к Милетину с уже намоченным кипятком полотенцем и принялась осторожно протирать его лицо. Ефрем внимательно заглянул ей в глаза, сощурился и закашлялся.
— Плохо тебе? Я что-нибудь не так делаю? — встревожилась Наташа. — Если что не так, ты говори.
— Нет, всё нормально, — ответил экстрасенс, потом многозначительно, как ему казалось, помолчал. — Наташа, ты скажи лучше, у тебя глаза всегда такого цвета были?
— Какого? — не поняла она. — Глаза как глаза.
— Вот такие радужные, даже разноцветные. Правда, я ещё очень плохо вижу, но взгляд таких глаз ни с чем нельзя спутать.
— Где ж ты мои глаза видел? — поинтересовалась она. — Я не первый раз с самого раннего детства слышу отзывы о моих причудливых глазах. По-моему, они совсем нормальные, как у многих.
— Не совсем, — заупрямился Ефрем. — Я действительно видел такие глаза не только у тебя.
— И где же ты в глаза ей заглядывал? — поддержал разговор отставной офицер. — Уж, не в индусском ли храме, когда разглядывал богиню Кали? Я тогда тоже обратил внимание, что у статуи глаза очень живые, человеческие.
— Нет, это было позже в пустыне, когда тебя там не было. Но взгляд из-под маски у человека был точно такой же! Я ещё тогда вспоминать начал: где же, у кого же такие глаза?! Про Наташу совсем забыл.
— Да я ни за какие деньги эту образину не нацеплю на себя! — осерчала Наташа. — Скажешь тоже.
— Будем считать, Наташенька, что ему показалось, — поставил точку Иван Кузьмич, стараясь заглушить, готовый вспыхнуть беспредметный спор. — А ты, Котёныш, лучше расскажи, что там тебе в пустыне привиделось?
— Встреча живым караван-баши, носящим такую вот же образину, — Милетин кивнул в сторону бюста Алексея Николаевича, на мраморном лице которого улыбалась маска.
— Не обижайся, пожалуйста, — вставила Наташа. — Просто пойми моё состояние, когда я пришла и застала вас обоих в таком вот нечеловеческом виде.
— Я же хотел было тебе сразу про апейрон рассказать, так, похоже, к нему интерес уже утерян? — поднял бровь Ефрем. — Что ж, я могу тебя этим не нагружать, зачем навязывать человеку какие-то дурные мысли?
— Нет, нет, — возразила девушка. — Давай дальше, я слушаю. Мне ведь тоже интересно, что с вами там происходило. Тем более, что сейчас Иван Кузьмич тоже может тебя выслушать.
— Так вот, — нахмурил лоб Милетин, вспоминая истину из «Книги мёртвых». — Апейрон — это первооснова, как бы бесформенное и безграничное начало. Это понятие введено в философию Анаксимандром за две тысячи лет до Рождества Христова. Неужели не слышала?
— Наплевать мне на твоего Анаксимандра. Лучше расскажи, что с тобой сделала эта уродина? — Наташа кивнула на маску, нахально улыбающуюся с бюста Толстого. — И с моими глазами что случилось? Они у меня от рождения такие и другими не были.