Теперь Мелани спешно читала названия ингредиентов на окружавших их горшках, тюбиках и пузырьках. Отправив Лейвуда в один конец магазина, сама она пошла в другой.
– Притормозите, – сказал он, взяв ее за руку. – Необходимо все сделать правильно. Вы так долго шли к этому, и теперь не стоит спешить, чтобы ничего не испортить.
– Но время уходит … – она почувствовала себя неловко. Что-то сместилось в ее мире. Мир не вернется на место, пока ее мама не выздоровеет. – Мое время не принадлежит мне, пока ей не станет лучше.
– Настоящее время или ампулированное?
– И то, и другое.
Она увидела нужный ей минерал – комок желтой серы – и схватила его с полки.
– Что вы будете делать потом? Когда вам не придется проводить целый день, ухаживая за ней?
Лейвуд резко отпустил руку Мелани, словно осознав, насколько интимным кажется этот жест в полумраке.
Она вздохнула и какое-то время молча смотрела на список. Он лез не в свое дело, а она не была уверена, что хочет делиться с ним планами.
– Не знаю. Сколько себя помню, столько она болеет. Отец был намного старше ее – какое-то время мне пришлось ухаживать за ними обоими. Честно говоря, я никогда не думала, что наступит день, когда я стану не нужна ей, – она подняла глаза. – Вы правы. Что я буду делать?
– Пока у вас еще есть время подумать об этом. Время понять, как проводить время.
Они молча подобрали еще несколько предметов. Но как Мелани ни старалась, она так и не смогла обнаружить одну очень важную вещь: специальный большой шприц. В этом не было ничего удивительного. Знания Белладино подсказали ей, что такие магические устройства находятся под жестким контролем. Шприцы были у сборщиков налогов, которые прятали их, скрывая от глаз общественности. Но время от времени они требовались и целителям. А большинство горожан, покупая пудру и тоники, вероятно, даже не догадывались о существовании такой могучей магической силы. У аптекаря такого положения, как друг Лейвуда, наверняка есть доступ к игле и все необходимые разрешения, но где же он хранит этот ценный инструмент – у себя или где-то в другом месте?
Тихий голос в глубине головы напомнил ей, что у нее нет документов на дополнительные магические предметы. Только на маску. Насколько дороже это может стоить? Сможет ли она получить такие документы или ее возможности ограничены?
Белладино подсказал, что ей нужен сейф. Скорее всего, он не заколдован, но точно хорошо заперт. Она не разбиралась в замках, но что-то в ее голове назойливо шептало, что не стоит об этом беспокоиться. Белладино был уверен в себе и знал, что поможет ей найти выход.
Сейф оказался в задней части аптеки. Большой, внушительный. В таком можно хранить не только ампулы со временем, но и минералы, и химикаты, которые могут оказаться слишком опасными, если их оставить без присмотра. Сейф был плотно закрыт тяжелым замком.
Не может быть, чтобы это оказалось так просто, усмехнулась она про себя, осматривая замочную скважину и взглянув на стойку, где Лейвуд оставил кольцо с ключами. Когда он повернулся спиной, она схватила ключи, хотя рука ее напряглась, а тело сопротивлялось. Все-таки она не была воровкой. Ясно, что аптекарь и не думал, что они залезут к нему в сейф. Ясно, что и она не собиралась брать то, на что не имела разрешения. Но с другой стороны, аптекарь же ничего не сказал им про то, какие ключи можно брать, а какие нельзя. Он отдал всю связку.
И по закону, я в полном праве использовать такую иглу, сказала она себе. Это прозвучало одновременно правдой и неправдой. Разрешения на иглу у нее не было… или было? Ее память будто покрылсь пеленой, воспоминания расплывались.
Подождите, да, конечно же, у нее было разрешение на использование такой иглы. Как она могла забыть?
Она с легкостью открыла сейф. Внутри лежало множество самых разных принадлежностей, на большинстве из которых были наклеены длинные этикетки с указанием того, с чем их нельзя смешивать. И там, у самой стенки, в запертой стеклянной кювете хранился шприц. Его цилиндр покрывали замысловатые узоры, и он казался таким красивым. В течение нескольких минут Мелани пыталась открыть крошечный замок на кювете, но все ключи были слишком велики. Поэтому, недолго думая, Мелани взяла гирьку от весов и стукнула по кювете. Раздался звон стекла.
– Что это было? – крикнул Лейвуд.
– Ничего. Футляр сломался. Но я возмещу, – отмахнулась она от его беспокойного голоса.
– Будь осторожна, пожалуйста.
– Конечно, конечно.
Она закрыла сейф и положила ключи на стойку.
Снова наступила тишина. Время от времени она поглядывала в его сторону и обнаруживала, что он наблюдает за ней. Это вызывало у нее странные, противоречивые ощущения внизу живота.
– Я помню, как мое время заливали в ампулу, – внезапно сказал он.
– Не может быть, – засмеялась она.
Он, наверное, думает, что я в мрачном настроении, и решил меня посмешить. Время берут у младенцев.
– Честно, помню. У меня взяли время позже обычного, потому что отец пытался обмануть сборщика налогов. Он просто не заявил о моем рождении.
Она прекратила поиски и закрыла шкаф, который исследовала. Она хотела спросить его, пытался ли отец защитить его, позволить сохранить его время или он намеревался продать его на черном рынке, чтобы выручить побольше денег. Пять лет – столько времени забирают на уплату налога на время. Его заливают в маленькие магические ампулы и стеклянные диски – четыре года идет в казну города-государства, один в карман родителей. Потом и ампулы, и диски циркулируют в качестве денег, пока кто-то не накопит достаточно богатства, не выкупит его и не вспрыснет в себя. Конечно, выкуп и впрыск означал, что нужно снова заплатить налоговикам, чтобы они могли извлечь время из стекла и сделать инъекцию. Инъекцию из капельки вашего времени, капельки еще чьего-то. В общем, по капельке от каждого.
Таково было повеление богини. Время необходимо делить, время необходимо обменивать, время должно циркулировать.
Хотя Мелани больше всего интересовали мотивы его отца, о котором она знала то, что знала, она спросила совсем другое:
– На что это было похоже? Похоже на то, как берут налог на эмоции по достижении возраста трех пятилеток? У меня брали всего три года назад.
Всего три года назад? Кажется, целая жизнь прошла.
– У меня брали семь лет назад. И нет. Нет, это такой странный всплеск эмоций, а потом притупление. Это было… болезненно. Но я чувствовал легкое головокружение, эйфорию. Они взяли больше, потому что набежали штрафные проценты.
– Это несправедливо. За это должен был заплатить твой отец.
– Он и заплатил. В тройном размере.
Мелани резко вздохнула.
– О, я…
Но Лейвуд продолжил:
– Этот инцидент заставил меня кое-что понять в очень раннем возрасте – о жизни. Вот почему я так много работал. Я не унаследовал гостиницу от родителей. Я заработал все сам. Настоящее время намного ценнее, чем время в ампулах. У него и курс обмена выше. Я решил, что хочу потратить свое, как можно более продуктивно, чтобы получить максимальную прибыль. Таким образом, когда я буду близок к смерти, мне не захочется докупать время – откладывать лишние дни, месяцы или годы. Потому что я не буду ни о чем сожалеть. Думаю, что только те люди, которые зря тратят свою жизнь, потом стараются наскрести лишние минуты.
– Это не очень справедливо, – сказала Мелани, думая о своей матери, – что время можно добавить только в конце жизни, а не в середине.
– И кто хорошо проводит эти последние докупленные минуты? Люди, которые умирают молодыми, вообще не думают о выкупе времени. Только старики. А если ты не аристократ, то, скорее всего, у тебя навряд ли останутся ампулы со временем на оплату ухода, который необходим в конце столь неестественно долгой жизни. Люди доживают до семидесяти, даже восьмидесяти лет. Представляете?
– Где-то я слышала, что пара маркизов дожила до ста двух лет.
– Вот именно – маркизов. А такие, как я? Я могу докупить себе время, но не настолько много, чтобы обеспечить достойный уход в последующие годы. Я не хочу лишних минут мучений, когда превращусь в разбитого старика, страдающего недержанием.
Он подошел к ней с сумкой, в которой лежала уже примерно половина ингредиентов из списка.
– И знаешь что? – шепотом спросил он. – Если люди перестанут покупать время, думаю, эта жатва подойдет к концу. У младенцев не будут забирать их время, как и должно быть.
У нее перехватило в горле, а взгляд заметался по пустой комнате, как будто жрецы Времени могли внезапно выскочить и обвинить их в богохульстве. Она никогда не слышала, чтобы кто-то осмеливался сказать, что нельзя брать налог на время. Что младенцы не должны платить государству по счетам, как это делали все до них. Что и сам налог может быть… несправедлив.
– Звучит идеально, – ответила она хриплым шепотом.
– Так и должно быть, – пожал он плечами.
Глава 8Крона
Я сказала тебе держаться подальше от пещеры и стоять на страже. Я хотела доказать, что я храбрее. Ты всегда ходила по дому, как петух, который осматривает свой курятник, считая себя султаном. Как ребенок, который считает себя принцессой и не знает, как хрупка на самом деле жизнь. Но эта история не о тебе, она – обо мне и темной пещере. Я карабкалась между серыми камнями, обдирая нежную детскую кожу, тыкала языком в расшатанный зуб, чтобы сосредоточиться. Каждое мое движение, каждый камень, который вылетал из-под ноги, издавал разносившиеся эхом звуки. Когда я почти пробралась внутрь и присела перевести дух на земляном полу, я заметила, что в глубине пещеры мерцает золото. Настоящее золото. Я была уверена, что нашла спрятанный разбойниками клад.
К тому времени, как Трей и Крона вернулись в участок, дневной свет уже согревал земли Долины.
– Идите домой, – проинструктировала их Де-Лия, когда они вошли. – У регистратора есть ваши записи; он почти закончил расшифровку. Идите домой и поспите.