Все это было странно – странным казалось вертикально стоять, а не висеть, трепеща крыльями, сбоку от дерева или под листом. Как он вообще смог так высоко подняться над землей, не чувствуя, как ветерок пробегает по его крыльям?
Его затопила волна разнообразных ощущений. Он чувствовал себя сильным, но хрупким. Уязвимым, но злобным. Мысли медленно отдалялись от слов, полностью погружая его в какую-то другую матрицу знания.
Внезапно он вырвал булавку, выдернув из плоти нить эмоций, и закричал.
– Я узнал… узнал кое-что о том, как быть осой, – он швырнул булавку ей в лицо. – Никогда не слышал, чтобы хоть кто-то использовал знания какого-либо существа. Уже мертвого существа, – подчеркнул он. – Разве изготовление масок не требует особого процесса? Не начинается задолго до смерти?
– Требует, – сказал Матисс. – И обычно его проводят в абсолютно чистой и сбалансированной среде… Как правило.
– Я могу показать тебе свои записи, – радостно сказала Фиона. – Сомневаюсь, конечно, что мы когда-либо найдем что-нибудь побольше жука, заключенного в янтарь. Но я предположила, что сам янтарь…
– Подождите, подождите, – сказал Шарбон, проводя рукой по глазам. – Сколько?
– Прости?
– Сколько новых заряженных магией предметов вы создали?
– Все вместе или после того, как я вернулась из дурдома?
– В целом, около пятидесяти, – предположил Матисс.
Шарбон откинулся на рабочий стол.
– О, боги, – пробормотал он себе под нос. – Бросить такой вызов государству, бросить вызов богам, самому Знанию. Кара за создание хотя бы одного магического предмета без разрешения…
Матисс вытащил из кармана свою неподвижную руку. И теперь Шарбон смог наконец понять, почему она казалось такой неподвижной – похожей на каменную глыбу. Она действительно была изготовлена из куска дерева. Протез, тщательно вырезанный в виде сжатого кулака. Матисс расстегнул пряжки, удерживавшие фальшивый кулак, и поднял руку. В свете лампы показалось голое запястье.
– Кара – отрубание рук, виновных в этом деянии, – произнес он со странным самодовольством. – Мы оба хорошо это знаем.
Шарбон сам расчленил слишком много тел, хотя никогда не служил палачом, поэтому вид отрубленной ладони Матисса не шокировал его слишком сильно.
– Можно? – спросил он, протягивая руку.
Матисс пожал плечами и вложил культю в руку Шарбона. Целитель осмотрел рубцы, ощупал, как все еще взаимодействуют кости и сухожилия. Матисс вздрогнул, когда он слегка надавил.
– Мясники, – выдохнул Шарбон. – Вижу, они оставили ладьевидную кость, которая, вероятно, раздробили. Кажется, частично остались головчатая и полулунная кость.
– Я не спрашивал палача, все ли он правильно сделал, – усмехнулся Матисс.
– Гуманно было бы хирургически ампутировать все, что находится за пределами радиуса.
Фиона подошла и положила руку на запястье Матисса.
– Я бы сказала, что самым гуманным было бы оставить ему руку.
Шарбон опешил.
– О, ну да, я имею в виду…
– Прекрасно, – ответила она, отмахнувшись от его замешательства и поцеловав запястье Матисса, прежде чем он надел протез.
Шарбон нахмурился, увидев открытую демонстрацию неуместных эмоций.
– Тебе никогда не казалось, что правила города-государства слишком строги? – спросила она. – Что наказания несправедливы? Ты никогда не задумывался, почему есть определенные вещи, которые нам запрещают изучать? Даже тебе, Луи?
– Я говорил вам, – мягко произнес он, вытаскивая платок и вытирая лоб. – Я уже заплатил свой долг обществу и с тех пор иду по прямому проторенному пути.
Она не могла этого знать. Откуда она могла узнать? В этот раз он действовал чрезвычайно осторожно. Раньше он был просто глупцом, когда подкупал владельца похоронного бюро, чтобы тот позволил ему резать трупы для изучения перед кремацией. Этот человек нарушил их джентльменское соглашение и сдал его. Вот почему Дозор схватил его. Теперь для своих анатомических исследований он все делает сам. Никто не догадывается, что тела пропадают. Никто не проверяет их слишком внимательно – он просто приносит их назад аккуратно и плотно зашитыми.
Он вынужден так поступать. Закон неправ, люди неправы. Как хирург может быть уверен в своей работе, если он понятия не имеет, что находится под кожей? Пациенты умирали, потому что расчленение тел было запрещено законом. Говорят, что это неуважительно. Но насколько это ужасно для целителя, у которого нет знаний Шарбона? Который знал, что внутри человека что-то не так, но не знал, где искать? Им приходилось резать, рассекать, препарировать живые ткани, чтобы узнать то, что знал он. Они убивали живых пациентов, потому что оперировать мертвых считается неуважительным.
За последние несколько лет Шарбон в десять раз лучше узнал человеческое тело – ведь он глубокой ночью грабил станции по подготовке песчаных карьеров. Он спасал людей, делал их лучше, а государство все равно бросит его…
– Луи? – напомнила о себе Фиона, снисходительно улыбаясь. – Сколько ты пробыл в трудовом лагере? Между твоим младшим и средним ребенком большая разница в возрасте, так что, полагаю, несколько лет.
– Двадцать три месяца, – признал он, громко сглотнув. – После этого нам с Уной потребовалось время, чтобы снова узнать друг друга. Но могло быть и хуже: они смягчили приговор, потому что я, по крайней мере, помог сжечь тела в конце. Все, кроме одного – и я бы до него добрался, я бы…
– Тихо, успокойся. Тебе не нужно оправдываться передо мной. Моя семья отправила меня в приют, когда мне было тринадцать. Муж спас меня в шестнадцать лет. Я знаю, насколько несправедлив этот мир, как легко промыть мозги людям. Скажи, ты считаешь себя религиозным человеком?
– Конечно.
– Помнишь о Карах Пятерых?
– Заморозка чувств, тяжкий труд, отрубание, смерть… и беспрекословная преданность, – перечислил он.
Он мог полностью повторить цитату из свитка, но его терпение было на исходе.
– И разве тебе не повезло, что судья постановил, что ты пошел против Природы, а не против Знания.
Это была констатация факта, а не вопрос.
– Я бы не сказал, что мне повезло, что я туда попал, – отрезал он.
– Конечно, конечно, – сказала она. – Прошу прощения.
– Зачем вы пригласили меня сюда? – потребовал он ответа, и все мысли о приличиях улетучились. – Показать свои творения? Подразнить меня моими проступками? Я не понимаю, во что вы играете, и не хочу в этом участвовать.
– О, мой дорогой мальчик, ты совершенно прав. Я немного поиграла с тобой, как кошка с мышью. Не смогла устоять. Но у меня есть для тебя предложение – другое, конечно. Честно говоря, не совсем другое, – она подмигнула ему. – Меня недавно посетил кое-кто, кто хотел меня уверить, что скоро будет раскрыта тайна бога Непознанного.
Он подозрительно посмотрел на нее.
– И кто мог утверждать такое… раскрытие?
– Ответ тебе не понравится. Это будет противоречить всему, что вы считаете истиной.
– Мадам, я сейчас стою по колено в вещах, которые идут вразрез со всем, что я считаю истиной. И приличиями, – добавил он.
– Я все же думаю, что он еще готов, – сказал Матисс.
– Нам не нужно, чтобы он был готов, нам нужно, чтобы он жаждал истины, – возразила она.
– Думаю, мне пора, – сказал Шарбон.
Это уж было слишком… слишком… отвратительно. И его инстинкты подсказывали, что следующие слова из ее уст – все, что она хотела бы объяснить ему об «истине» – будут еще хуже.
– Но ты совсем ничего не поел, – возразила она.
Честно говоря, мадам, я боюсь, резко подумал он.
– Не думаю, что в данный момент у меня есть аппетит, – ответил он.
Она тяжело вздохнула, и они с Матиссом разочарованно переглянулись.
Но она махнула Шарбону рукой.
– Хорошо, уходи. Ты же не пленник. Но мы надеемся, что вскоре ты станешь нашим союзником.
Он попятился к двери, боясь выпустить их из поля зрения, пока между ними не оказались стены. Никогда, подумал он, никогда и ни за что я не смогу представить себе ситуацию, в которой я бы стал союзником таким людям, как вы.
Немного замешкавшись, он нашел внутреннюю защелку скрытой двери, которая выступала наружу, как и любая другая ручка.
– Пожалуйста, передай от меня привет семье, – сказала Фиона. – Уне, Надин, Габриэль и… как назвали малыша? Ах да, Авеллино. И да, Луи…
– Что?
– Прежде чем ты уйдешь, думаю мы понимаем, что будем надежно хранить маленькие тайны друг друга, хорошо?
– Можете на меня положиться, мадам, – нехотя ответил он.
Она улыбнулась сладко-сладко.
– Я знаю, что можем.
Убегая, он снова краем глаза заметил бюст. Он мог бы поклясться, что теперь его лицо изменилось и голова была наклонена в другую сторону. А взгляд, казалось, следил за ним – как он весь в поту и ужасе пытается скорее покинуть этот странный дом.
Глава 14Крона
Мне захотелось закричать, но я сдержалась. Папа учил нас: если ты смотришь в налитые кровью белки глаз варга, тебе – конец. И я смотрела прямо в эти большие черные с золотом глаза. Возможно, я и была тощей девчонкой, но для полузаморенного варга я бы стала неплохим обедом. Он выскочил на свет, источая ароматы выгребной ямы, и обнажил клыки. Я должна была броситься к выходу, я должна была позвать тебя на помощь, но я была самонадеянной глупой девчонкой. Вместо этого я протянула руку и сказала: «Хорошая собачка».
Два трупа… с момента пропажи маски и камня отчаяния прошло менее суток, а у Кроны на руках уже было два трупа. Один совершенно точно был делом призрачных рук Шарбона, а второй… как знать?
Было странно, что мальчик, Эстебан, заметил двух мужчин. Обычно убийцы, за которыми тянется шлейф из трупов незнакомцев, предпочитали работать в одиночку. Ими явно двигала болезнь, а не страсть или сила. И все же кража магических предметов была хорошо организована. Здесь явно действовали несколько человек.