чем-нибудь таком. Тонкий шарф, в котором она пришла в парк, едва ли послужит ей надежной защитой. Но если бы она заявилась к нему в форме регулятора, он бы ее ни за что не простил. Конечно, это не означало, что она должна отказываться вообще от любой защиты.
Благодаря форме она чувствовала себя в безопасности. Обычная же одежда – простая, но женственная – открывала не только ее лицо, хотя и была скромной, и означала, что она человек, а не рука государства.
Сначала ей захотелось вернуться домой и переодеться, но потом она решила, что ведет себя глупо и не хочет тратить время.
Пока она поднималась по лестнице полуразвалившегося здания, ступени стонали. Непривычно поскрипывали под тяжестью шагов, а по-настоящему стонали, как живое существо в агонии, а не на сгнившие куски дерева.
Все здание выглядело полумертвым. Краска, а, может, и бумага – трудно было сказать – отслаивалась от стен внутри, как старая кора. В воздухе витали застарелые запахи влажной гнили и мочи, и Крона едва не развернулась и не сбежала, поджав хвост.
Но кругом стояла тишина. Она привыкла, что в таких местах жизнь бьет ключом – люди кричат, родители зовут детей, играющих внизу. Но здесь было слишком спокойно.
На площадке первого этажа сидел грязный ребенок. Он чем-то напомнил ей Эстебана, хотя был значительно младше. Эстебана, который был так напуган.
Тело первой жертвы, конечности, тянувшиеся вверх, к птицам, устроившимся на стропилах склада, мелькнуло перед ее мысленным взором.
– Ты знаешь, кто здесь живет? – тихо спросила она. – Я ищу человека, высокого, с очень светлыми волосами. И люди… – она заколебалась. – Люди считают, что он очень красив.
Ребенок осмотрел ее с головы до ног, отметив отсутствие дыр на одежде и красивую прическу. Скорее всего, она была единственной женщиной, которая когда-либо с ним разговаривала.
Ей снова захотелось спрятаться за своей униформой. Она привыкла к настороженным, недоверчивым взглядам, когда носила шлем. На такой улице, простой и без прикрас, она обычно слышала только вопли людей, у которых не было дома.
А здесь был только маленький ребенок – чуть старше младенца и совсем один… из-за этого она чувствовала себя совершенно не в своей тарелке… Она надеялась, что взрослые обитатели просто спрятались и не покажутся на глаза.
– Ему нравятся заводные игрушки, – сделала она еще одну попытку. – Наверное, их у него много. Такие маленькие механические штуки?
Мальчик кивнул в знак того, что понял, и протянул пухлую ручку.
Она не сразу поняла, чего он хочет. Но потом до нее дошло, что именно ему нужно. Она достала пятисекундный диск и осторожно вложила ему в ладонь.
– Иди по ступенькам, – сказал он, указывая вверх на лестницу. – Дверь восемь-восемь.
– Спасибо.
Случайно напугав бездомную кошку и перебравшись через кучу мусора, Крона оказалась у двери, помеченной двумя восьмерками. На некогда зеленом дереве было криво нацарапано число – как курица лапой.
Ничего здесь не указывало на Тибо. Это место не было ни роскошным, ни элегантным, ни искусным, ни обезоруживающим. Почему он его выбрал?
С трепетом и глубоким вздохом Крона постучала.
Никто не ответил. Возможно, его не было дома. Он мог быть в тысяче разных мест по всему Лутадору. Он мог смеяться вместе с разукрашенной любовницей в соль-клубе, мог облачиться в дорогой прикид, прикинувшись джентльменом, или проворачивать какую-нибудь аферу с ничего не подозревающей парочкой, одновременно ухаживая за ними обоими.
Он мог и страдать где-нибудь. Бороться за свою жизнь где-нибудь на задворках.
Он мог снова попасться в лапы Дозора из-за дел, в которые втравила его Крона, да сохранят его Пятеро.
Не было вообще никаких причин считать, что он был дома.
Но хлипкая дверь вдруг распахнулась, явив Кроне Тибо во всей своей…
Уж точно не «красе», хотя Кроне этого так хотелось.
Кривая, если не сказать усталая полуулыбка на мгновение мелькнула на губах, и лишь потом он заметил, кто стоит перед ним в коридоре.
Он много раз видел ее без формы, но она была уверена, что он никогда не видел ее такой… какая она есть.
Его волосы были всклокочены, подбородок небрит. Он уставился на нее осоловелым расфокусированным взглядом, что наводило на мысль, что он, возможно, только что выполз из постели или вообще встал с пола. Одежда напоминала лохмотья, была рваной и изношенной почти до дыр. Плечи обнажены. Он стоял, привалившись к дверному косяку, преграждая ей вход, и казался шире и выше, чем обычно.
Его растрепанный вид застал Крону врасплох, и подготовленная острота так и не слетела с языка.
От него волнами катился лихорадочный жар, но не от болезни, а от выпитого. По коже у Кроны побежали мурашки, лицо вспыхнуло, в груди гулко застучало сердце. Кончики ушей запылали – встреча с полуголым Тибо не входила в повестку дня. Ее щеки, и уши, и прочее полыхнули не столько от смущения, сколько от острого чувства волнения.
Прекрати, упрекнула она себя. Ты ведешь себя глупо. Это Тибо. Тибо.
Она поблагодарила богов за свой темный цвет лица. Может, он не заметит, как она покраснела и разволновалась.
Ее охватил внезапный порыв упрекнуть его в бесстыдстве. Она могла притвориться, что оскорблена его наготой. Но на самом деле она боялась не этого – она боялась, что таким его видят много других глаз. Казалось несправедливым, что им любуются так много других людей – светлой кожей, крепким прессом, привлекательным изгибом бедер – неужели он перед всеми так выставляется? Поэтому она прикусила язык и не стало ревниво произносить «Где твоя туника?», чтобы ее фривольные мысли не прозвучали неловкими заявлениями.
Раздался звук, будто кто-то утаптывает снег тяжелым ботинком, и она взглянула на его левую руку в перчатке. Зеленая кожа обвивала горлышко бутылки с медовухой – длинное, из рифленого стекла, который, она боялась, мог расколоться под давлением.
Она не могла понять, почему он остается в перчатках, несмотря на то что на нем почти нет одежды.
– Как ты меня нашла? – произнес он нараспев, но вовсе не своим обычно кокетливым тоном.
– Ты же не скользкий угорь из Великих водопадов, каким себя считаешь, – медленно ответила она. – Поосторожней там. – Она кивнула на бутылку. – Не хочу, чтобы ты наглотался осколков.
– Да тут осталось пара глотков, – пробормотал он.
– Ты один? – спросила она, внезапно и остро осознав, почему он мог открыть дверь в таком обнаженном виде.
И в животе у нее перекатилось что-то скользкое.
– А что? – спросил он, и его раздражение отступило, а в глазах вспыхнули искры. – Приревновала бы, если бы я был не один?
– Я…
Выражение его глаз заставило ее проглотить возражение. Он, может, и напился до положения риз, но все равно понимал, за какие ниточки надо ее дергать.
Их взгляды встретились и задержались на мгновенье, а потом Крона заговорила снова. Она старалась не показать, что в его словах была правда, и предпочла скрыть ее за сарказмом.
– Ты прав, что-то я не то говорю. Даже ночная бабочка, работающая за минутку, навряд ли бы пошла с тобой в это… – Она сделала паузу и привстала на цыпочки, чтобы через его плечо рассмотреть дрянную мебель и тонкие занавески. – В этот дворец безграничных наслаждений.
– Что же тогда можно сказать о вас, госпожа регулятор? – язвительно заметил он, отходя в сторону. – Входите, если, конечно, не боитесь остаться со мной наедине.
– Да я поставлю тебя на колени за пару секунд, – небрежно произнесла она, принимая приглашение и одновременно ругая себя за выбор слов.
Она понимала, как это звучит – чувствовала двусмысленность, которой ей не хотелось.
Тибо, ублюдок, просто ухмыльнулся.
При входе в квартиру она оказалась в кухне, как и в квартире Де-Лии. Это несколько примирило ее с ситуацией. Когда она переступила порог, ее окутал одуряющий запах пряных благовоний, скрывающий запах мусора, въевшийся в стены здания. К ее удивлению, квартира выглядела чистой. Тибо следил за местом, где живет.
– На колени за пару секунд? – Тибо прижал руку к груди, закрывая за ней дверь, и пошел в атаку, как только она решила, что он упустил момент. – Ох, сердце, не стучи, – притворно произнес он. – Госпожа, не дразните меня в моем собственном доме.
Крона тяжело сглотнула. Наверное, он наслаждался тем, что смущает ее, но она была полна решимости вести себя профессионально.
– Так вот он какой, – быстро сказала она. – Твой дом. Очень, очень интересно. Кажется, он противоречит твоим обычным стандартам.
– Ты поверила в те стандарты, в какие я заставил тебя поверить. Я не настолько обеспечен – я только кажусь обеспеченным. Мне необходимо хорошо выглядеть, чтобы общаться с аристократами – ведь эти отношения меня кормят и даже больше. Ты думаешь, я бы стал красть по мелочам, если бы мне хватало средств, которые я зарабатываю, сопровождая богатеев?
Она заметила заводные игрушки, стоящие в ряд наверху шкафа без дверей. Они заставили ее улыбнуться. Интересно, что в нем такого, почему им так легко увлечься?
– Я думала, это просто твой путь. В смысле, карманные кражи. И ты часто бываешь импульсивным.
Он быстро подошел к ней сзади, и его пальцы обвились вокруг ее рук, прямо под манжетами рукавов. Крона вздрогнула от прикосновения, и у нее перехватило дыхание, но она не ответила на порыв. По голой коже бежали мурашки – в квартире было прохладно, и прикосновение его перчаток усилило чувство дрожи. Он слегка наклонился и крепко обнял ее.
– Я всегда импульсивен, – промурлыкал он ей на ухо.
Глубоко вздохнув, он демонстративно уткнулся носом в ее косы, крепко прижался грудью к ее спине, и она чувствовала, как она расширяется, когда он вдыхает.
Он хотел продолжить их обычную игру, натягивать струну приличий, которая их отделяла друг от друга, и балансировать на ней. Крона могла легко сдаться в этот раз, не будь он настолько пьян. Но его дыхание у уха отдавало таким амбре, что напрочь перечеркивало все его зазывное бормотание.