– Годы?
– Да. Мне жаль. Но годы.
Годы, проведенные в качестве лабораторной крысы… именно этого она отчаянно пыталась избежать.
– Нет, мне хочется… Мне хочется …
Она хотела сказать «жить».
Но что за жизнь у нее была до этого? Ну правда?
Совсем простая, конечно, но ей она нравилась. И она не жалеет о том, что ей пришлось ухаживать за родителями. Но свободы у нее на самом деле не было. Не было возможности выбирать, как ей прожить эту жизнь. Ее дни, ее время ей не принадлежали.
И теперь у нее снова отняли выбор.
– Я могу предложить вам работу, – сказал он. – Если так будет проще. Мне нужен помощник. И тогда никто не станет интересоваться, почему вы так долго здесь находитесь. И мы сможем экспериментировать сколько угодно.
Ей не понравилось, как он произнес слово «экспериментировать» – слишком нетерпеливо, слишком клинически. Как будто в центре этих экспериментов была не та самая девушка, с которой он разговаривал.
– Я… Мне надо подумать.
Он отвернулся от инструментов, вопросительно приподняв густую бровь.
– Подумать? Моя дорогая, я хочу вам напомнить, что это вы пришли ко мне. Я предлагаю вам безопасное убежище, возможное решение проблемы и плату. Что же вы еще желаете?
Она оглядела мастерскую, задержалась взглядом на наполовину вырезанных изображениях, склянках с пузырящимися субстанциями и тяжелых сейфах. Она вдохнула запах опилок и краски. Ощутила мягкое журчание магии вокруг – той самой, которую она навряд ли бы чувствовала, если бы не поселившаяся внутри нее сила.
Все здесь было так… могущественно.
И все это ее не интересовало. Она не хотела иметь с магией ничего общего.
Когда она впервые осознала, что внутри нее находится магия Белладино, она почувствовала трепет. Почувствовала себя окрыленной. Зелья, эликсиры, отвары, настойки – от всего этого у нее начинало покалывать пальцы, а разум работал в поисках решения.
Она надеялась избавиться только от той части знаний, которая была связана с магией.
Ей хотелось оставить себе знания, связанные с исцелением.
Но удержать их оказалось невозможно.
Слишком велик был риск.
Слишком.
От неуверенности в себе она потрясла головой, словно пытаясь стряхнуть все проблемы. Гэтвуд сделал ей щедрое предложение. Не пустячок какой-нибудь. Она будет дурой, если не согласиться.
– Ничего, – ответила она. – Мне больше не на что надеяться.
– Прекрасно, – сказал он, радостно хлопая в ладоши. – Значит, решено. Вы будете моей новой помощницей, и мы сможем работать над вами, когда не будем развлекать клиентов.
– Работать надо мной, – рассеянно пробормотала она.
Да, ей нужно было еще над кое-чем поработать.
Когда она вернулась в гостиницу на обед, то сначала хотела рассказать матери о своей новой работе. Но Дон-Лин крепко спала, ее щеки горели здоровым румянцем, а дыхание было сильным и ровным. Поэтому Мелани отправилась к Себастьяну.
– Прекрасные новости! – сказал он, широко улыбаясь, отложив гостевую книгу.
Она улыбнулась в ответ, но он заметил напряженное выражение ее лица.
– Или нет? – спросил он.
– Да, прекрасные, – согласилась она без энтузиазма в голосе. – Просто… Когда я впервые поняла, что у меня есть знания мастера-целителя, я представила, как буду использовать их. Представила себе будущее, в котором… – Она взмахнула рукой, словно отгоняя облако дыма. – В общем, ерунда.
– Это не ерунда, – сказал он. – Если тебе этого не хочется, то…
– Дело не только в том, чего хочется мне, – вздохнула она. – Мы принимаем решения по жизни и совершаем действия, у которых есть последствия. Эти последствия сужают наш выбор. Время заставляет нас идти прямым путем на отрезке между прошлым там, где мы находимся сейчас. Этого уже не изменить.
– Но новые решения означают новые последствия и новый выбор, – мягко сказал он. – Мы никогда не останавливаемся на одном пути. Время также дает нам свободу воли. Она никогда не замораживает наше будущее.
Она снова улыбнулась натянутой улыбкой и пожала плечами.
– Решение принято.
– И ты можешь изменить его, когда захочешь. Кстати, давай сходим куда-нибудь пообедать? Тебе, наверное, уже надоела гостиничная еда. Согласна?
– Конечно, спасибо.
Они беззаботно дошли до ближайшего парка, болтая на ходу. Он показал ей, какие птицы живут в городе, а она рассказала, какие витражи ей понравились.
На одном конце зеленой аллеи находилась кольцевая развязка, где в полдень парковали свои тележки многие уличные торговцы. Подмигнув, он купил ей пирожное-муравейник в качестве поздравления. В нем было столько кондитерского сахара, что она бы закашлялась, если бы ела слишком быстро. Пахло оно божественно.
– Давай помогай, а то для меня это слишком много, – сказала Мелани, хихикая, когда продавщица протянула ей угощение.
Себастьян кивнул. И оба наклонились. Они вместе откусили по первому кусочку, глядя друг на друга через пирожное.
Их лица покрылись сладкой белой пудрой от носа до подбородка, и оба рассмеялись. Не успела Мелани проглотить жареное тесто, как Себастьян наклонился к ней и поцеловал ее в кончик носа.
Оба застыли, застигнутые врасплох.
Себастьян, заикаясь, отступил, уткнувшись взглядом в гравийную дорожку.
– Я, ммм…
Мелани быстро откусила один кусочек торта, широко распахнув глаза. Он…? Что это…? Она внезапно обнаружила, что неспособна думать полными предложениями, и ее сердце танцует самый странный танец.
Продавщица тортов-муравейников понимающе усмехнулась. Это была крупная пожилая женщина, которая в своей жизни видела достаточно таких проделок.
– Ой, да ладно, – сказала она Мелани. – Посмотри, он и так сгорает от стыда. По-моему, клевать даму в носик – не слишком по-мужски, согласна?
Мелани вряд ли думала, что в Себастьяне было «по-мужски», а что нет. Его смуглая кожа покрылась розоватым румянцем, и он начал нервно тереть шею сзади, оставляя на ней полоски пудры.
К счастью, его нерешительность пошла Мелани на пользу. Резко сглотнув, она решительно поставила тарелку на тележку продавщицы и подошла к нему. Он робко отвел взгляд.
Но Мелани сахар будто придал храбрости, которую придает магический камень. Она протянула руки к лицу Себастьяна, обхватила щеки ладонями, даже не попытавшись сдуть пудру со своих пальцев. Его рот слегка приоткрылся – может, он хотел возразить или извиниться, а, может, хотел пробормотать еще парочку бессмысленных слов – но она не дала ему возможности заговорить.
Потянув его вниз, она прижалась своими губами к его губам. Поцелуй вышел мягким, целомудренным и имел вкус сладкой глазури.
Когда они оторвались друг от друга, уголки рта Мелани тронула самодовольная улыбка. Себастьян, однако, выглядел таким же ошеломленным, как и раньше. Он пытался встретиться с ней взглядом, чтобы почувствовать одобрение, согласие, как будто не она притянула его к себе.
Может, это и было жестоко, но сразу она ничего не сказала. Пусть лучше сам в этом разберется, подумала она. Она отпустила его лицо, и у него на щеках остались идеальные отпечатки ее ладоней. После того, что они тут сказали и сделали, им обоим нужна была ванна.
Раньше она никогда ни о чем таком не думала, и это был ее первый поцелуй с детства. Казалось, раньше никогда не было времени. И хорошего всегда мало.
– Что… это было… – пробормотал он.
– Это был поцелуй, дорогой, – рассмеялась продавщица. – Боги, как легко тебя смутить.
Хихикая, Мелани отвела его подальше от навязчивого взгляда женщины.
Они нашли тенистое место под большим деревом и сели, не переживая, что могут испачкать одежду о траву. Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга, оба очарованные блеском в глазах друг друга.
– Я не хотел, – в конце концов прошептал Себастьян.
– Не хотел что? Целовать меня в нос? Все в порядке.
– Нет, я хотел… Я не хотел… – он резко сглотнул и отвернулся. – Я имел в виду, что я не хотел…
– Ты все еще переживаешь, что я подумаю, что ты помог мне в тот первый день только потому, что я тебе понравилась?
Он склонил голову.
– Теперь это уже не имеет значения, ведь так? – спросила она. – Поскольку ты, очевидно, – слова робко слетели с ее губ, – ты сразу понравился мне.
– Ты должна понять, – сказал он, все еще не глядя на нее. – И я думаю, теперь ты можешь понять меня. Когда я был маленьким, я часто хотел, чтобы люди чувствовали себя определенным образом. И когда я хотел этого достаточно сильно, они именно так и чувствовали себя. Я хотел, чтобы они что-то сделали, и они это делали, понимаешь?
Она кивнула.
Задумчиво скользнув языком по щеке, он повернулся. Его глаза были полны надежды и страха.
– Я всегда переживал, что, если я захочу кого-то очень сильно, даже сейчас, я смогу заставить его тоже захотеть меня.
– О, Себастьян.
В груди у нее сжалось. Живот и горло заполнили порхающие бабочки. Она нащупала его руку в траве, взяла ее в свою и крепко сжала.
Он переживал, что каким-то образом манипулировал ее чувствами. Что заставил ее пережить этот странный порыв – этот блаженный покой – всякий раз, когда он был рядом.
Она медленно придвинулась к нему и тихо заговорила:
– Мой дорогой, милый, внимательный месье Лейвуд. Никогда в жизни я не встречала человека, столь искренне неспособного к манипуляциям, как ты. Сила, которой ты когда-то обладал, видимо, идет вразрез с твоей душой. И, поскольку у меня теперь тоже есть некая сила, я чувствую, что вправе успокоить тебя: если ты и заставил меня так себя чувствовать, то только своим неизбывно добрым сердцем и невыносимой благопристойностью.
Он расслабился, поза стала менее напряженной, и откинулся назад, прижавшись спиной к стволу.
– А ты, – робко сказал он, – благодар