Он взял из ее сложенных ковшиком ладошек лепесток вишни и шаловливо ткнул ей в нос. Нежный ароматный лепесток пощекотал ей нос, и она захихикала.
– Где Де-Лия? – спросил он. – Я обещал вашей маме, что накормлю вас до ее возвращения.
– Она пошла на разведку, – сказала Крона, бросая свои находки на стол и забираясь на один из деревянных стульев, который скрипел и покачивался на неровных ножках. – Сказала, чтобы я сидела дома, – недовольно пояснила она.
Она не любила, когда сестра оставляла ее дома, особенно если шла «в разведку».
На столе стоял особый чайник мамы – прямо рядом с папиным оружием. Его пистолет для стрельбы иглами и специальный шприц, который используют, чтобы втянуть испаренного варга. Он выглядел довольно забавно – круглый, как лампочка, со специальной пимпочкой вместо иглы на конце. Чайник и оружие для разрушения – странное соседство вещей из разных миров, которые, тем не менее, жили в гармонии.
– Сиди тут и никуда не уходи. Я сейчас стирку закончу и попробую найти твою сестрицу. К этому часу она уже должна проголодаться.
– Да, папа, – послушно сказала она.
Нет. Скажи ему нет. Кричи, рыдай, стучи кулаками по столу. Швырни на пол мамин чайник. Схвати его пятизарядник. Все, что угодно – только бы удержать его в доме. Все, что угодно, только бы он не пошел в сад.
– Умница моя, – сказал он, целуя ее в макушку и приглаживая ее кудряшки.
Она разложила лепестки и листья перед собой полукругом, придумывая узор покрасивее. Напевая мелодию, которую сама же и сочинила, она едва заметила, как петли на боковой двери справа от кухни со скрипом распахнулись
Я не хочу видеть. Я не могу. Я этого не выдержу. Не заставляй меня снова смотреть на это. Я не могу.
Она на мгновение замолчала, всхлипнув. Смутилась, встряхнулась и снова запела.
И потом она услышала это в первый раз – глубокое раскатистое рычание. Страшный дикий звук. По ее телу сначала пробежала дрожь, и лишь потом ее разум отметил, что она слышит этот рев.
– Крона! – жутко закричал папа.
Она повернулась – быстро и одновременно медленно, как ей показалось – к открытой двери.
Глухой удар, лязг!
И отец рухнул под горой похожей на шерстяные перья, одна его половина оказалась в доме, вторая – за порогом. Он извивался, пинался и махал кулаками, но навалившаяся на него куча просто прижала его и давила – вниз, вниз, вниз…
В воздухе резко запахло гнилью.
– Крона! – снова закричал он. – Пистолет! Мой пистолет!
Его лицо резко вывернулось в ее сторону, и в этот момент гигантская когтистая лапа опустилась на его голову. В отчаянии он выдернул одну руку из-под твари и протянул к ней, раскрыв ладонь.
– Мой пистолет!
И тогда это гора из шерстяных перьев повернулась – челюсти, морда и взгляд – все сконцентрировалось на ней. На папин висок капала тошнотворно зеленая слизь. А тварь не сводила глаз с Кроны, буравя взглядом.
Она застыла. Тело стало чужим.
И тогда она закричала.
Крик был долгим – непрерывным, на одной ноте. Казалось, что она будет кричать вечно и крик, вырываясь из нее, будет жить в окружающем пространстве, заполняя воздух абсолютным неподдельным ужасом, настолько сильным, что ей одновременно казалось, что ее руки и ноги сделаны из камня и при этом расплетаются, как шпагат. Она не могла двинуться, не могла перестать кричать и вообще ничего не могла.
– Кро… – вырвался из папы последний крик и тут же умер, как и папа.
Монстр оторвал взгляд от Кроны и занялся ее отцом. Его массивные челюсти сомкнулись на горле, отделив голову от позвоночника, сжали трахею и потянули ее вверх.
И тут к крику Кроны присоединился еще один. В дом вбежала Де-Лия – как раз вовремя, чтобы увидеть весь этот кровавый кошмар. Но ее крик звучал не как бессловесный вопль, полный первобытного страха, как у Кроны. Нет. Это был крик боли. Крик отчаяния. Крик горя.
– Мимулюююююсяяяя!
Руками Де-Лия схватилась за голову – сжимала виски, давила на них, как давила на папину голову ступня с подушечками. Ее лицо исказилось такой болью, которой Крона не видела нигде и никогда. Это боль была даже больше, чем боль папы, когда его рвали на части. На лице папы было больше удивления, чем боли.
А потом Де-Лия увидела пятизарядник. Крона внезапно замолчала, сдерживая крик. В воздухе стоял запах желчи и крови. Старшая сестра Хирват решительно прошла к кухонному столу, легко взяла в руку пистолет. Направила его на монстра, почти не дрогнув, хотя по лицу текли слезы.
– Прости меня! – крикнула она, нажимая на курок.
Кроне хотелось умереть. Быстро. Как папа. Но не так, как папа. Ей хотелось умереть совсем по-другому.
Это слово… Мимулюся. Она совсем забыла, что Де-Лия в тот день сказала именно это слово. Даже когда Гэтвуд произнес его в погребе, она подумала, что это просто код управления, секретное слово, которым вряд ли смогут воспользоваться ничего не подозревающие свидетели.
Но какое оно имело значение? И что вообще имело значение?
– Убей меня, – простонала она.
Она хотела умереть. Она сама себя убьет, если этого не сделает Де-Лия.
Де-Лия не двинулась с места. Крона смутно чувствовала свою сестру, но была уверена, что та не двинулась.
Ты можешь воспользоваться аннигилом, сказала она себе. Урони банку с колен на пол. Пусть разобьется. Это будет подобающей смертью. Папа умер, потому что ты не смогла протянуть ему пистолет. Потому что ты была слишком напугана. Так умри теперь в пасти варга. В качестве надлежащего покаяния.
Но, Де-Лия…
А что Де-Лия? Будет лучше, если вы обе умрете. Лучше покончить с такой жизнью, чем жить, так страдая. Тебе больше никогда не придется вспоминать, как ты убила своего отца.
Но, Мелани…
Что-то в ней шевельнулось. Это что-то не было связано с трагедией или отчаянием. Страхом и ненавистью к себе.
Она была нужна людям. Людям, которые без нее умрут.
Вот и пусть…
Нет!
Она подавила призывающий к смерти голос.
Ты можешь это сделать. Подави его. Подави его, как ты делаешь с эхом. Отдели его от себя. Отгородись от него. Это ложное отчаяние. Неважно, откуда оно исходит, оно всегда ложно.
Если бы она была одна, если бы никому, о ком она переживала, не угрожала опасность, если бы все, за кого она несла ответственность, были в безопасности, тогда она бы сдалась. Отчаяние было плотным, глубоким и всепоглощающим. Одна ее часть уговаривала ее, что им станет лучше без нее. Но другая знала, что это не так. Она знала. Лучше им не станет – их нужно спасать. Ее эмоции не могли лгать ей в этом случае.
Камень отчаяния мог заставить ее испытывать определенные чувства, но не мог стереть эту уверенность.
Почему Де-Лия до сих пор не убила ее? Ей уже предложили три варианта на выбор?
Крона попыталась вспомнить точную фразу, которую произнес Гэтвуд перед тем, как уйти. Может, Де-Лии нужно давать конкретные указания.
– Умоляю, – сказала Крона, цепляясь за слова. – Умоляю о смерти.
Точно. Капитан подошла к ней.
– Что выбираешь?
Крона заморгала, пытаясь сбросить пелену с глаз. Что-то вокруг нее изменилось. Сумка на столе сдулась – из нее вынули почти все содержимое. Но куда переложили?
Она попыталась осмотреть комнату, а затем, вздрогнув, поняла, в чем дело. Капитан разместила вокруг стула Кроны еще несколько бутылок, изобразив священный пентакль. Значит варгов шесть – один у нее на коленях и пять на полу, в пределах одного пинка.
Их частицы плавают в бутылках, искажаются, давят, пытаются добраться до нее. Бесплотный коготь, выпученный глаз. Ощеренные зубы. Челюсть, только наполовину покрытая плотью.
Теперь с отчаянием боролся страх. Ее варгангафобия требовала, чтобы она отдалась ей. Оцепенение, вызванное камнем отчаяния, на мгновение уступило место раскаленному железу паники. Они были слишком близко – все они. Варги приближались, давя на шрамы, готовые выскользнуть из бутылок и рвануть к ее горлу и дальше вверх – к носу, к глазам, растворяя ее внутренности.
Затем паника изменилась, страх подпитывал отчаяние, требуя, чтобы она попросила Де-Лию перерезать ей горло, взять саблю и разрубить ее, прежде чем ей придется мучиться от того, что ее съедят заживо изнутри.
Почему она раньше думала, что сможет с этим справиться, что Уткин сможет помочь ей? Страх был слишком велик: он раздувался внутри, как опухоль, поглощая всю здоровую крепкую плоть.
Борись с этим. Борись! Она злилась на себя.
– Де-Де-Лия, – простонала она. – Я не могу… нам надо… помочь … друг другу.
Крона была заперта внутри себя отчаянием и спрашивала себя, была ли Де-Лия точно так же заперта, но не внутри себя, а снаружи – где-то очень-очень далеко, отстраненно наблюдая за происходящим. Была ли ее отстраненность такой же, как в погребе, где она, казалось, знала об обстоятельствах, когда ее освободили от оков?
Крона считала, что, несмотря на камень, крепко державший ее на поводке отчаяния, ей удавалось вернуться в себя только благодаря стечению обстоятельств и подготовке. Может, с Де-Лией происходит то же самое? Может, им удастся преодолеть магию и отбросить ее подальше.
На Крону снова накатила непреодолимая волна пустоты и скорби – поток, который вознамерился поглотить ее. Пальцами она нащупала банку на коленях, почувствовала, как напряглись на предплечьях мускулы от сменяющих друг друга желаний: разбить ее о землю и отбросить как можно дальше от себя, надеясь убежать до того, как бесплотные существа обретут плоть, нальются силой и кинутся за ней.
Борясь с собой, она успокаивала руки, с усилием отрывая их от стекла. Кроне надо было привлечь внимание Де-Лии к себе раньше, пока еще у нее были силы и возможность сопротивляться собственному самоубийству.
Я не откажусь от тебя. Я не откажусь от нас, какой бы коварной ни была эта магия.