— Мало тебя в детстве пороли.
— Меня вообще не пороли, — ответила Юля. — Я всегда была послушным ребенком.
— Куда все подевалось? — вздохнул Валерий и прижал ее к себе.
Глава 19
Стремительное появление в семейной драме двух Быстровых Саше не понравилось. Вечером, прокручивая в голове ностальгические откровения Лады Юрьевны, Саша и так, и эдак пристраивала их к биографии деда, не признавая и признавая: старуха может быть права. Лежа на диване в дедовой квартире, Саша смотрела в потолок. Хотелось броситься к кому-нибудь, выплеснуть свои тревоги и сомнения, но к кому? К матери? Но с нею она не привыкла откровенничать. К подругам?
Странно признаться, но дружить по большому счету Саше было не с кем. Она с детства казалась слишком серьезной, слишком правильной, что отталкивало от нее одноклассников, а когда переросла дворовые прыгалки и догонялки, растеряла и тех немногих приятельниц, с которыми связывали детские секреты и увлечения. На работе Сашу окружали в основном люди гораздо старше ее, кроме разве что разномастных представителей богемы — артистов, певцов, музыкантов. Но дружить с ними — увольте! Высокомерная публика, завистливая, готовая на все ради сиюминутного успеха.
Посоветоваться хотелось с Никитой, но он уехал в командировку и пропал, телефон его был вне зоны действия сети. Кто остался? Быстрова? Ну, уж дудки! Идти на поклон к этой гордячке? Да лучше в прорубь с головой!
Но окунаться в прорубь даже в жару не хотелось. «Думай, дуреха, думай! — злилась Саша. — В конце концов, это твои родственники. У тебя больше шансов разобраться в происходящем».
Она еще не осознала, готова ли принять к сведению тайное прошлое деда, но мысль, что ушлая Быстрова обойдет ее на финише, была просто невыносима. В конце концов, это ведь ее жизнь, ее семья и ее история! Жажда деятельности распирала изнутри. Не в силах больше выносить безделье, Саша вскочила с места и заметалась по квартире.
Она заново вывернула прямо на пол содержимое шкафов, перетрясла каждую тряпочку из гардероба, вытащила из стеллажа все книги и придирчиво осмотрела растерзанное чучело глухаря. Теперь, когда она почти допускала, что дед был не столь невинным и порядочным, как представлялось раньше, очень многие вещи виделись совсем иначе.
Во-первых, библиотека, нетронутая неизвестными грабителями. «Домашний лечебник» Ганемана, украденный Соколовым, был отнюдь не единственным ценным изданием. По большому счету практически вся дедова библиотека представляла собрание редких изданий, продажа которых потянула бы как минимум на небольшой особняк где-нибудь на Рублевке. Прежде Саша не задумывалась об их ценности, но ведь и в советские времена существовали страстные библиофилы, готовые платить за старые книги немалые деньги. И дед явно был из их числа.
Во-вторых, все картины были подлинниками, с подписями художников, среди которых были не только местные знаменитости, но и довольно известные мастера кисти из России и бывших советских республик. Насколько она понимала, это тоже стоило немалых денег.
В-третьих, три бабушкины шубы — из чернобурки, каракуля и песца. Куплены они были, вероятно, еще до Сашиного рождения, давно подъедены молью и упакованы в мешки с нафталином. Странно, что бабушка не вывезла их на дачу или попросту не выбросила. Саша подумала, что никогда не видела бабушку в шубе. Та всегда носила демисезонное пальто. Решив проверить догадку, Саша развернула и примерила шубы. Пропахшие нафталином одеяния, с которых тут же посыпался мех, были ей слегка великоваты, а бабушка после родов несколько располнела. По всему выходило, что шубы она носила в молодости, а потом убрала за ненадобностью в шкаф. Но в те времена далеко не каждая женщина могла позволить себе натуральную шубу.
В-четвертых, и дочерям, и сыну дедушка как-то устроил кооперативные квартиры, не напрягаясь, не влезая в долги. Во всяком случае, ни разу дома не возникало разговоров, сколько лишений испытала семья, чтобы купить жилье.
И наконец, в-пятых, у семьи были и «Волга», и двухэтажная дача рядом с лесным озером в поселке, который до сей поры называли «Обкомовским». Положим, тут обошлось без особых финансовых вливаний. Загородный дом деду выделили как видному ученому, проректору университета. Но за «Волгу» он по-любому платил из собственного кармана. Правда, по тем временам он получал неплохую зарплату, щедрые гонорары за книги, поэтому не стоило удивляться, что он смог приобрести себе дорогую машину.
«Волгу» дед водил сам, катал всю семью на дачу и отказался от вождения только тогда, когда радикулит скрутил спину. Машину отдали старшей дочери Людмиле, а та продала ее через неделю за бесценок. Дед впал в бешенство, потому как очень дорожил и гордился своим рыдваном.
Времена развала страны старики Ковалевские тоже пережили без особых потрясений. Дед и бабушка вышли на пенсию, но продолжали работать, бабушка — в музее, дед преподавал в университете и только лет пять как отошел от дел. Но тем не менее в их квартире постоянно толклись аспиранты, студенты, преподаватели. И уж точно они не боялись деда, а ценили и уважали… Правда, в последнее время их словно ветром смело. И все потому, что в деда будто бес вселился — злобный, сварливый, который, казалось, ненавидел всех и вся.
Саша сидела в окружении шуб на диване и пыталась понять, что ж такое получалось на самом деле?
А получалась какая-то ерунда, в которую очень не хотелось верить. Растолкав вещи по шкафам и комодам, напившись до одури черного кофе без сахара, Саша сделала вывод, что старшая Быстрова, очевидно, говорила правду.
В последние годы Саша часто думала о том, насколько скучна и неинтересна окружавшая ее действительность. А еще в ней росло ощущение, что мимо проходит что-то очень важное, о чем она будет непременно жалеть.
И вот это важное вторглось в ее жизнь, а она растерялась и даже испугалась поначалу. Но сейчас — другое дело! Она собралась и настроилась на победу. Желание докопаться до правды самостоятельно глодало Сашу изнутри. Ведь дед, вопреки неприглядным фактам его биографии, оставался своим и любимым. Но на этот раз она будет играть на своем поле и обойдется без помощи Никиты и Быстровой. Семейные тайны — это семейные тайны, она и так совершила ошибку, что позволила проникнуть в нее двум любопытным журналистам.
Саша посмотрела на часы. Еще не поздно, и она вполне успевала за вечер прояснить кое-какие вопросы.
Она стояла под дверями теткиной квартиры и не решалась нажать на кнопку звонка. В последние годы Людмила часто выпивала, а с пьяных глаз могла и крепким словцом обложить, и в драку полезть. Надменная, из категории вечно молодящихся красавиц, старшая сестра отца терпеть не могла свою немногочисленную родню и искренне считала, что те обязаны ей по жизни. Чем обязаны, тетка не уточняла, но причины для недовольства находились всегда.
Бывать у Людмилы Саша не любила. К счастью, тетка в гости особо не звала, предпочитала наносить визиты сама. Но как-то раз, случайно оказавшись в бывшей квартире деда и бабушки, Саша была поражена тем, как быстро можно превратить сказочную сталинскую «трешку» с отличным видом на дальние горы в медвежью берлогу. Водка выжгла из Людмилы прежде крепкие хозяйственные потуги. Окна были наглухо задраены плюшевыми шторами, подобными тем, что украшали актовые залы в советские времена, и с той же поры, наверно, нестиранные. Зато вечный полумрак не позволял разглядеть отставшие обои, грязные потолки и паутину, затянувшую все углы.
Саше и сегодня не слишком хотелось навещать тетку, но соседка, та самая Татьяна Сергеевна с противным лопоухим псом, в обмен на все еще приличную каракулевую шубу и бабушкино колечко поведала ей много чего удивительного и интересного. И это многое требовалось уточнить и разъяснить немедленно, отчего Саша и поехала к тетке.
Из-за двери слышались громкие раздраженные голоса. Вполне можно было нарваться на пьяную компанию, но Саша решила не отступать. Она сделала глубокий выдох и надавила на кнопку звонка.
Голоса в квартире стихли. Дверь открылась, и на пороге предстала тетка — в застиранном халате, взъерошенная, с красным от злости лицом и, кажется, нетрезвая. Завидев Сашу, она криво усмехнулась:
— Какие люди! И без охраны! Ну, проходи, чего встала? — И язвительно добавила: — Сегодня просто приемный день. Ковалевские косяком валят! Сколько лет глаз не казали, а тут — на тебе, сразу обе!
Саша, у которой тут же улетучился боевой дух, робко вошла в захламленную квартиру и обнаружила на кухне мать, тоже возбужденную и красную от злости. Увидев дочь, мать встрепенулась, в ее глазах словно взметнулся пиратский флаг. Какие разговоры ни велись бы на кухне, появление дочери явно укрепило ее позиции. Это слегка утешило Сашу, и, едва только Людмила уселась за грязный стол, она резко сказала:
— Я знаю, что вы были в дедушкиной квартире. Что вы пытались там найти?
Мать вытаращила глаза и недоуменно перевела взгляд с дочери на золовку:
— Что? Когда это было?
— Мама, погоди! — торопливо сказала Саша, но ту уже было невозможно остановить. Буря, притихшая с ее появлением, вновь раздула паруса.
— Не собираюсь я годить!
Мать поднялась со стула, опершись руками о стол, уставилась на золовку и произнесла с нехорошей интонацией:
— Людмила, я не поняла? У тебя что, ключи есть от квартиры?
— С чего вы взяли? Какие ключи? Я там после поминок не появлялась! — заорала в ответ тетка.
Глаза ее забегали, и Саша поняла: врет! Впрочем, она не сомневалась, что тетка будет юлить и отказываться.
— Вас видели в подъезде, — сказала она и села на стул рядом с матерью. — Вы несколько раз проникали в квартиру. Что вы искали?
Тетка, казалось, потеряла дар речи. И мать не преминула этим воспользоваться.
— Интересно! — протянула она и прищурилась. — Решила, пока девчонки нет дома, чем-то поживиться? Впрочем, чему я удивляюсь? Вы ж с сестрицей на похоронах из-за паршивых часов подрались. Завещание, я так полагаю, тоже ты умыкнула? Обокрасть Сашку вздумала? Чего отвернулась? Говори, зачем в квартиру приходила?