Иван и Лизхен
Сержант Иван Бывших и немка Элизабет Вальдхельм встретились в 1945-м, в Тюрингии, а маленьком городке Хейероде, куда Ивана назначили комендантом. Был ему 21 год, а в коменданты попал потому, что увлекался немецким языком и с учебником дошёл до Берлина. Конечно, парня с такими познаниями сразу определили в разведку и на подходе к Германии сделали полковым переводчиком.
Главная задача коменданта — учёт и контроль. Без его ведома ни предприятия не открыть, ни сена для коров завезти, ни кино показать: сначала его комендант должен посмотреть, и решить, можно ли такое показывать. Но самое важное — знать, где находятся люди на подведомственной территории. Составить списки немцев, вернувшихся с восточного фронта, проверить, все ли встали на учёт.
Вернувшийся из плена солдат Гюнтер Вальдхельм на учёт не встал, и комендант с двумя автоматчиками пошёл к нему сам. На Банхофштрассе, 18.
Конечно, такой визит нагнал на всех страху. Гюнтера дома не было, и испуганная мать предложила русским пройти в комнаты и убедиться самим. Обыскивать дом сержант не собирался, но посмотреть, как живут здешние бюргеры, хотелось. Тут-то и состоялась судьбоносная встреча. На втором этаже за столом сидели три молодые женщины и мальчик. Они встали, а Иван уже смотрел на Элизабет. Лизхен. Лизочку, как он её с тех пор называл. Но это уже потом, а в тот день он растерялся и быстренько выскочил из дома, успев только сказать, чтобы Гюнтер пришёл в комендатуру.
Для тех, кто наслышан, как ведут себя армии-победительницы на оккупированной территории, этот эпизод может показаться рождественской сказкой. Но бывают же и исключения. В конце концов, вся эта история — редчайшее исключение из общего правила тех времён. К тому же, как потом вспоминал Иван, «я ведь до этого девчонок не только не целовал, но даже за руку не держал».
Гюнтер явился на следующий день вещами, но документы у него были в порядке, освободился из плена по болезни, и Иван отпустил немца домой. На улице его ждали мать и младшая сестра Элизабет. На радостях захотели поблагодарить коменданта и пригласили в гости.
На пылкие чувства русского, симпатичного и незлого, Лиза ответила взаимностью. Роман бурно развивался, хоть местные и поглядывали на влюблённых с неодобрением. Они же ни от кого не прятались, вместе гуляли, часто оставались вдвоём в комнатке при комендатуре. Радовались жизни, бродили по окрестным горам, танцевали. Отцы-командиры смотрели на такое сквозь пальцы, если только дело не заходило слишком далеко. В смысле серьёзности. Единственное, что омрачало жизнь — это перспектива скорой разлуки. Потом Иван опишет это в своей книжке «Ваниляйн и Лизхен» — так ласково звучат их имена на немецкий манер:
«Я вскочил на подножку отходящего вагона и обернулся. Лиза стояла у входа на вокзал, смотрела мне вслед и неторопливо махала белым платочком.
— Обратите внимание, сколько на перроне провожающих! — сказал за моей спиной один из офицеров.
Только теперь я заметил, что по всей длине перрона стояли немецкие девушки и точно так же, как моя Лиза, махали белыми платочками».
Но этот роман, где всё всерьёз, был очень некстати. Жениться на немке тогда считалось немыслимо, и обычно такая любовь заканчивалась печально. Об этом Иван, как переводчик СМЕРШа, хорошо знал. Кто-то убегал в американскую зону, кто-то пытался затеряться в Германии, но их находили и расстреливали. Один офицер кавалерийского эскадрона спрятал свою подругу в сене для лошадей. Она доехала до Минска, а там её сняли с поезда и обвинили в шпионаже. Судьба офицера осталась неизвестной, но, думается, что и он до дому не доехал.
На прощанье Лиза сунула ему в руку записку и попросила прочитать её после отправления. Так Иван узнал, что у его подруги будет ребёнок. Девочка родилась мёртвой, а Лизе вскоре пришлось навсегда уехать из родных мест: соседи не простили любовь к врагу. Потом она стала акушеркой, приняла множество родов, но своих детей у неё больше не было.
Про Ивана не забывала и надеялась, что после смерти Сталина что-то изменится. Десять лет длилась их переписка. А в начале 1956-го Ивана вызвали куда следует, показали гору распечатанных конвертов и предложили «прекратить это безобразие: «Жениться на иностранке вы по советским законам всё равно не сможете, а вот отправиться в Магадан вполне реально. Выбирайте».
Так в Германию пошло последнее письмо из Свердловска, где Иван тогда работал. В нём «Ваниляйн» написал, что собирается жениться. Через год разрешили и браки с иностранцами, но это уже не имело значения, потому что он и вправду женился, даже дважды. Да только продержались эти семьи недолго, и даже дети не сделали их прочнее.
Но с годами именно дети, узнав грустную историю отцовской любви, стали понимать и поддерживать его. Младшая дочь, увидев как-то на его столе пожелтевшие письма, попросила отца написать книжку о любви. Так и появилась эта «Ваниляйн и Лизхен» с посвящением дочери Елене.
Лизе оставалось только смириться с утратой. Она вышла замуж и переехала жить в Люксембург. Прежней любви уже не было, а был тихий и спокойный быт. Иван же, снова оставшись один, не забывал свою Лизхен, которая, собственно, и не уходила из сердца все эти годы, но его письма оставались без ответа — там, в Хейероде, уже никого не осталось из той семьи.
Но когда книжку Ивана Николаевича прочитала сотрудница Красноярского родословного общества, знавшая автора, то взялась за дело. Через знакомых в Германии она разыскала немку. Выяснилось, что Лиза переселилась в Люксембург, она замужем, однако брак не слишком удачный. Ей позвонили и осторожно спросили, помнит ли Ивана. Элизабет ответила сразу: «Я всегда его любила и люблю сейчас».
Тлевшие все эти года чувства вспыхнули с новой силой. Многочасовые телефонные разговоры кончились тем, что Лизхен отправилась в Сибирь. Она прилетела в Красноярск весной 2005 года. И ему, и ей уже перевалило за восемьдесят, но то время, что ещё осталось, они хотели провести вместе.
Для этого следовало сначала развестись с нелюбимым мужем, которому вся эта затея очень не нравилась. Да и законы Люксембурга тоже не поощряют такое. В общем, решения пришлось добиваться два года, после чего женщина переехала в Россию, бросив свой трёхэтажный особняк вместе с имуществом. И вот пара узаконила свои отношения в одном из красноярских загсов, став, наконец, мужем и женой. 62 года спустя после знакомства.
Бракосочетание решили отпраздновать скромно и тихо, ждали в гости только самых близких. Но на церемонию сбежалось столько журналистов, что тихо не вышло. Прибыла даже немецкая компания «Шпигель-ТВ», которая готовила для зрителей рождественский сюжет. А тут, как уже говорилось, такая рождественская сказка-быль…
Губернатор края подарил на свадьбу двухкомнатную квартиру в новостройке. Молодежь с любопытством разглядывала необычных новобрачных, а мудрые пожилые понимающе крутили пальцем у виска. Но супруги не обращали внимания и впервые за много лет были по-настоящему счастливы. Ходили по театрам, музеям, принимали гостей — словом, старались наверстать упущенное.
Красноярские морозы непривычны для недавней жительницы Европы. Но Лиза морозам рада: тогда муж сидит дома. Она не любит, когда он уходит из дома. Ждёт и волнуется. Ивану Николаевичу это странно: «Чего она волнуется? Я ведь знаю, когда умру. Цыганка нагадала, давным-давно. У меня в руках буханка хлеба была, которую я получил по карточкам, а тут цыганка: „Мальчик, дай хоть кусочек“. И такая она была несчастная, что я отдал ей целую буханку. Тогда она взяла мою руку и говорит: „Ты скоро попадёшь в армию, пройдёшь всю войну, но останешься живой и невредимый, а проживёшь…“ И назвала число лет».
Число это он никому не говорил. Но беда приходит, когда её не ждёшь. И с неожиданной стороны.
— В конце 2010-го у Лизы распух палец на ноге, — рассказывал Иван Николаевич, — у нас в больнице обследовали и сказали — надо ногу ампутировать. Тогда она решила съездить в Германию. Немецкие врачи вроде бы всё сделали правильно, и жена, с которой мы созванивались, была бодра и даже шутила. Но потом вдруг перестала отвечать на звонки… Вскоре позвонила её дальняя родственница и сказала, что Лизу парализовало. Ещё через месяц сообщили, что она умерла.
Их счастье длилось недолго — всего два с половиной года. А вскоре и сам Иван Николаевич, на 89 году жизни, последовал за своей Лизхен. Он, правда, атеист, а вот его подруга верила, что они обязательно встретятся. Там, где жизнь вечная. Ведь небеса всегда были на их стороне.
От Кубани до Фламандии
Истории большой любви богаты трагическими поворотами сюжетов. Но когда в эти отношения вмешивается государство и говорит своё суровое, порой нецензурное слово, то победителей в борьбе с ним остаётся так немного, что о них потом ещё долго говорят и пишут.
Перед семнадцатилетней Викой Сориной из кубанского посёлка Хаджох после освобождения из немецкого трудового лагеря с романтическим названием «Птичье гнездо» под городом Торгау родина предстала в образе сурового представителя НКВД: «Что, сука, Родину продаёшь?» Так этот представитель отреагировал на желание Вики быть вместе с фламандцем Якобом Смейтсом, которого вместе с тысячами бельгийцев и французов оккупанты разместили в этом лагере отбывать трудовую повинность.
Смершевец был суров, потому что отстаивал правоту Родины. И ничего, что поначалу родина позволила миллионам своих граждан оказаться в оккупации и потом их эшелонами вывозили в лагеря. Они голодали, а их расстреливали за попытку выдернуть по дороге морковку с поля. В сорок третьем Вике с двумя девчонками удалось убежать, но побег продлился всего четыре дня. Им повезло: хоть и жестоко избили, но всё-таки отправили обратно в лагерь, а не на тот свет.
Но — прав был художник, за полвека до тех событий изобразивший, как из окна тюремного вагона люди любуется голубями, слетевшимися на хлебные крошки: «Всюду жизнь»… В лагере этими крошками стал забор из колючей проволоки, вдоль которого после работы выстраивались сотни людей. Мужчины — по одну сторону, женщины — по другую. Такие были у них свидания. Светловолосый, худощавый Якоб сразу понравился Вике. Их свидания продолжались более двух лет. Отыскать друг друга в толпе непросто, и Якоб придумал позывной: насвистывал мелодию из Пятой симфонии Бетховена.