— Да. И блокирует все, что может вывести его из равновесия. У него сильная воля.
«На которой он и держится… Свет мой, душа моя, как мы можем тогда тебе помочь?»
— В нашем случае оптимальным вариантом будет оставить его в покое и как можно реже показываться ему глаза, — словно услышав мой вопрос произнес Мир, — за три дня мы все равно ничего не изобретем, только хуже сделаем.
— Ты можешь хотя бы извиниться, — начала я.
— Я бы так и сделал, будь мы внизу. Но он капитан корабля, который в данный момент совершает рейс. Если его накроет прямо здесь, Дея… — мой собеседник развел руками, — В общем, с облегчением своей души я лучше повременю.
— А тебя тогда самого не накроет? — с беспокойством поинтересовалась я.
— Неужели это тебя волнует? — усмехнулся Мир.
— Волнует. Не, поверишь, но вы мне оба дороги.
Непутевый, но дорогой друг смерил меня странным взглядом.
— Ты меня пугаешь, — сказал он наконец, — Помнить я тебя не помню, но воспринимаю примерно как назойливую младшую сестру. Это что, какая-то новая техника?
Ага, новейшая разработка от Медеи Сергеевны, все срочно берите на заметку: поживите вместе пару-тройку месяцев, вляпайтесь по уши в государственные интриги, прогуляйтесь в Бездну к ракшам, потом перенеситесь в другой мир — и вуаля..
Только я хотела ответить, как раздался стук в дверь. На пороге обнаружилась та самая Рита — помощница капитана. Она окинула нас профессиональным благожелательным взглядом, и, вежливо кивнув блондину, произнесла:
— Ваша каюта готова, следуйте, пожалуйста за мной. Мисс Рин-Стокк, — кивок и в мою сторону, — вас просят пока не покидать каюту.
— Хорошо, — согласилась я. Кто просит, можно и не спрашивать.
Когда дверь за нашим космическим «зайцем» закрылась, оставив меня в полном одиночестве, я опустилась на свою койку и, прикрыв глаза, постаралась все еще раз обдумать.
Мир меня не помнит, но сны видит, и волчок у него ассоциируется исключительно с Ликом. Выводы делать, конечно, рано, но на проводника он пока не похож.
Лик… Он точно мог бы что-то вспомнить. Я же видела, как остро он отреагировал на ключевую фразу. Может, и меня бы узнал, если бы позволил себе это.
«Как же ты живешь, радость моя, боль моя, не позволяя никому к себе приблизиться, не доверяя ни памяти своей, ни чувствам? Ты, который, во всех мирах был так в себе уверен. Что за напасть такая? Ну, Мир, экспериментатор фигов… надо же так подгадить, будто нарочно! Или… — я даже на ноги вскочила от пришедшей мне в голову идеи, — или это вовсе не случайно?»
Мысль свою я додумать не успела, потому что в этот момент в каюту влетела Веда, взъерошенная, с глазищами в пол-лица и ворохом новостей.
— Правильно делаешь, что здесь сидишь, — начала она прямо с порога, — Там твой капитан лютует. Юсифу уже выговор влепил, до меня докопался. Я думала, выгонит… Но нет, ограничился предупреждением. Мы с Ханем и Мико пытались тебя тоже отстоять. У нас же всего трое геологов в команде. Но этот андроид уперся — и ни в какую. Это, говорит, меня не касается, а мис Рин-Стокк дальше следующей станции я везти отказываюсь. Если хочет, пусть другими рейсами добирается. Вот так-то. Я бы на твоем месте подумала десять раз, нужен ли мне такой сухарь. Кстати, готовься, сейчас сюда Хань с ребятами придут, будут тебя песочить и придумывать, что с тобой делать дальше.
Подобной перспективе я, конечно, не обрадовалась. Но именно этим и пришлось заниматься вплоть до вечера: оправдываться, десять раз пересказывать отредактированную версию того, как дело было, выслушивать нотации, искать в сети расписание перелетов и пытаться понять, смогу ли я все-таки попасть на нужную нам планету или лучше сразу же менять билеты и лететь домой. И по-новой смотреть на расстроенные лица ребят, когда стало понятно, что придется им обойтись в данной экспедиции двумя астрогеологами.
Этот день совершенно меня вымотал, и к подушке вечером я приникла, как к родному плечу, ожидая утешения и хотя бы временного забвения. Но вышло иначе.
Во сне я бежала. Падала, спотыкалась на неровных, каменистых горных тропах, разбивая в кровь локти и колени, поднималась на четвереньки, вставала и неслась дальше. Я устала, мышцы ныли, ноги не слушались, заплетались, дыхание окончательно сбилось. А я бежала, все дальше и дальше, не смея даже оглянуться.
Острый торчащий камень впился в ногу, я вскрикнула, потеряла равновесия и упала, больно приложившись головой о твердую шершавую поверхность горного склона.
«Не могу больше, — от усталости и боли слезы градом покатились из глаз, — не могу… Я не выдержу, не доживу до того момента, когда крылья заживут, и я снова смогу летать».
Страшный расщепленный рык, усиленный эхом, раздался с той стороны, откуда я пришла.
«Они нашли меня!» Страх придал сил, заставил встать, вытащив из стопы вонзившийся в нее каменный шип, и бежать дальше.
«Я должна, просто обязана выжить. Я поклялась. Кому? Не помню, но обязательно вспомню потом… когда-нибудь. Только бы крылья быстрее затянулись…
Стоит ли удивляться, что сон не принес долгожданного отдыха?
Следующие пару дней я маялась и не находила себе места, изводила себя вопросами, но ни одной стоящей идеи так и не пришло в мою глупую голову. Друзья и коллеги посматривали на меня кто с осуждением, кто с сочувствием. И то, и другое сносить было одинакового тяжко. И я окончательно приросла к Миру: приходила к нему в каюту, есть садилась за его столик, там мы и торчали, как два изгоя. Ладно, с последним я немного погорячилась: меня изгоем никто не считал, я сама себя к ним причислила, да и на симпатичного блондина девчонки поглядывали с интересом. Но общалась я в эти дни больше с ним, чем с кем бы то ни было, даже с Ведой. С ним, не смотря ни на что, мне было спокойнее.
Разговаривали мы о чем угодно — о моей учебе, о его работе, о путешествиях и местах, где пришлось побывать — только не о том, что волновало нас обоих больше всего. Лика я за эти дни видела всего пару раз, и то мельком. Он был снова привычно строг, собран и меня показательно не замечал.
Наступил тот самый «третий день», вечером которого нас с Миром должны были высадить на космической станции. С самого утра «чемоданное настроение» висело в воздухе, и я ходила по кораблю унылой амебой, размышляя, что мне сказать на прощание Лику, да и стоит ли… После завтрака я потащилась за нашим «зайцем» в его каюту, если не поговорить, то хотя бы помолчать вдвоем.
«Просьба всем пассажирам разойтись по своим каютам и пристегнуть ремни безопасности. Через пять минут наш корабль осуществит перемещение по пространственному тоннелю» — раздался сигнал оповещения.
Глава 20
Вот черт, еще и скачок, про него я совсем забыла. Мы уже совершали один такой — дня через два после старта с «Земли-5» — и запомнился он мне весьма тоскливыми ощущениями. По времени процесс перехода занимал всего ничего, но мутило после него дольше, чем после взлета.
— Можно я у тебя перекантуюсь? — спросила я.
Бежать к своей каюте не хотелось. Да и во временном обиталище нейропсихолога имелась вторая койка, никем пока не обжитая.
— Как хочешь, — пожал он плечами, — мне не жалко.
К моему обществу он относился вполне благожелательно. Думаю, ему самому легче было терпеть присутствие «назойливой» меня, чем оставаться надолго наедине со своими мыслями и совестью.
— А что, если я тут затаюсь и полечу дальше нелегально? — высказала мысли вслух, привычно застегивая похожие на двойную шлейку ремни.
— Очень сомневаюсь, что тебе это удастся. Зная Ли, он теперь лично проследит, чтобы мы с тобой покинули корабль, еще и за шкирку придержит, чтобы обратно не просочились.
Это да, он такой.
Койка подо мной мелко задрожала, наш «Флейт» тихо загудел. Началось. Я подавила сорвавшийся было вздох и приготовилась к пятиминутному страданию.
Поначалу все шло, как обычно: гудение возрастало, корабль набирал скорость. Меня понемногу начало штормить, и я закрыла глаза. И тут нас тряхануло так, что если бы не ремни, впившиеся в тело чуть не до костей, я бы пушечным ядром влетела в стену. Как только голова не оторвалась, не знаю. Сначала меня швырнуло куда-то вбок, будто сшитую из лоскутов куклу, потом практически вмяло в в койку, потом снова вбок, да так, что я сильно приложилась головой о край кровати и почти отключилась, но новый толчок привел меня в чувство, вот только я совсем перестала соображать, где я, и что вообще происходит.
Истошно орала система оповещения: «Разгерметизация грузового отсека» или что-то в этом роде. Голова казалась такой тяжелой, будто она целиком отлита из свинца. Я висела тряпкой исключительно на ремнях. Лямки эти так сильно резали подмышки и бедра, что мне казалось, будто вот-вот у меня отвалятся ноги и руки. Дышать тоже было затруднительно. Сигнализация стихла, а наш корабль совершил еще один, уже куда более плавный кульбит вокруг своей оси. Голова моя снова мотнулась, закружилась, зато натяжение ремней ослабло, и спина почувствовала под собой твердое основание. Сверху на меня что-то брякнулось: то ли тапок какой, то ли еще что, я даже смотреть не стала, просто скинула это вниз.
«Просьба всем оставаться на своих местах и сохранять спокойствие», — голос Риты, запыхавшийся, с прорывающимися истеричными нотками совершенно не добавил спокойствия.
— Ты как там, живая? — глухо, с присвистом спросил Эмир.
— Кажется, — прокаркала я, приходя в себя, — но ощущение такое, будто меня в центрифуге прокрутили на максимальных оборотах. А ты в порядке?
— Вроде того, — отозвался он. — Это был аттракцион покруче, чем вылететь на автолете с гоночной трассы и вмазаться в снежный склон.
— А что, у тебя и такое было?
— Ага. Автолет в хлам, на мне — ни царапины, повезло. Но тогда и то меньше кувыркало. Что там случилось, интересно? Пилот уснул, что ли?
Мы полежали еще немного молча. На меня накатила слабость и слегка затрясло — нервный отходняк после пережитого. А потом мы услышали требовательный стук в дверь.