— Провожу и там и оставлю, чтобы свидетелей лишних не было, — бурнул Мир себе под нос то, что крутилось в голове у каждого из нас троих.
— Это не важно, — пожала я плечами… мы должны там быть… Точнее, Лик должен.
Я очень смутно представляла себе, почему я так решила, но мысль эта казалась естественной и совершенно правильной. Лик… и я с ним. Да, я могу хоть сейчас позвать посланницу, но пока не готова. Не готова с ним проститься..
Одного из сопровождающих господин Бин отпустил, второй ученик сел за руль их внедорожника, сам мастер расположился на переднем сидении рядом с ним. Мы же втроем заняли весь задний ряд сидений. Я в центре — мужчины по бокам.
Ехать пришлось долго, часа два, не меньше, но это время казалось мне недостаточным. Я не вслушивалась в отрывочные фразы, которыми то и дело обменивались мои спутники, зато наглым образом прижалась к плечу Лика и обвила его руку своими так, будто имела на это полное право. Он не стал отстраняться или делать попыток высвободиться, только посмотрел на меня озадаченно и тягостно.
«Что с тобой делать, болезная?», — наверное, так, можно было прочитать этот взгляд… Но сейчас и это не имело значения. Глаза… знакомые до каждой черточки, крапинки — темно-синяя бездна, в которую я падала, мой личный космос, внимательно в меня всматривающийся, сумрачное небо, в котором я могла парить даже не имея крыльев… Черные стрелы ресниц, каждая из которых легко пробивала мое глупое сердце, подобно соломенной мишени.
— Потерпи меня немного, совсем немного, Лик… — улыбалась я нелепо, ощущая его тепло и еле уловимый аромат нагретого на солнце янтаря, — пожалуйста.
Он приподнял краешек губ в подобии улыбки, слегка склонил голову к плечу и легонько, совсем невесомо, нажал указательным пальцем мне на нос.
Так я и ехала всю дорогу, вцепившись в него, будто ребенок в огромного плюшевого медведя, подаренного кем-то дорогим, кто никогда уже не вернется… Ехала и не хотела, чтобы эта дорога когда-либо заканчивалась..
Но кто бы меня спрашивал. Разумеется, этот момент настал. Мы вышли из стоящего на обочине дороги авто и отправились за нашим проводником по каменистым горным тропам. Сначала хорошо заметными, а потом — и такими, что и не увидишь, если о них не знаешь.
— Далеко еще идти? — Мир не выдержал первым.
— Видите воон ту расщелину? — указал пальцем господин Бин, — ну-ка, приглядитесь внимательнее.
Два почти отвесных горных склона так тесно были расположены друг рядом с другом, что между ними и камня нельзя было просунуть… Это если сверху. Внизу же щель между ними позволяла спокойно войти взрослому широкоплечему мужчине, образуя своеобразную, очень тесную стрельчатую арку. Темную… но если присмотреться, по другую сторону ее явно проглядывались контуры совсем других гор… черных, знакомых..
— Таар-ди-Ор! Это он! — воскликнула я. И это стало сигналом. Мы ускорили шаг и уже через четверть часа достигли цели.
— Это и есть те самые Врата? — Мир разглядывал расщелину с сомнениями. Лик же..
Он вглядывался вдаль, туда, где в темном закопченном небе видны были острые пики гор иного мира, и с лица его на глазах сбегала краска. Первые несколько метров по ущелью он прошел медленно, будто очарованный, потом резко выдохнул и прибавил шага. Я едва за ним поспевала.
— Ликс, куда ты несешься как подстреленный? — не смолчал идущий позади меня Мир. Но Лик, по-моему, даже не услышал… Он вообще ничего сейчас не замечал, только скользил ошеломленным взглядом по резким, ломаным линиям отрогов и вершин и выше — по черным крылатым теням, мелькавшим над ними в чернильном сумраке неба. Пальцы его сжались в кулаки так сильно, что казалось, побелевшие костяшки сейчас прорвут кожу — и тут же разжались бессильно… и я не видела жеста безнадежнее.
Пошатываясь, будто пьяный, он подошел к одному из обломков скалы, которых здесь было множество, провел по нему рукой, тяжело на него опустился, опершись на колени локтями и сгорбив спину и долго, бесконечно долго смотрел перед собой страшным, опустошенным взглядом.
Я до крови закусила губу, представляя себе, какие именно картины проносились перед ним.
Тихо, стараясь унять грохочущее сердце подошла и опустилась перед ним на колени, прижавшись щекой к его ладони.
Черные ресницы вздрогнули, он медленно перевел на меня взгляд — и я, не успев сделать даже вдоха, с головой окунулась в черную беспросветную безысходность.
— Дея… — голос его звучал глухо, потеряно. Холодные пальцы несмело, почти робко, гладили мое лицо, узнавая, изучая заново. — Какой же я идиот, Дея… какой кретин! Я не должен был… — он резко выдохнул и, не договорив, отвернулся, смотря в сторону, — не должен был допустить этого…
Рука, которую я держала в своей, судорожно сжала мои пальцы… По смуглой скуле, по щеке зазмеились блестящие влажные дорожки, а он, словно не замечая этого, поднял глаза к небу… Они были даже по цвету похожи — его глаза и сумрачное, пропахшее пеплом и кровью небо мертвого мира.
— Лик, я все исправлю, слышишь? — я забралась к нему на колени, прижалась так крепко, как только могла, дрожащими пальцами стирала слезы с его щек, нежно целовала мокрые ресницы, — ты веришь мне, веришь?
Он только улыбнулся слегка… виновато и печально.
Я в отчаянии заозиралась по сторонам, почти не видя ничего вокруг… На какой-то момент взгляд выхватил Мира, стоящего рядом с Вратами. Он тоже улыбался со странным выражением светлой грусти. Зеленые глаза невыносимо сверкали… «Пора» — беззвучно шепнул он, я только кивнула в ответ, потом снова повернулась к Лику и в последний уже раз погладила его щеки и нежно, почти невесомо поцеловала самые желанные на свете губы.
— Помни меня, — сказала тихо и повторила уже громче в ответ на непонимающий взгляд, — Небо мое, пожалуйста. Помни. Меня.
И, закрыв глаза, быстро, пока не передумала, произнесла «Credo in unim Deum».
Глава 30
— Здравствуй, Дея, — зазвенел знакомый хрустальный голос.
Я со вздохом открыла глаза и увидела прямо перед собой сверкающую голограмму-посланницу. Она ничуть не изменилась со дня нашей последней встречи.
— Здравствуй, Эн-Джи-Эль, прости, не помню твой порядковый номер.
— Эн-Джи-Эль сто двадцать восемь, посланник, сгенерированный Высшим разумом, — с готовностью подсказала та, — и я здесь, чтобы выслушать твое решение. Ты нашла ту самую развилку, которая может изменить ход событий и предотвратить гибель вашего Узла Миров?
Я вздохнула и осмотрелась по сторонам. Опять это странное место вне пространства и времени с множеством мерцающих галактик, без какой-либо опоры под ногами, но вовсе не холодное и — самое удивителное — позволяющее спокойно дышать. А еще тут не было этого ощущения, что вся Вселенная наблюдает за тобой… Уж теперь мне было с чем сравнивать.
«Наверное, тоже какая-нибудь голограмма», — решила я, наконец, и, вернув внимание посланнице, ответила на поставленный вопрос:
— Да, нашла. Монетка, которую подкинул господин Бин несколько лет назад, чтобы дать ответ генералу, должна упасть другой стороной. Тогда сянь выберет другой вариант, и генерал построит свой полигон чуть дальше, землетрясение не отправит самое страшное оружие Серого мира в Таар-ди-Ор и не будет взрыва, уничтожившего эльдион. Население Черного мира не обратится в одержимых тварей и не кинется в Белый мир. Там не возникнет Хаоса и Бездны. И не нужно будет закрывать Разрыв, чтобы остановить ракш, и не порвется ткань мироздания, открывая новые и новые разрывы… Не перестоятся от этого переходы в Синем мире … — я сделала паузу, пытаясь понять, все ли я перечислила и понимает ли меня Эн-Джи-Эль под номером сто двадцать восемь.
Голограмма тем временем сделала медленный широкий взмах рукой — и прямо в воздухе появился огромный — с полнеба, наверное — прозрачный экран, на котором замелькали туманности, галактики и звезды, будто мы летим на самом быстром звездолете или наблюдаем за его полетом в планетарии… Через несколько секунд я узнала нашу солнечную систему, старушку Землю, Евразию, Китай, Тибетское нагорье… вершины незнакомых гор… Потом день стал сменяться ночью и опять днем, будто включили быструю-быструю перемотку от такого мельтешения у меня даже закружилась голова. А потом этот бесконечный «фильм» неожиданно стал замедленным и я, не отрывая взгляда, смотрела на господина Бина — на экране он был несколько моложе, но вполне узнаваем.
Вот в глубоких размышлениях он сует руку в карман, вот, разминая пальцы, крутит в них металлических кругляш с квадратным отверстием в центре, вот ловко подкидывает его вверх. Вот ловит рукой — и на раскрытой ладони ясно видна сама монета и четыре иероглифа на ней — по одной на каждую сторону квадрата.
Энджи хлопнула в ладони — и кадры так же медленно принялись прокручиваться назад. На моменте, когда подброшенная монета на миг зависла в самой верхней точки своего полета Энджи хлопнула снова — и поставила это странное кино на паузу.
— Так, посмотрим, — сказала она, призадумавшись и на несколько секунд «зависла», все так же смотря на экран.
«Варианты просчитывает, что ли?»
— Реализуемо, — выдала она наконец все таким-же монотонно-переливчатым голосом и принялась быстро открывать на экране маленькие «окошки» — одно за другим, то быстро подправляя схемки, то вводя иные параметры. Наконец последняя вкладка была закрыта, и голограмма, повернувшись ко мне, произнесла.
— Посмотрим, что получилось, — снова хлопок, — и монета начинает свое движение вниз, но, подхваченная внезапным порывом ветра, вместо того, чтобы упасть в подставленную ладонь, падает на землю. Господин Бин наклоняется и смотрит на нее сверху вниз — на блестящем желтом кружке сейчас ясно видны две затейливые спирали. Сянь берет монетку в руки и, слегка покачивая головой, смотрит вверх.
Двойной хлопок — и кадры снова замелькали, на бешеной скорости сменяя друг друга. В какой-то момент экран разделился на два параллельных окна — во втором из них узнала голубоватые склоны гор Таа-ди-Ора и радуги над прозрачными озерами… В момент, когда на первом экране ходуном ходила земля, трескалась, образуя страшные, уродливые ущелья, на втором все так же мирно играли дети, работали простые люди, а в вышине парили грациозные создания похожие одновременно и на птиц, и на ангелов.