– Твой муж летал в Бразилию?
– Нет. С чего ты взял?
– Они экспортируют только фабричную кашасу, которую за настоящую не считают. А вот эту, – Дэн бережно приподнял бутыль, – делают на фазендах в штате Минас-Жерайс: выбраживают по три недели, гонят в дедовских медных кубах, выдерживают в бочках, сколько терпения хватит, и продают исключительно на внутреннем рынке. Туристы, конечно, могут купить, если знают места. Но как она попала к твоему мужу?
– Не знаю. – Уна пожала плечами. – Какая разница? С чего это тебя так заколбасило?
– С того, моя милая, что кайпиринью готовят на основе кашасы. Ты говорила мужу, что подсела на этот коктейль?
– Не помню. Кажется, да. И что с того?
– Вспомни, пожалуйста. Что он сказал, когда дарил тебе эту бутылку?
– Да ну, ерунду какую-то! "Раз уж ты предпочитаешь пить всякую гадость, пусть это будет хотя бы оригинал, а не подделка". Можно подумать, меня волнует, из чего эту "пиранью" делают. Вкусная, и ладно! Эй, Дениска, ты чего скис?
– Похоже, твой муж очень тебя любит…
– А ты ревнуешь? – Она кокетливо повела плечиком и потянулась к притихшему Дэну. – Иди ко мне, дурачок! Я тебя утешу.
У Дэна начались проблемы со сном. Стоило ему погрузиться в дрёму, как перед глазами возникало разъяренное лицо азиата, вернувшегося в неурочный час из командировки и обнаружившего, что его супружескую постель превратили в ложе разврата. Дэн начинал подыскивать слова, которые убедили бы Уну, что им лучше расстаться, но услужливое воображение подсовывало ему другое видение: Уна плачет, встревоженный батыр вытягивает из неё признание, отшвыривает дурочку в сторону, запрыгивает в свой джип "Чероки" ("Вольво", "BMW", нужное подчеркнуть) и мчится в бар на Лиговку рубить Дэна на конину. Ни тот, ни другой сценарий Дэна решительно не устраивал, и он тянул с решением, надеясь, что придумает лучший выход. И доигрался.
В одно прекрасное утро Уна залучила его к себе, заверив, что муж на три дня уехал в Хельсинки. Покончив с первой порцией "развлечений", она скатилась с любовника и, по-идиотски хихикая, сообщила, что теперь будет звать его исключительно зайчиком, чтобы невзначай не назвать Дениской супруга. Измученный бессонницей и только что закончившейся скачкой, Дэн едва не пропустил "звоночек" мимо ушей.
– Умная девочка, – вяло одобрил он. – Только это нужно было делать с самого начала… – Тут до него дошёл смысл сказанного, и он подскочил. – Почему – теперь? Что случилось?
– Не кричи на меня! – Идиотка надула губы, но, видя, что Дэн на её обиженную мину не реагирует, снизошла до объяснения. – Тимурчик всегда называл меня Ульяшей, а вчера вдруг заявил, что это имя мне совсем не подходит. Стал дразниться всякими дурацкими Улями-Юлями-Янами, а потом додумался до Уны. На это я согласилась. А чего, красивое имя, да и привыкла я к нему. А потом представила: вот зовет он меня утречком, а я со сна думаю, что это ты… В общем, поняла, что от "Дениски" надо отвыкать. Эй, ты чего?
Дэн лихорадочно натягивал на себя одежду. Конечно, существовала какая-то вероятность, что на Тимурчика нашло озарение, и он вдруг – после двух лет брака – увидел, что жене, похожей на нимфу, бабье имя Ульяша идет как корове седло. Не исключено даже, что этот непонятный тип – поклонник чаплиновского таланта и знает имя последней любви великого актёра. Но Дэн в это не верил. Гораздо более вероятно, что дурочка проговорилась мужу о знакомом, который называет её Уной. Ляпнула что-нибудь этакое, "невинное", и тут же забыла. А Тимурчик не забыл. Тимурчик, как и положено коварному азиату, затаился и подстроил ловушку. Ох, не едет он сейчас в Хельсинки! Он где-то рядом – ждёт удобного момента, чтобы ворваться в квартиру и взять соперника "тёпленьким". И этот разговор про имя он вчера затеял с женой неспроста. Знал, что дурочка не удержится и поделится с любовником потрясающей новостью. Развлекается, гад! Но, может быть, ещё не поздно удрать – через чердак, крышу, соседнее парадное…
– Дениска, да что на тебя нашло?!
– Уна, я ухожу. Твой муж знает о нас с тобой. Он может оказаться здесь в любую минуту. Одевайся, застели постель. Если я не успею уйти, скажешь, что наняла меня, чтобы я научил тебя готовить коктейли. Всё отрицай, поняла?
– Дэн, ты спятил? Тимур уехал в Хельсинки! Он ничего не знает. Посмотри туда. Видишь того прикольного уродца? Тимур подарил мне его только вчера. Стал бы он дарить мне подарки, если бы знал, что я ему изменяю?
Дэн посмотрел на туалетный столик и покрылся холодным потом. Эшу, негритянский божок, дух зла. Если кашасу ещё можно было объяснить горячей любовью Тимура к жене, проболтавшейся, что она пристрастилась к бразильскому коктейлю, то фигурка Эшу (искусно вырезанная из черного дерева, отполированная до блеска) яснее всяких слов говорила, что объектом внимания любящего супруга был Дэн.
Он никогда не рассказывал Уне о своей страсти к Бразилии, к её истории и культуре, к фольклору, музыке, кухне и обычаям этой сумасшедшей феерической страны, где беспечно, как в Вавилоне до строительства башни, уживаются представители всех человеческих рас. (Делиться сокровенным с красивым зверьком, не имеющим понятия о материях, выходящих за рамки животных интересов? Увольте!) Она не могла проболтаться мужу о том, чего не знала. Возможно ли, что муж подарил ей почитаемого в Бразилии божка случайно? Сладкой дурочке, питающей к предметам искусства не больший интерес, чем к бактериям на Марсе? Невозможно. А это значит, что Тимурчик давно выследил Дэна и разузнал о нём всё, что можно было разузнать. А потом начал с ним играть – как кошка с мышью. Кашаса, Уна-Ульяша, Эшу… Бежать не имеет смысла. Тимурчик его найдёт – дома ли, на работе, или у знакомых, но найдёт обязательно. А что потом?
Дэн посмотрел на Уну. Дурочка набросила халат, но, кажется, уже и думать забыла о нависшей над ними угрозе. Вертела в руках статуэтку и развлекалась, как маленькая, пуская солнечных зайчиков. Дэн проследил за зайчиком бездумным взглядом и едва не выругался, заметив блик там, где блестеть ничему не полагалось – на картине, висящей на дальней стене спальни напротив кровати и изображающей какой-то венецианский канал. Камера? Этот извращенец провертел в картине дыру, сунул туда камеру и развлекался, подглядывая за собственной женой и её любовником? Может, он и сейчас смотрит, упиваясь испугом и растерянностью соперника? Так вот почему он уволил домработницу! Убирая комнату, та могла обнаружить его игрушку и испортить игру… Какова же, чёрт побери, цель этой игры?
Мелодичный звонок в дверь заставил преступную парочку подпрыгнуть.
– Это он!
– Не может быть! Зачем бы он стал звонить?
Звонок повторился. Они стояли, затаив дыхание, и ждали, сами не зная чего. Потом раздался безошибочно узнаваемый звук, с каким ключ входит в замок. Уна посмотрела на Дэна безумным взглядом и кивнула на окно.
– Там слева пожарная лестница. Быстрее!
Дэн бросился к окну, повернул ручку, рванул на себя раму, вспрыгнул на подоконник, высунулся. Лестница крепилась к стене в метре с лишим от оконного проёма, Дэн встал на цыпочки и на секунду замер, примериваясь, как бы ловчее до неё дотянуться. В эту секунду что-то толкнуло приподнятый каблук его туфли, нога повернулась, соскользнула с карниза, и асфальт старого питерского двора, ускоряясь, понёсся ему навстречу.
Девушка толкнула раму, отскочила от окна и выпрямилась. Дрожащие руки только-только справились с завязками халата, когда в дверном проёме спальни показался сутулый дядечка с обвислыми сивыми усами безнадёжно провинциального вида. На дядечке был бесформенный плащ цвета засохшей горчицы, в руках – портфель и небольшой потрёпанный чемодан.
– Юляша? – Удивился он. – Ты дома? А почему?..
Тут его оборвал пронзительный женский крик, донёсшийся со двора.
– Папа, ты только не волнуйся, – нервно сказала девушка, шагнув сивоусому навстречу. – Мне нужно позвонить в "скорую" и в полицию. Отсюда, – она мотнула подбородком в сторону окна, – только что выпал человек.
Дядечка выронил свою ношу.
– Что… Как… Какой человек?!
– Плохой. Тот, из-за кого Маришка… ну, ты понял…
– Но… Господи!.. Как же?..
– Случайно. Я встретила его совершенно случайно. Сначала хотела влюбить в себя до потери сознания и бросить. Пыталась отыскать его женщин, чтобы они рассказали мне, как его окрутить. И даже нашла одну… Она мне очень помогла – советами и не только… Объяснила мне, что влюбить в себя Нарцисса невозможно. Его сердце прочно занято – собой любимым и всякими изысками, которые приносят ему утончённое удовольствие. Ни на что другое там места нет. Зато Нарцисса легко напугать. Так, что душа уйдёт в пятки. А пятки у него слабые…
– Ты… Ты убила его?
– Нет, – твёрдо сказала девушка. – Это был несчастный случай. Только запомни: ты приехал неожиданно. Хотел сделать мне сюрприз.
– Что там у нас по "выпаданцу" на Каменноостровском, Орлов? – справился начальник отдела на утреннем совещании.
Опер отодвинул стул, но полковник махнул рукой: докладывай, мол, сидя.
– Нелепейшая история, Пётр Владимирович. Юлия Хохлова, двадцати одного года, три года назад приехала из Пскова, поступила в "Тряпку", устроилась подрабатывать горничной. Два месяца назад хозяева улетели на полгода в Штаты и попросили горничную пожить у них, присмотреть за квартирой на Каменноостровском. Девчонка, ясное дело, обрадовалась. Съездила в Псков, похвасталась родным, что у неё теперь есть жильё, оставила им запасные ключи – на всякий случай. Потом вернулась в Питер и закрутила любовь с местным барменом, Денисом Черкасовым тридцати шести лет. Вчера приблизительно в девять часов утра Черкасов приехал к Хохловой на Каменноостровский…
– Странное время для свидания, – перебил полковник. – Вам не кажется?
– Не кажется, Пётр Владимирович. Он же был барменом. График работы – вечер-ночь. На свидания оставались только утро и день. Так вот, парочка занял