Сжимая пальцами правой руки набалдашник белой трости, слепой с раздражением произнес:
– Когда такое горе, как прикажешь мне ее утешать? Изора, подойди поближе! Война разбила столько судеб, в том числе мою и твоего брата! Передай, что я всей душой сочувствую его горю и отчаянию. Мне, в отличие от Армана, еще повезло, потому что ты согласна выйти за меня – за калеку!
Девушка подошла к Жерому, удивляясь той ловкости, с какой он вплел в разговор их якобы взаимные нежные чувства друг к другу. И тут ее осенило:
– Арману понадобится твоя поддержка, – ласково проговорила она. – В школе вы учились вместе, и ты – единственный, с кем он сможет видеться, не опасаясь напугать или внушить отвращение, и кого не станет стесняться!
– Ты совершенно права, Изора, тем более что он скоро станет моим шурином! Передай Арману мои слова, а еще скажи: если ему понадобится моральная поддержка, буду рад прийти и побыть с ним.
Онорина слушала молодых с озадаченным видом. Получалось, что слепота ее младшего сына в данном случае – преимущество. Но думать так, а уж тем более, говорить вслух, по ее мнению, было абсолютно бестактно со стороны Изоры. От замечаний она воздержалась, но осадок на душе остался, и на протяжении службы женщина не могла думать ни о чем другом.
Жюстен Девер внимательно осмотрел трупы собак, стараясь не прикасаться к ним.
– Нужно отправить их в Ла-Рош-сюр-Йон, чтобы судмедэксперты определили, какой яд использовался, – распорядился он.
Капрал жандармерии, которому был адресован приказ, попытался возразить:
– Собак отравили крысиным ядом, мышьяком – совершенно точно! Можете мне поверить. Здесь, в Феморо, такое не впервой.
– Не стану спорить, капрал, но в нашем случае это, вероятно, своего рода предупреждение, – заявил Марсель Обиньяк. – Инспектор, призываю вас в свидетели! Не далее как вчера после ужина моя супруга выразила опасение, что кто-то может отравить наших боксеров – какой-нибудь злодей, который захочет нам навредить. И, как нарочно, приходит утро – и собак находят в саду мертвыми! Такое впечатление, будто у стен есть уши!
Девер поморщился, закурил сигариллу и посмотрел по сторонам. Под взглядом его карих глаз Женевьева Мишо нервно поежилась.
– Стены ушей не имеют, чего не скажешь о прислуге. Если я правильно помню, со стола убирала горничная, брат которой, по моим данным, работает в шахте, – начал он. – Прошу заметить, я никого не обвиняю! Возможно, это чистейшей воды совпадение. Кто-то счел нужным убить ваших собак, посеяв тем самым панику и причинив неудобства, мсье Обиньяк.
Лицо капрала жандармов моментально просветлело – он наконец-то провел параллель между убийством в шахте Пюи-дю-Сантр и отравлением директорских боксеров.
– Если так, это не сулит ничего хорошего, – подытожил он.
– Совершенно верно! – громыхнул Обиньяк. – И моя супруга испугалась настолько, что у нее случился нервный припадок. Мы едва смогли ее успокоить. Я пообещал, что как можно скорее отправлю ее к сестре в Париж.
– Прошу меня извинить, мсье Обиньяк, но пока об отъезде не может быть и речи, – предупредил полицейский. – Никто из жителей не должен покидать поселок до окончания расследования, даже вы и ваша супруга. В связи с этим я хотел бы побеседовать с мадам Обиньяк.
– Господин инспектор, нельзя ли немного повременить? Мадам сейчас в постели, она отдыхает, – осмелилась подать голос Женевьева, удивляясь собственной дерзости. – Доктор дал ей успокоительное.
– Это не займет много времени.
– Не будет же моя супруга принимать вас в спальне! – возмутился Обиньяк. – Пожалуйста, загляните к нам после полудня – и сможете обо всем ее расспросить.
– Осмелюсь напомнить, уважаемый господин директор, что на половину второго у нас назначена встреча с Гюставом Маро и его товарищем по прозвищу Фор-ан-Гель, с которыми нам предстоит спуститься в шахту, – медоточивым тоном уточнил Девер. – И вы, кажется, упомянули о докторе, но по пути сюда я никого не встретил.
– Это наш сосед и давний друг. Он пользуется маленькой калиткой в глубине сада, который граничит с его собственным. Господи, вы действительно подозреваете всех и вся! – вздохнул Марсель Обиньяк.
– Я всего лишь исполняю свои обязанности. Мадемуазель, прошу вас, проводите меня к мадам Обиньяк!
С любезной улыбкой на устах Жюстен Девер повернулся к Женевьеве. Экономка застыла в нерешительности, опасаясь навлечь на себя недовольство хозяина. Раздраженный Обиньяк жестом выразил согласие.
Мгновение спустя полицейский и молодая женщина уже поднимались по внутренней лестнице с вощеными деревянными ступеньками под красным бархатным ковром, удерживаемым медными рейками.
– Вы не заметили ничего настораживающего вчера вечером, мадемуазель Мишо? – спросил полицейский. – Или, может быть, ночью?
– Нет, когда мадам меня отпустила, я пошла в ресторан, там вчера гуляли свадьбу. Мне не терпелось поговорить с подругой, сестрой моего жениха. Когда я вернулась, все было тихо. Собаки прибежали меня обнюхать. Они меня знают, поэтому я могу входить и выходить свободно.
– И в котором часу это было?
– Думаю, еще до полуночи. Когда часы пробили двенадцать, я уже находилась в постели.
– Благодарю вас!
Женевьева постучала в дверь спальни Вивиан Обиньяк, но ответа не получила. Жюстен Девер тоже постучал, уже несколько громче.
– Наверное, мадам крепко спит.
– Я предпочел бы проверить и убедиться, что это действительно так.
За словами полицейского крылось столь страшное предположение, что экономка испугалась, хотя голос Девера прозвучал совершенно спокойно. Ей почему-то вдруг пришло в голову, что ужасные догадки вполне могут подтвердиться.
– Мадемуазель, прошу вас, откройте дверь и войдите первой – на случай, если мадам не одета, – попросил полицейский. – И если она в состоянии меня принять, я бы предпочел, чтобы вы оставили нас наедине.
– Господи, вы меня пугаете, – прошептала Женевьева.
Она застала хозяйку лежащей на кровати в белом кашемировом пеньюаре. Вивиан Обиньяк беззвучно рыдала, комкая в руке носовой платок.
– Мадам, простите за беспокойство, но инспектор Девер непременно желает с вами поговорить.
– Пускай войдет!
Отвесив вежливый поклон, Девер приблизился к кровати. Вздохнув с облегчением, Женевьева выскользнула из спальни. Новость, принесенная Изорой, – вот что занимало все ее мысли, и по окончании мессы она рассчитывала узнать от подруги больше.
– Доброе утро, дорогая мадам Обиньяк, – начал свою речь полицейский. – Простите, что надоедаю с такой настойчивостью. Мне сообщили, что вы нездоровы и, в довершение всего, очень расстроены гибелью собак.
Вивиан попыталась привстать, опираясь на локоть. Ее белокурые кудряшки выглядели растрепанными, на лице – ни грамма косметики, однако и теперь она оставалась красавицей.
– Вы – представитель сил правопорядка, мсье, так что я не имею права жаловаться. Боже, как я испугалась! Нам с мужем грозит опасность, я знаю, я чувствую!
– И потому не отвечаете, когда в вашу дверь стучат?
– Я была уверена, что это – Марсель, а я не хочу его видеть.
– Вашему мужу приходится стучать в дверь перед тем, как войти? – иронично усмехнулся инспектор. – Так заведено в лучших домах?
– Разумеется! У нас раздельные спальни.
Познания Девера в области женской психологии были весьма обширны, и теперь он с уверенностью мог сказать, что в семейной жизни Обиньяков не все ладно – в настоящий момент отношения у супругов явно напряженные.
– Действительно, если дом большой, к чему тесниться в одной спальне? – пошутил Девер. – И ваши углекопы, которых в этих краях называют «чернолицыми», тоже наверняка переняли бы такую моду, если бы имели жилье попросторнее. Однако довольно с нас пустых разговоров! Дело в том, моя дорогая мадам, что ваше состояние беспокоит меня со вчерашнего дня. Кроме того, я хотел бы выяснить, почему по прошествии трех недель трагедия в шахте все еще вас тревожит. И, конечно же, мне необходимо знать, как случилось, что ваших собак отравили через несколько часов после превосходного ужина, которым вы угостили нас с коллегой! Я даже склонен считать, что в данном случае вы допустили оплошность.
По тому, как Вивиан Обиньяк заморгала и попыталась сесть, было ясно, что она испугалась. Ворот пеньюара приоткрылся, обнажая розовое кружево ночной сорочки.
– Как прикажете вас понимать, инспектор?
– Не далее как вчера вечером я сказал, что ваши боксеры – отличная охрана для дома, но вы возразили, что любой злонамеренный человек может их отравить. И в ту же ночь кто-то угощает домашних любимцев мышьяком! Если вы сами приложили к этому руку, то заранее озвучивать такую вероятность было весьма недальновидно, чтобы не сказать легкомысленно. Вы ведь так торопились уехать в Париж, подальше от Феморо, не правда ли? А теперь, когда охранять дом некому, опасения оправданны вдвойне, и мсье Обиньяк готов отправить вас к сестре первым же поездом. Поправьте меня, если я ошибаюсь.
– Я не смогла бы убить собак, нет, никогда!
– В любом случае это ничего бы вам не дало: жителям запрещено покидать поселок.
– Просто смешно! Мы с мужем вне всяких подозрений! Ищите своего убийцу среди углекопов! Инспектор, сжальтесь, я не хочу оставаться в Феморо! У сестры я буду в безопасности. Вы же сам парижанин и должны понимать, насколько привлекательна столица для тех, кто живет целый год в этом богом забытом месте – тем более, когда преступник разгуливает на свободе! Со мной вот-вот случится что-то плохое, я уверена!
Полицейский долго не сводил глаз с красивого лица женщины, с тревогой взиравшей на него.
– Вы уверены, мадам Обиньяк? По-моему, слишком громкое слово применительно к нашей ситуации. Выражаясь языком юристов, это подразумевает, что ваши страхи обоснованны. Поговорим начистоту: у вас есть причины кого-либо бояться? Причины, о которых известно только вам? Или вашему супругу, который скрывает их от нас?