– Вы неправильно поняли, инспектор! Я говорила о предчувствии. Я путано выражаю свои мысли – наверное, все дело в успокоительном, которое дал мне доктор. Лучше, если я немного посплю. Прошу меня извинить!
И Вивиан Обиньяк разлеглась на кровати, не заботясь о том, чтобы прикрыть соблазнительную грудь, обтянутую розовым шелком сорочки.
– Люди всегда ненавидят тех, кто богаче, – пробормотала она, закрывая глаза.
Жюстен Девер кивнул и вышел. После этого разговора забот у него прибавилось: дело все больше усложнялось и уже начало казаться неразрешимым, особенно если учесть отягчающее обстоятельство в форме социального конфликта. Оказавшись на улице, полицейский испытал огромное облегчение. Трупы собак лежали на том же месте, но уже завернутые в простыни. Он снова озвучил свое распоряжение капралу, который совершенно не обрадовался.
– Гонять в город фургон ради двух дохлых собак! Инспектор, ну где такое видано? – пыхтел жандармский начальник.
– Делайте что вам сказано! Проклятье, ну и порядки тут у вас!
Рассерженный Девер уже собирался покинуть усадьбу, как вдруг вспомнил о калитке, посредством которой сад Обиньяков сообщался с соседним участком, принадлежавшим местному доктору. «Не помешает расспросить этого ученого мужа, – сделал вывод он. – Тем более что мы с ним ни разу не встречались!»
Через пять минут, преодолев расстояние между двумя домами, кстати, очень похожими между собой, и тщательно осмотрев тропинку, Девер уже стучал в застекленную дверь докторской приемной. Мужчина лет пятидесяти с седеющей шевелюрой и очками на носу выглянул из-за занавески и жестом дал понять, что незваный гость сейчас совсем некстати.
– Сегодня воскресенье! – крикнул он через дверь. – Я собираюсь на мессу! Приходите завтра!
Однако рассмотрев как следует удостоверение, которое инспектор прижал к стеклу, он пригласил посетителя войти.
– Здравствуйте, доктор, – дружелюбно поприветствовал его Девер. – Простите, не знаю вашей фамилии…
– Доктор Роже Бутен.
– Я – инспектор Жюстен Девер. Расследую убийство бригадира углекопов Альфреда Букара.
– О, я в курсе, однако ничем не могу помочь. Я не присутствовал ни при подъеме пострадавших на поверхность, ни при аутопсии. Меня в это время не было в Феморо. Но вы, конечно, уже допросили врача горнорудной компании мсье Фарлье? Марсель очень заботится о здоровье персонала, именно по его настоянию в Отель-де-Мин открыли лазарет.
– Мне это известно, я навещал там одного углекопа. Доктор, вы только что назвали своего соседа мсье Обиньяка по имени – Марсель. Должно быть, вы близко общаетесь? – предположил Жюстен Девер.
– Насколько близко могут общаться люди, которые познакомились на студенческой скамье и больше десятка лет живут рядом!
Доктор задумчиво обвел взглядом кабинет. Девер сделал то же самое. Помещение было чистым и функциональным – от кушетки для осмотра больных до выкрашенных в белый цвет лакированных шкафчиков.
– У вас есть мышьяк, доктор? – спросил он.
– Обычно есть, но не в данный момент. А почему вы интересуетесь? Неужели подозреваете, что я отравил собак Марселя?
– Нет, до этого пока не дошло. Но согласитесь, мсье Бутен, что доктора, в отличие от представителей других профессий, часто имеют в своем распоряжении ядовитые вещества.
– Вынужден вас огорчить: в моей аптечке ядов нет!
Роже Бутен со скорбным видом воздел руки к небу. Взгляд его упал на настенные часы.
– Я тороплюсь, инспектор. Нас с супругой ждут в доме графини де Ренье. Мы обедаем в шато каждое воскресенье, и это уже даже не привычка – традиция!
– Полагаю, время садиться за стол наступит еще не скоро, – с лукавой усмешкой заметил Жюстен Девер. – Доктор, у меня осталась пара вопросов относительно мадам Обиньяк. Я разговаривал с ней десять минут назад, и мне показалось, что она чем-то сильно напугана. Даже успокоительное не помогло.
– Вивиан отказалась от лекарств! Сказала, что боится умереть во сне, поэтому предпочитает бодрствовать. Я, как мог, постарался ее успокоить, однако она упрямо твердит, что ее жизнь в опасности. Понятия не имею, почему. Кто может желать ей смерти?
Девер почесал затылок. Его в очередной раз посетило чувство, что в Феморо ему все лгут или, по крайней мере, что-то скрывают.
– Странно, ведь мсье Обиньяк и гувернантка заявили в один голос, что мадам пришлось выпить успокоительное и мне не следует ее беспокоить! Вы сообщили им, что она не стала принимать лекарства?
– Нет, потому что, когда уходил, никого не встретил. Вивиан – женщина исключительно эмоциональная и очень восприимчивая, даже нервная. Несчастный случай в шахте, отравление собак – разумеется, этого достаточно, чтобы она разволновалась. И в Париже, с родными, ей будет намного спокойнее.
Доктор снова посмотрел на часы. Девер начал прощаться.
– Мы еще увидимся, доктор, – сухо предупредил он. – Не хочу, чтобы из-за меня вам пришлось нарушить режим светских развлечений. Что же касается мадам Обиньяк, придется вместо поездки в столицу подыскать для нее иное снадобье. Я запретил ей покидать Феморо, и ее мужу тоже.
Девер с подчеркнутой любезностью поклонился доктору и вышел. На улице было прохладно и влажно, и он быстро успокоился. Теперь инспектор испытывал уже не раздражение, а уныние, граничащее с усталостью. «Может, послушаться совета заместителя и закрыть дело? – рассуждал он. – Приписать убийство одному из погибших – Пас-Трую или Шов-Сури, то бишь отцу шестерых детей Жану Розо, или Филиппу Мийе, двоюродному деду Изоры…»
В его воображении возник восхитительный образ. Полицейский представил себе милое девичье личико с капризным пухлым ртом и ощутил укол в сердце. Изора ему нравилась, отрицать сей факт было бессмысленно. «А вот это уж совершенно некстати!» – с сожалением подумал он.
Подойдя к церкви, Девер остановился в некотором замешательстве. Серьезный инспектор отправился бы прямиком в Отель-де-Мин, чтобы обсудить текущие вопросы в коллегой, а парижский флик[41], ценитель красивых женщин, сосланный в Вандею, охотнее подождал бы окончания службы. Так и не выбрав между двумя вариантами, Девер предпочел третий – спустился на окраину поселка и с каменным выражением лица вошел в кафе-ресторан.
Там он заказал бокал белого вина. Мужчина за соседним столиком смерил его презрительным взглядом, резко встал и вышел. Заинтригованный полицейский узнал в нем Станисласа Амброжи – углекопа-поляка, которого опрашивал в самом начале расследования наряду с остальными работниками компании.
«Видно, отец новоиспеченной мадам Маро сегодня не в настроении, – предположил Жюстен Девер. – При таком росте и сложении силушки в нем хоть отбавляй. Злости, впрочем, тоже».
Глава 7На берегу океана
Поджидая Изору, Женевьева с нетерпением мерила шагами площадь перед церковью. Громко зазвонили колокола, обращая мысли и мечты молодой женщины к их с Арманом будущей свадьбе. Господи, сколько слез она пролила и уже отчаялась когда-нибудь снова его увидеть! «Он вернулся живым, на остальное мне наплевать!» – Она буквально трепетала от радости.
После стольких лет, когда она считала его умершим, достаточно спуститься по дороге, ведущей к шато де Ренье и дальше, к замковой ферме – и случится чудо! Она сможет обнять своего суженого, признаться, как сильно любит его! Упиваясь своими чувствами, Женевьева закрыла глаза, чтобы еще раз поблагодарить Господа за доброту и ласку.
Такой ее и застала Изора – со сжатыми в молитвенном жесте ладонями и выражением полнейшего счастья на лице.
– Женевьева!
– Наконец-то ты появилась, Изора! Прошу, пойдем ко мне! Побудь со мной хотя бы десять минут!
Представители семейства Маро, которые как раз вышли из церкви, тактично оставили девушек в покое. Все понимали, что им нужно поговорить. Растроганная Онорина смахнула слезу.
– Славная девушка эта Женевьева Мишо! Но как же ей, должно быть, горько, одному Господу известно! – шепнула она на ухо своему мужу Гюставу.
– Для того, кто по-настоящему любит, внешность не важна, – достаточно громко отозвался тот.
– Согласен с тобой, отец. И мы с Изорой – тому подтверждение, – торжественно произнес Жером, прекрасно зная, насколько он далек от истины.
Мать с отцом ответили вымученной улыбкой, а Зильда с Адель, которые шли рядом с братом, обменялись красноречивыми взглядами.
– Мы с Изорой – яркое подтверждение, – повторил слепой юноша. – Разве не так?
– Ну конечно, Жером, – согласилась Онорина. – А теперь пойдемте скорее домой, у меня курица в духовке. Должна бы уже зажариться!
Изора с недоумением разглядывала жилище Женевьевы. Флигель, как его именовала молодая экономка, представлял собой небольшую квадратную постройку под заостренной крышей, больше похожую на садовый домик. В главной, идеально квадратной комнате стояли узкая кровать с медным изголовьем, переносная печка, стол и пара стульев. Регулярно натираемые воском полы блестели, а окна с занавесками, сплетенными в технике макраме, смотрели в хозяйский парк.
– К дому подведен водопровод, имеется туалетная комната, – пояснила Женевьева. – Кофе хочешь? Много времени это не займет, чайник уже вскипел. Хорошо, что мсье Обиньяк обеспечивает меня углем, иначе пришлось бы туго.
– Охотно выпью чашечку! А молоко и сахар у тебя есть?
– И молоко, и сахар, и даже печенье на сливочном масле. Изора, пожалуйста, расскажи, как вернулся Арман! Не скрывай ничего, опиши его раны. Ты упомянула, у него обезображено лицо. Что именно с ним не так?
– Женевьева, это ужасно, в его лице практически не осталось ничего человеческого! Послушай, мне очень жаль тебя, но я понимаю Армана…
В нескольких простых фразах и, казалось бы, без намека на волнение Изора передала девушке послание брата, ничего не забыв и не приуменьшив.