Люсьена Мийе, недоумевая, смотрела на часы, висящие на кухонной стене между двумя окнами. Стрелки показывали двадцать минут десятого. Муж закрыл конюшню и поднялся наверх, в спальню, даже не вспомнив об ужине.
«А я хотела поджарить ему большой омлет на сале… Все сегодня идет наперекосяк, и это только начало, – рассуждала хозяйка. – Изора куда-то запропастилась… Хорошо еще, что Бастьен заснул и не услышит, как она придет».
Одиночество ее тяготило, особенно после отвратительной сцены между отцом и сыном. Присев на стул возле очага, Люсьена прислушивалась к малейшему шороху во дворе и ко всему, что происходило в доме. «Скоро наш Арман уедет, а потом Изора выйдет замуж… Нелегко мне придется», – думала она с тяжелым сердцем.
Услышав поскрипывание половиц в комнате сына, Люсьена радостно встрепенулась. В следующее мгновение на лестничной площадке послышались шаги, и по лестнице спустился Арман. Мать поспешно вскочила на ноги и стала ждать, поглядывая то на стол, то на печку, в надежде, что он попросит что-нибудь приготовить.
– Мам, ты одна? – удивился юноша, входя в кухню.
– Одна, мой хороший, – тихо ответила Люсьена. – Наверное, проголодался?
Арман не стал бинтовать лицо, зная, что матери все равно: она успела привыкнуть к его внешности, навещая его по ночам на болотах.
– Слышу, как храпит эта пьяная свинья, но почему Изоры нет дома? Ей пора бы уже вернуться.
– А ведь ты прав, Арман, я тоже беспокоюсь. Может, поезд опоздал? Почтальон рассказывал, что такое случается с поездами: иногда даже с рельсов сходят… Приготовить тебе поужинать?
– Мам, неужели тебя совершенно не волнует, что дочка до сих пор не вернулась домой? По словам Изоры, вечерний поезд приходит в Феморо в половине шестого.
Люсьена помотала головой. Сейчас она думала только о том, что бы приготовить родному сыночку. Рассерженный Арман открыл окно, выглянул во двор и почти сразу же закрыл.
– Может, твоя сестрица решила остаться ночевать у Маро? – предположила мать. – И не надо так волноваться, мой хороший, она сама о себе позаботится. Изора самостоятельно снимала комнату в Ла-Рош-сюр-Йоне, там мы за ней не присматривали.
Арман сел за стол, нервным движением вынул из кармана платок и смахнул каплю слюны с уголка рта.
– Вас сам черт не поймет! Чем она вам так не угодила, бедная Изора? – взбеленился он. – До войны я ко многому относился прохладно и только сейчас осознал в полной мере, как отвратительно вы с ней обходились. Отец ее ненавидит и презирает, а ты… Такое впечатление, что ты ее не любишь, ну или самую малость.
– Ты говоришь глупости, мой мальчик. Девочек воспитывают по-другому, не так, как парней, в этом все дело. Особенно таких, как Изора. Поджарить тебе яиц с ветчиной?
– Налей мне лучше стакан вина, и довольно. Мама, мы никогда не обсуждали эти вещи, но теперь я хочу знать ответ. Там, в госпитале, мы много разговаривали с одной медсестрой. Она старалась быть полезной, помочь мне смириться с уродством. Эти беседы, а еще чтение книг научили меня думать. Теперь я хочу понять, почему отец так обращается с собственной дочерью, почему в детстве он постоянно ее бил.
Люсьена смутилась. Налив сыну белого вина, она тоже присела к столу. В отблесках открытого огня в очаге и при свете керосиновой лампы ее черты приобретали некую гармоничность, а седые волосы выглядели как белокурые, с модным пепельным оттенком. Арман с приятным волнением вспомнил, какой красивой казалась ему мать в детстве.
– Ты изменила отцу? Изора – не его дочь? – осмелился предположить он, хотя подобный поворот событий представлялся ему невероятным.
– Я? Изменить Бастьену? В своем ли ты уме, Арман! Нет, Изора – наш общий ребенок, просто твой отец очень ждал третьего мальчишку и был сильно разочарован, когда она родилась. И чем красивее становилась твоя сестра, тем хуже и строже он с ней обращался, часто и без повода, в этом я с тобой спорить не буду. А когда в четырнадцать лет она стала настоящей красавицей, он вбил себе в голову, что дочка пойдет по кривой дорожке, а то и вовсе станет гулящей.
– Но ведь ничего такого не случилось! Бедная Изора работала на ферме не меньше, чем иной мужчина, а потом сумела получить образование в городе. Мам, нужно все-таки съездить к этим Маро. Что, если с Изорой что-то стряслось по дороге домой? Не думаю, что сестра решила остаться на ночь в чужом доме. Тем более она обещала привезти с пляжа ракушку. Думаю, ей не терпелось отдать мне сувенир!
В горле у Армана пересохло от волнения. Он замолчал, обвел грустным взглядом обстановку кухни, голые стены, пожелтевшие от дыма, темный потолок и коричневый дощатый пол.
– Мне на самом деле жаль расставаться с тобой, мама. Но я нуждаюсь в том, что предлагает мне Женевьева – в уютном доме, цветущем саде, безусловной любви. Если бы я остался здесь, на ферме, я бы точно повесился на балке в сарае!
Искреннее признание вызвало у Люсьены слезы. Она снова бросила взгляд на настенные часы и вздохнула.
– Подождем еще чуть-чуть, – попросила она. – Изора может явиться с минуты на минуту.
– А если не придет, что тогда?
– Не стану же я запрягать кобылу и ехать в Феморо, когда на дворе ночь! Местные ложатся рано.
– Нет, я не смогу просто сидеть и ждать! Вот что, мама. Оденься потеплее, а я пока запрягу двуколку и зажгу фонари. Поехать с тобой я не смогу, буду ждать здесь – на случай, если Изора все-таки вернется. Да и не хочется показываться людям на глаза. Первым делом ты справишься о ней у Маро. Либо они скажут, куда она подевалась, либо выяснится, что она с Жеромом. Если нет, нужно спросить у Женевьевы, они могли ужинать вместе.
– Хорошо, малыш, сделаю все, как ты просишь, – согласилась Люсьена, для которой, учитывая ее робкую натуру, такая поездка была сродни подвигу. – Погоди, возьми-ка батарейку[46], посветишь себе во дворе!
Взвинченный до предела, юноша поспешно замотал голову шарфом и вышел. В свете фонарика туман рассы́пался мириадами сверкающих искр. Арман без труда нашел дорогу к сараю. Все его мысли крутились вокруг Изоры и чего-то неизвестного, что могло с ней приключиться.
В подсобные помещения на ферме было проведено электричество, и Арман включил свет одновременно и в конюшне, и в сарае. Лошади зашевелились, жеребец звонко заржал.
– Успокойтесь! – прикрикнул юноша на лошадей. – Эй, Фантош, тебе придется сегодня еще поработать – свозить хозяйку в Феморо!
Он не забыл тех лет, когда они со старшим братом Эрнестом помогали отцу. Арман обладал теперь ограниченным полем зрения, однако компенсировал свою ущербность возросшей ловкостью и живостью движений. Все его жесты были точны и эффективны.
Мать прибежала, когда он уже надевал на кобылу сбрую, – в потертой бархатной шляпке и зимнем пальто из того же материала и столь же поношенном.
– Как я сумею хоть что-то рассмотреть в тумане? – жалобно пропищала Люсьена.
– Фантош знает дорогу. Надеюсь, мама, что домой вы вернетесь вместе с Изорой.
– Я тоже надеюсь: одной ехать страшно.
Люсьена вошла в сарай. Она нервно пинала ногой соломинки на полу, как вдруг заприметила возле кипы сена небольшой коричневый предмет. Не проронив ни слова, она подошла посмотреть, что бы это могло быть.
– Арман, смотри-ка, сумка твоей сестры! – воскликнула она. – Вот растяпа! Наверное, бросила ее здесь утром, когда кормила лошадей!
– Дай сюда!
Проверив содержимое кожаной сумочки, Арман обнаружил использованные билеты на поезд и дилижанс.
– Мам, Изора приехала в Феморо в половине шестого, как и планировала, и она приходила домой. Похоже, как раз тогда, когда наш мерзавец отец бродил вокруг конюшни… Пойду его разбужу! Пусть объяснит, что здесь произошло!
– Арман, не надо, прошу тебя! Вы снова поцапаетесь!
Однако сын уже шел к дому, не обращая внимания на ее мольбы.
Жюстен Девер мерил шагами просторный кабинет, отведенный ему Обиньяком и располагавшийся в дальнем конце коридора, довольно далеко от комнаты, где сейчас спала Изора. Антуан Сарден с любопытством наблюдал за передвижениями начальника.
– Что-то вы разнервничались, шеф! – констатировал он. – Не портите себе кровь, мы уже связались с капралом жандармерии в Фонтенэ-ле-Конте, и он со своими людьми приедет, когда им назначено.
– Что, если я совершаю ошибку? – сухо возразил Девер. – Мы могли бы и сами арестовать Амброжи, не обращаясь за помощью к жандармам. Правда, этот тип наверняка настороже, так что лучше проявить предусмотрительность.
– Особенно если у него при себе пистолет. Зато скоро мы закроем дело и вернемся к цивилизации!
– Сарден, разговорчики! Хотите совет? Ложитесь лучше спать, мне в тишине лучше думается. А поразмыслить есть о чем. И не спешите радоваться: у нас нет доказательств, что бригадира застрелили из пистолета мсье Амброжи.
– Ладно, шеф, оставлю вас наедине с размышлениями!
Заместитель полицейского инспектора поморщился. Марсель Обиньяк выделил ему закуток с раскладной кроватью, очень неудобной. Счастье еще, что там есть печка.
– Ступайте, Сарден, и заведите будильник на пять утра!
Оставшись один, Жюстен раскурил сигариллу и снова принялся ходить взад-вперед по комнате. Ему не терпелось перейти в активным действиям, отделить правду от лжи. Особенно беспокоил один вопрос. «Откуда Изора узнала о пистолете? Скорее всего, от младшего Маро. Тома – зять подозреваемого. Но если он что-то и знает, разве стал бы рассказывать Изоре? Мне показалось, он умный парень, такого промаха не допустил бы. Наверняка это младший из братьев – слепой, которого она называет своим женихом!»
Помимо желания изобличить, наконец, убийцу бригадира Букара, имелись и другие причины для беспокойства. Сведения, полученные от Изоры, крайне важны, но проговорилась она случайно, только потому, что была пьяна и валилась с ног от усталости. «Готов поспорить, завтра, очнувшись, девочка меня возненавидит!»