«Я займу место Женевьевы. Мадам Обиньяк обязательно должна меня взять! На ферме мне больше делать нечего. Арман уезжает, отца я ненавижу, мать – презираю…»
Принятое решение подарило ей поразительное ощущение освобождения. Приободрившись, Изора напудрилась рисовой пудрой из красивой круглой картонной коробочки, стоявшей тут же, на полке. Она долго рассматривала пуховку, которая оказалась под крышкой, украшенной восточным рисунком. «У меня тоже будут красивые безделушки, косметика и духи! Похоже, Вивиан Обиньяк раздает все, что перестало ей нравиться!»
Изора решила навестить Онорину Маро и Жерома. Наверняка они вчера беспокоились, поэтому будет правильно, если услышат из ее уст, что с ней все в порядке.
Девушка поравнялась с домом Йоланты и Тома, и сердце мучительно сжалось. «Не стоит заглядывать в окна к счастливым людям!» – грустно улыбнулась она.
Постучав в соседнюю дверь, она услышала голоса. На минуту даже испугалась, что это могут быть ее родители, но ни перед домом, ни где-либо поблизости двуколки не наблюдалось. Дверь открыла сама Онорина.
– Изора, наконец-то! Входи, моя крошка, мы тебя заждались. Господи, какие у тебя отметины на лице! Жером вчера все рассказал. Отец поднял на тебя руку!
Преисполнившись сочувствия, хозяйка дома поцеловала ее в лоб. В кухне повисла тишина. Йоланта повернулась на стуле и с любопытством смотрела на гостью, но на лице молодой польки не было и тени улыбки.
– Здравствуй, Изора! – воскликнул Пьер, не видя причин быть с ней неприветливым. – У нас в доме несчастье: на рассвете полицейские увезли папу. Инспектор его арестовал.
– Пйотр, ну как можно быть таким глупым! Ей не обязательно знать! – прикрикнула на мальчика сестра.
– Йоланта, скоро весь поселок узнáет, – вмешалась Онорина.
Изора застыла на пороге и почти перестала дышать, обдумывая услышанное. Оказывается, вот что не давало ей покоя, вот о чем пыталось сообщить подсознание, затуманенное алкоголем и печалью! Внезапно последние сомнения рассеялись: она разболтала Жюстену Деверу о пистолете мсье Амброжи! Ни какими словами, ни в какой момент, вспомнить не получалось, и все-таки она это знала. «Он воспользовался моим состоянием! Отвез меня к отцу Жану, а сам отправился обстряпывать свои грязные полицейские делишки!»
– Изора, проходи и присядь, – натянутым голосом предложил Жером. – Тебе вчера и без того пришлось несладко, так что не стоит нагружать тебя еще и этим.
Однако она так и осталась стоять – безмолвная, с застывшим взглядом.
– Моя бедная девочка, Жером прав, – пожалела ее Онорина. – Расскажи, как все было.
У всех на глазах Изора схватилась за буфет одной рукой, а другой провела по разбитым губам.
– Мне очень жаль, правда, очень, но думаю, что во всем виновата я, – драматическим голосом произнесла она. – Йоланта, Пьер, простите меня! Вчера вечером я напилась и, как мне теперь кажется, рассказала о пистолете инспектору Деверу.
Признание породило настоящий ураган гнева, презрения и возмущения, который бушевал еще много дней и принес немало разрушений.
Глава 12Такая многоликая ревность
Йоланта вскочила со стула и подбоченилась с воинственным видом. Лицо у нее было красное от злости. Широко раскрытыми глазами она несколько секунд с ненавистью и презрением смотрела на Изору, после чего разразилась злобной тирадой:
– Тебе жаль, только и всего? И ты просишь у нас прощения? Ты слышишь, Пйотр, эта девчонка донесла на нашего отца в полицию, и теперь говорит, что ей очень жаль, как будто речь идет о какой-то мелкой оплошности! А я скажу тебе правду, Изора: тебе ни капельки не жаль, ты сделала это нарочно! Да-да, ты специально рассказала все инспектору, чтобы наказать меня, заставить мучиться!
Пьеру еще не доводилось видеть сестру в таком состоянии. Совершенно растерявшись, паренек не осмеливался вставить ни слова. Онорину бешеная реакция невестки вообще лишила дара речи.
– Как ты узнала о пистолете? – не унималась молодая полька. Ее лицо перекосилось от ярости. – Конечно, это Тома разболтал, потому что ты же его подружка, его маленькая сестричка! Дня не проходит, чтобы мой муж не вспомнил о тебе! Изора то, Изора это! Мало того, что ты мне постоянно отравляешь жизнь, так теперь решила еще и отца отправить за решетку?
В мгновение ока Йоланта подбежала к Изоре, которая была на полголовы ниже, схватила за плечи и стала трясти.
– От тебя мне одно только горе, Изора Мийе! Из-за тебя и твоих проклятых ужимок «а ля святая невинность» я плакала в первую брачную ночь! Ходишь по поселку с видом побитой собаки, а сама так и зыркаешь на моего Тома!
Йоланта владела французским почти в совершенстве, но в критические моменты у нее появлялся чудовищный польский акцент, отчего речь звучала довольно странно.
– Угомонись, Йоланта! – призвал ее к порядку Жером. – Тома ничего не говорил Изоре, во всем виноват я. Вчера у моря поведал о пистолете и просил сохранить информацию в секрете, потому что дело – серьезное…
– Только не это! Жером, нельзя было разглашать тайну! – раздосадовалась Онорина. – Плохо уже то, что подслушиваешь чужие разговоры, но пересказывать Изоре…
Сбитая с толку неожиданным поворотом, Йоланта отпустила соперницу – именно так, Изора выглядела в ее глазах соперницей. Полька была уверена, что Тома испытывает к девушке сильные чувства. Стоило ей завести разговор на эту тему, как муж начинал все отрицать, объясняя свой пыл искренней дружбой, заботой и братской нежностью. Однако, как и всякая любящая женщина, мириться с таким положением вещей Йоланта не желала. Арест отца стал последней каплей, лишив ее остатков самообладания: Йоланта высказала ненавистной особе все, что о ней думала, да еще в присутствии свекрови, собственного брата и Жерома.
– Ты поступила дурно, Изора, – подал голос Пьер, которому было стыдно за непотребную выходку сестры.
– Я не желала ничего плохого, мне правда жаль, – повторила Изора, у которой в голове все еще звучали слова Йоланты. – Поверьте, ничего плохого!
– Трудно поверить, – опустил голову паренек. – Я больше доверяю своей сестре.
– Оставьте Изору в покое! – вдруг взорвался Жером Маро, ударив кулаком по столу. – Я слепой, но знаю, что у нее до сих пор отметины на лице, потому что вчера вечером отец избил ее и выгнал из дома. Не представляю, когда и как ты умудрилась напиться, Изора, но никто тебя не упрекнет – при таких-то обстоятельствах! Иди сюда, ко мне поближе, и расскажи нам, как проклятый полицейский все это из тебя выудил!
– Я не помню, – едва слышно промямлила Изора, подходя к слепому юноше.
– Уж постарайся вспомнить, поройся у себя в мозгах! – прикрикнула на девушку Йоланта.
– Ну-ну, поспокойнее, дети! – сочла нужным вмешаться Онорина. – Ты вправе сердиться, Йоланта, но пока ты в моем доме, превращаться в сущую гарпию я не позволю. Не хватало еще переполошить соседей. Изора поступила дурно, тут я спорить не буду, но и Жером тоже прав – она сама не знала, что говорит и делает.
– Кто за это может поручиться? – Голос невестки задрожал от еле сдерживаемых слез. – Все видели, какими злыми глазами она смотрела на меня в церкви и в мэрии, а потом на свадебном балу! Она ненавидит меня, она ревнует! Она хотела заполучить Тома, но он женился на мне!
– Не мели чепухи, Йоланта! – оскорбился Жером. – Судя по твоему поведению, так это ты ревнуешь, а не она!
Изора с отсутствующим видом блуждала взглядом по стенам, как будто ссора ее не касалась. Она искренне сожалела, что навлекла неприятности на Станисласа Амброжи, которого уважала. И все же неприкрытая ярость Йоланты невольно вызвала ликование в ее душе.
«Жером прав, она ревнует – ко мне, к тем чувствам, которые Тома испытывает! Я дорога ему и так будет всегда. И я ужасно рада. Это даже по-своему утешает…» – думала она.
– Свекровь, вы только посмотрите на нее! Хочет, чтобы ей посочувствовали, в то время как сама донесла на моего отца! Изора не пожалела тебя, Пйотр. Ей плевать на нас обоих! Гадкая лицемерка! Алис Гренье, которая училась с ней в одном классе, так и сказала!
Пьер только кивнул в ответ – так он расстроился. Мальчик то и дело смахивал слезы, и смотреть на его страдания было куда тяжелее, чем выносить вопли его сестрицы.
– Прости меня, Пьер, – шепотом попросила Изора. – Я уверена, что ваш отец ни при чем и его скоро привезут домой.
– А ты, Йоланта, сама подозревала Станисласа! – язвительным тоном заметил Жером. – И первая рассказала Тома про пистолет. Да Изора добрее, чем ты, и ума у нее больше.
– Что? Ты от Тома узнал? Он не имел права передавать мои слова! – впала в истерику Йоланта. – Все неправда! Если у меня и были подозрения, то я быстро поняла, что неправа. Зачем отцу убивать Альфреда Букара? Зачем? При одной мысли об этом я чувствовала себя идиоткой!
Неожиданно для всех Онорина ахнула, закрыла лицо ладонями и запричитала, проливая слезы:
– Хватит! Хватит! Замолчите все! Сил больше нет вас слушать!
Она выпрямилась, положила руки на стол и попыталась успокоиться:
– Полиция свою работу сделает. Что толку нам ругаться? Моя маленькая Анна скоро умрет – она обречена, и все мои мысли только об этом! Как бы я хотела побыть с ней, приласкать в последние дни ее жизни! Помолчите – хотя бы из уважения к Анне и ко мне! Гюстав вчера пошел к твоему отцу, Йоланта, не сказав мне, куда и по какому делу, а я тем временем размышляла, как бы устроить рождественский праздник для нашей больной невинной крошки…
Пристыженная Йоланта пробормотала слова извинения и снова присела к столу. Жером взял руку Изоры, которая до этих пор лежала у него на плече.
– Я не знал о вашей дочке, мадам Маро, – едва слышно признался Пьер.
В комнате установилась тишина – тяжелая и гнетущая, изредка нарушаемая потрескиванием огня в чугунной печи.