Она взяла его руку и сжала своими маленькими пальчиками, словно прочла его мысли.
– Изора, я счастлив, очень счастлив, – признался он. – Но одна вещь меня тревожит. Почему вы с Жеромом изменили свои планы?
– Он считает, что, даже не попытавшись меня завоевать, предложил сделку, недостойную его чувств, – это его собственные слова. Дома мне приходилось несладко, и он попросил выйти за него, чтобы я имела возможность жить рядом с Тома, а заодно и сбежать от отца.
– Звучит мерзко, – не стал спорить Девер.
Личико Изоры посерьезнело. Она с тревогой посмотрела на полицейского.
– Что с тобой? – забеспокоился он.
– Сегодня в Сен-Жиль-сюр-Ви – в доме, который сняла мадам Маро, – я повела себя очень дурно, – тихо призналась девушка. – У меня было странное настроение, и когда мы с Жеромом остались наедине, я его поцеловала. А потом попросила… словом, я хотела с ним переспать, чтобы понять, приятно это или ужасно. Правда, в последний момент передумала и убежала.
Жюстен был несколько озадачен признанием. Помолчав несколько секунд, он прошептал:
– Бедный парень, я сочувствую ему от всего сердца! Однако какой удар по моему самолюбию! Я-то думал, что ты теряешь голову только со мной, хочешь меня одного!
– Это правда. – Она придвинулась, чтобы его обнять.
Прижавшись к его груди, – так, чтобы он не видел ее лица, – девушка добавила:
– Только не расстраивайся! Когда Жером меня целовал, я представляла на его месте тебя. Уже тогда мне казалось очевидным, что с тобой мои ощущения и приятное возбуждение, от которого дрожали колени, – все было бы намного сильнее и ярче. А потом выяснилось, что ты ждешь меня на вокзале. Я восприняла это как знак…
Испытав упоительное чувство облегчения, Жюстен приподнял ее с постели и впился в губы, ища новых поцелуев. Оба отдались безумной страсти, сжигавшей их изнутри. Теперь комбинация полетела на пол, а полицейский снял с себя брюки и рубашку. Нагота восхитила Изору – чувство было такое, будто это уже не она, а другая девушка, которая родилась в то самое мгновение, когда вся открылась взгляду мужчины…
Очень скоро он забылся внутри нее, околдованный ее пылкостью и неистовой радостью. Больше часа они не могли насытиться удовольствием, которое давали друг другу, и, словно четки, нанизывали тайные законы экстаза, не отвлекаясь ни на какие предосторожности. Изора постигала новую науку с энтузиазмом и не противилась, даже когда он захотел полюбоваться ею во всех ракурсах, увидеть все тайные местечки, которые она никогда и никому не показывала.
И все же она устала раньше, чем он.
– Я хочу есть! А ты? – улыбаясь, прошептала она.
– Очень хочу! Просто мечтаю о ломте хлеба с вареньем!
Изора встала, и тело отозвалось болью, закружилась голова. Жюстен нехотя оделся, но туфли и пиджак надевать не стал. Изора завернулась в атласный пеньюар, который, в числе прочего, подарила Женевьева, и прибавила огня в керосиновой лампе. Перспектива поесть хлеба с вареньем в обществе Жюстена грела сердце.
– С тобой все просто, – щебетала она. – Очень просто!
Он хотел ответить, как вдруг кто-то забарабанил в дверь флигеля. Стук сопровождался громкими рыданиями.
– Мадемуазель, откройте! Сжальтесь надо мной! Откройте!
Это был голос Вивиан Обиньяк. Удивленные Изора и Жюстен не смели шевельнуться.
– Скорее, мне нужна ваша помощь! Прошу, откройте!
– Сейчас! – откликнулась Изора.
Полицейский тем временем уже схватил шляпу, пиджак, галстук и туфли. Она жестом указала на туалетную комнату. Он молча кивнул.
– Мадемуазель, умоляю, откройте! – стенала под дверью Вивиан. – Муж не должен меня увидеть! Умоляю!
Перепуганная Изора крикнула, что уже идет, а сама протянула Жюстену коробку с сигариллами – он быстро сунул ее в карман.
– Выберешься через окошко в туалете, оно как раз в задней стене дома, – едва слышно проговорила она.
Он поцеловал ее в губы и ускользнул в крошечное помещение – то самое, где Изора едва не распрощалась с жизнью. Дверь так и не починили. Он прислонился к ней спиной, приводя себя в надлежащий вид. Изора же впустила в дом Вивиан Обиньяк. Хозяйка была в ночной рубашке и в наброшенном сверху меховом полушубке. Волосы – в беспорядке, вид – испуганный.
– Спасибо! Скорее закройте дверь на ключ! Господи, какое счастье, что вы дома! Я увидела, что сквозь ставни пробивается свет, и подумала о вас… Сейчас сюда явится мой муж. Я заперла его в ванной, но он поднял такой шум, что кто-то из прислуги уже наверняка его выпустил. Пожалуйста, если он постучит, скажите, что ничего не видели и не слышали. Хотя нет, вам он, конечно, не поверит. Лучше так: вы слышали плач, и я, по вашему мнению, пошла в пресбитерий. Марсель не посмеет явиться к священнику и устроить там скандал! Слух быстро разлетится по поселку, ведь Жизель очень болтлива… Жизель, экономка нашего кюре!
Произнеся свою сбивчивую тираду, Вивиан пошатнулась и вцепилась в руку Изоры.
– Мы, женщины, должны помогать друг другу, – пробормотала она. – По ночам муж не оставляет меня в покое. Принуждает спать с ним, а у меня два месяца назад случился выкидыш. С того времени начались проблемы по-женски, но разве ему это интересно? Раньше меня защищали собаки, особенно старший, Дюк. Он рычал и не подпускал ко мне Марселя. Славные были боксеры… Если бы я могла отправиться в Париж, как планировала! А виноват во всем противный инспектор. Если бы не он, я давно уехала бы из этой провинциальной дыры и наслаждалась бы сейчас компанией сестры и матери!
– Сочувствую вам, мадам, – вежливо сказала Изора.
Девушка пыталась сообразить, слышит ли их сейчас Жюстен. Интуиция подсказывала, что он до сих пор в доме. «Если бы он вышел, я бы услышала хоть какой-то звук!» – рассуждала она.
Ей было жаль расстроенную хозяйку, поэтому она как могла старалась ее утешить.
– Мадам, я понимаю, что вы сейчас чувствуете, и сделаю все, что от меня зависит, чтобы вас защитить. Ваш супруг вас бьет?
– Нет, он не поднимает на меня руку, но я бы предпочла побои! Не выношу, когда он ко мне прикасается, а он ведь настаивает. Не могу больше терпеть.
Вздрагивая всем телом, она разрыдалась. Изора заметила, что красивые бархатные тапки хозяйки совершенно промокли.
– Боюсь, что Марсель скоро явится! Мне страшно! Он не должен узнать, что я здесь. А, он уже идет, слышите?
Со стороны парка доносился мужской голос. Хозяин снова и снова повторял женское имя, перемежая призывы с невнятными ругательствами. Вскоре в дверь постучали, на этот раз намного громче и сильнее.
– Мадемуазель, откройте! – потребовал Марсель Обиньяк. – Я точно знаю, что жена спряталась в вашем доме! Предупреждаю, если не послушаетесь, я вышвырну вас вон завтра же утром! У моей жены нервный срыв, и я уже позвал доктора Бутена.
Изора прильнула к дубовой двери. Во рту пересохло от волнения.
– Мне очень жаль, мсье, но мадам здесь нет.
– Вранье! – рявкнул мужчина. – Она не могла далеко уйти. Вы слышали, что я сказал? Открывайте, или потеряете место. Это я плачу жалованье прислуге, а не моя жена, поэтому без зазрения совести отправлю вас обратно на навозную кучу! Мне не нужна фермерская дочь, которая шныряет по дому и всюду сует свой нос!
Вивиан умоляюще смотрела на Изору. Она была уверена, что угроза мужа возымеет действие – девушка растеряется и выдаст ее.
– Увольняйте, если считаете нужным, мсье, – не испугалась новая экономка. – Но если позволите выразить мое мнение, то, на мой скромный взгляд, мадам могла найти приют в доме священника, как поступают все мятущиеся души. Отец Жан никому не отказывает в помощи.
Последовало короткое молчание. Потом снова заговорил мужчина, однако на этот раз не Марсель Обиньяк.
– Добрый вечер, господин директор! Сегодня мне открылась новая грань вашей личности, – произнес из-за двери Девер. – Отправлять очаровательную девушку на кучу навоза… Звучит очень грубо, вы не находите?
– А, инспектор! Что вы делаете в моем парке в столь поздний час?
– Еще и двенадцати нет, мой дорогой мсье. Я работаю.
Изора и Вивиан навострили уши, стараясь не упустить ни слова.
– Расследование еще не закончено? Вы же арестовали Амброжи. Я нашел у себя на столе вашу записку.
– Я настоял, чтобы вам ее доставили, несмотря на то, что вас не было на месте.
– У меня тоже есть обязанности, инспектор. Я принимал инженеров из Ньора. Компания ищет подходящее место для новой шахты, такой же рентабельной, как Пюи-дю-Сантр. В этом году мы добыли двадцать тысяч тонн угля.
– Углекопы добыли двадцать тысяч тонн, – сухо поправил полицейский.
– Не будем играть словами. Вернемся лучше к нашему делу. Вы заполучили своего преступника и теперь можете вздохнуть свободно.
– Пока это подозреваемый, мсье, всего лишь подозреваемый. Увы, я так и не смог разыскать орудие преступления. А возможные свидетели покоятся на поселковом кладбище. Не вернуться ли вам в дом? На улице холодно, а вы в одной рубашке и домашних туфлях…
Вивиан нервно прыснула. Изора же попыталась представить себе эту сцену. Жюстен наверняка выглядел как человек, вышедший из автомобиля, и Марсель Обиньяк никогда бы не догадался, что полицейский только что выбрался из окошка туалетной комнаты в его же флигеле.
– Я требую объяснений, Девер, – заявил он. – Что вы делаете у меня в усадьбе?
– Присматриваю за важным свидетелем – мадемуазель Мийе. От нее я узнал, что у Станисласа Амброжи был пистолет, и теперь опасаюсь, как бы другие углекопы-поляки не надумали ей отомстить. На суде ее выступление будет решающим. Поручаю вам позаботиться о ней, мсье Обиньяк. И если вы решите ее уволить, мне придется поселить ее в Отель-де-Мин, разумеется, за ваш счет.
– О нет, об этом речи быть не может. Завтра же извинюсь перед мадемуазель Мийе. Я позволил себе лишнее, поскольку весьма встревожен. У моей жены слабые нервы. Она изводит меня своими капризами, жалобами и слезами. Что бы я ни делал, ей все не так! Даже если бы я прошелся по улице на руках или станцевал джигу на людях – она и тогда нашла бы повод поплакать. Инспектор, вы оказали бы мне огромную услугу, если бы разрешили ей уехать на неделю в Париж.