– И, как изрек настоятель Цин-Кай, – сказал Фей-Линг, – она разрушает союзы вернее удара меча.
– Тогда давайте поведем беседу, которая согреет нас в грозу, – предложил Лин-Ючжи. – Поскольку мое положение выше, я проявлю благосклонность и дозволю назвать что-то подходящее вам.
– Возможно, стоит сыграть в «Пять земель»? – тут же сказал монах, но чиновник явил на лице недовольство и взмахнул веером из шелка.
– Эта игра чересчур длинна и груба, – изрек он.
– Тогда, – задумчиво сказал торговец, – мы можем поведать друг другу занимательные истории, которые слышали в странствиях.
– Вот это достойное дело! – воскликнул Лин-Ючжи и учтиво обратился к монаху: – Почтенный брат, вы из нас старший по возрасту. Прошу, вам и стоит начать.
– Извольте, – поклонился в ответ Фей-Линг. – Слышал я одну примечательную историю, что случилась очень давно…
Жил некогда монах по имени Као-Лай; известен он был своей мудростью и великим искусством охраны живущих от злобных сил.
Однажды шел он в уезд Линнань, и увидел, что возле дороги стоят повозка и шестеро слуг, а рядом сидит богато одетый ликитаец и горько плачет. Остановился рядом Као-Лай и учтиво спросил:
– Что случилось с вами, почтенный господин? Поразил ли вас недуг, или произошло несчастье в семье?
И тот ответил, рыдая:
– О, почтенный, семья моя здорова, и тело мое крепко, но злосчастная судьба преследует меня. Я чиновник, занимающий высокий пост, и никогда не имел взысканий; однако же меня преследует злобный дух, не дающий покоя. Он рвал мои бумаги, пугал семью, наводил беспорядок в доме, отвлекая от него благословение небес… и теперь, когда я возвращаюсь из столицы, где пребывал по важному делу, он ночью остриг мой хвост!
– Воистину беззаконные дела творит этот дух! – ахнул Као-Лай. Он был сведущ в законах и обычаях и помнил, что лишь уличенным в тяжких преступлениях стригут шерсть на хвосте. Подумав, он решил, что столь вопиющее преступление нельзя оставлять без внимания, и потому сказал чиновнику: – Почтеннейший, я избавлю вас от этого духа. Ему нельзя более дозволять издеваться над живущими!
Чиновник обрадовался, и шерсть его от восторга поднялась подобно второму халату.
– Прошу вас пожаловать в мой дом, учитель! – воскликнул он. – Поступайте как пожелаете, только избавьте меня от этого проклятия!
Као-Лай благосклонно принял предложение, и вместе с чиновником отправился в его дом, располагавшийся в дне пути от места их встречи.
Там хозяин собрал семью и слуг и представил им монаха, объяснив, что он позаботится о доме. Младшая сестра чиновника проявила недоверие к страннику, но жена ее брата объяснила девушке недостойность ее поведения.
Обошел Као-Лай весь дом и остался недоволен тем, что увидел. Недостаточно внимания тут уделяли заветам Восьми Бессмертных, и слишком ценили мирское богатство, посвящая себя удовольствиям плоти, а не духа.
– Воистину! – воскликнул монах, – не могут несчастья минуть дом, где столь забыты слова предков!
Он безупречно начертал на тонкой бумаге восемь раз по пять молитв и повесил молитвенные ленты в должных местах. Затем Као-Лай пять раз обошел дом, читая сутры и касаясь стен посохом из вишни.
– Ни один зловредный дух не проникнет теперь в дом, – объявил монах. – Но я останусь здесь и узрю, как он будет биться о преграду святого слова.
Опустился он на землю, велев чиновнику, его семье и слугам не выходить из дома. Дождался вечера, и увидел – ползут к дому черные тени, наталкиваются на незримую ограду и шипят злобно.
И вдруг – засветились они, перемахнули через забор из трех металлов и двух деревьев, и кинулись к дому.
Вскочил на ноги Као-Лай, заступил им путь. Завертелся в его руках вишневый посох, заполыхала шерсть его от гнева и просветленной силы Восьми Бессмертных.
Не смогли злые тени пройти к живым. До рассвета бился с ними Као-Лай; с первыми лучами солнца они рассеялись и расточились.
Лишь теперь высыпали из дома чиновник и его домочадцы. Младшая сестра хозяина дома вновь непочтительно отозвалась о сотворенном монахом, но жена чиновника указала ей на дурное поведение.
– О, мудрый! – изумленно воскликнул чиновник. – Как же так вышло, что ваши слова не сдержали духов?
Задумался Као-Лай и изрек:
– Начертанное и произнесенное мной остановило бы любого злого духа. Значит, это не они – это творение колдовства!
– Но кто же мог замыслить такое?! – вскричал чиновник.
– А не предлагал ли кто вам избавление от нечисти? – спросил Као-Лай.
Выяснилось, что не предлагал, но недавно неподалеку объявился странствующий чародей. Заподозрил Као-Лай неладное, и отправился к дому, где тот остановился.
Но уже прознал чародей колдовским способом, кто к нему идет, и послал навстречу множество волшебных бойцов из бумаги и шелка. Долго бился с ними монах, поверг всех и ветер разметал обрывки шелка и бумаги.
Однако же, когда пришел Као-Лай вместе с местной стражей к дому – не было уже чародея, сбежал он, поняв, что не совладать с монахом.
– Все ясно, – сказал тогда Као-Лай. – Он желал измучить чарами богатую семью и потом потребовать золота за избавление. Постыдное дело!
Теперь понял чиновник, что терзали его не духи, а злокозненные чары, и зарыдал от облегчения. Но сурово сказал ему Као-Лай:
– Даже чары не коснулись бы тех, кто верно блюдет заветы предков! Живите согласно им, не нарушайте законы князей – и никто не в силах будет вам навредить.
Хотел тогда чиновник щедро наградить монаха, но отказался Као-Лай от золота и сказал:
– Если желаете сделать доброе дело – пошлите его в школу близ горы Шан, которой всегда не хватает денег.
И покинул он дом чиновника, а тот с тех пор жил благочестиво, и когда отросла шерсть на хвосте…
– Подождите, о мудрый! – возмущенно вскричал Най-Као, вскочив на ноги. – Ведь это же не правда! Было совсем по-другому!
– Как ты смеешь! – разгневался Лин-Ючжи. – Так говорить в моем присутствии и со старшими?!
Опомнившись, кузнец поклонился чиновнику и монаху, и сказал:
– Прошу простить непочтительность позднорожденного. Но ту же самую историю слышал и я – и говорилось в ней совсем о другом!
– Тогда расскажите нам, – предложил Фей-Линг, поведя ухом. – Ибо, как сказал некогда настоятель Фа-Чжан – «Только глядя с разных сторон, можно узреть целое».
– Мудрое изречение! – одобрил Лин-Ючжи и кивнул ремесленнику: – Говори, кузнец.
И Най-Као рассказал:
Жил некогда странствующий чародей по имени Хан-Таой. Много ходил он по Ликитаю, помогал всем своим искусством. И пришел он однажды в область, где жил жадный и неправедный чиновник. Но хитер он был, и скрывал дела свои от закона и ока княжеского.
Узнав о таких делах, разгневался Хан-Таой и решил заставить чиновника покаяться пред живущими и предками. Знал он, что чиновник не послушает увещеваний, и потому решил явить ему неодобрение предков. Воззвал он к духам, наслал на дом жадного господина всепроникающие тени – и начали они творить то, о чем повествовал Лан-Кайи и в «Записках о недовольных духах». Разрушали тени то, что нажито было неправедным путем, но не вредили самим обитателям дома.
В сердце чиновника расцвели колючие травы, и ночной его сон исчез, словно унесенный горным ветром. Но вместо того, чтобы покаяться и изменить неправедную жизнь свою, он решил найти себе защиту, ибо владел богатством и верил, что золотом можно измерить все сущее.
Отправился он в столицу, где можно встретить все, что создано под небесами, и многим предлагал деньги, но чистые сердцем не соглашались, а те, что соблазнялись наградой, не владели силой, способной совладать с движимыми праведным гневом чарами Хан-Таоя. И сам чародей узнал о том, что чиновник ищет избавления посредством чужой силы, не желая искупать свою вину. Пламенем воспылала его душа, и решил он заклеймить богача, дабы вину его узрели даже те, кто не знают о дурных деяниях. Вновь воззвал к духам Хан-Таой, и решили те остричь чиновнику хвост, когда тот возвращался из столицы – что и было сделано.
Однако нет ничего, что пошатнуло бы равновесие мира – и обрушившийся на чиновника удар принес ему и избавление. Узрел его проходивший мимо монах, не знавший о неправедных деяниях, и, посочувствовав, отправился вместе с чиновником в его дом.
Сумел богач обмануть монаха, скрыв причины своих бед, и хотя младшая сестра чиновника, чистая сердцем девушка, пыталась поведать гостю о неправедной жизни брата – мешала ей каждый раз жена чиновника, во всем подобная мужу.
Обошел дом монах, и погрузился в раздумья. Но недолгими они были – ибо решил он встать на защиту обманщика, и направил силу своего духа против чар Хан-Таоя, отразив посланные им тени. Узрев же, что священные сутры не изгоняют их, ошибся монах, посчитав, что зрит колдовство, а не священный гнев предков – и смог отыскать в окрестностях жилище чародея. Но узнал Хан-Таой о том, прозрев будущее, и решил испытать монаха – выслал он навстречу ему волшебных воинов, и всех их поверг монах.
И тогда мудрый чародей, улыбаясь, вознесся в небо на пятицветном облаке, ибо знал – столь сильный духом служитель Бессмертных сможет наставить чиновника на верный путь, а стало быть – он добился своего. Оказался прав Хан-Таой, поскольку монах решил, что причиной всему стала привлекшая зло неправедная жизнь богача, и обрушился на него с гневной проповедью.
Устрашился чиновник слов монаха и последовал его совету, отвратившись от жадности и неправедных решений. И уже не мог отступиться – потому что Хан-Таой, зная о слабости его души, воззвал к духам мест, и те все время следили за чиновником.
От награды же монах отказался, отправив ее в монастырь близ горы Шан. И это было верно, ибо на той же горе когда-то постигал мудрость чародейства сам Хан-Таой, так что вознаграждены были его труды…
– Подожди! – в гневе вскричал Лин-Ючжи. – Что ты говоришь! Почтенный монах поведал о борьбе с колдовством, а ты говоришь, что его обманули, и все случилось с соизволения чародея?