(прим. автора — Потеев Александр Николаевич, начальник четвертого отдела нелегальной разведки. Сбежал в США в 2010 году, заочно приговорен к 25 годам лишения свободы. После побега выяснилось, что его дочь давно проживала в США, и никто не обратил на это внимания). У вас ни одной нормальной нулевки не получается — предатели по улицам шастают, а если пытаетесь, так сразу и облажаетесь (прим. автора — например, история с ликвидацией Яндарбиева в Катаре. Исполнители были арестованы, и начался скандал. Живы Гордиевский, Калугин, тот-же Потеев. Предавай на здоровье!). И вы хотите мне тут что-то доказать? Не надо, уважаемый, не надо. У меня, как вы правильно отметили, страха нет. В генах не заложен. И если бы я занимался тем же Яндарбиевым или еще кем — все было бы шито-крыто. А вы вместо этого тут передо мной… посланника короны играете. Не надо…
— Обиделся, что ли? — простецки спросил дед.
— Обиделся?! Я?!
— Да ты, ты. Мол, как так — я со всем тщанием, а вы, мрази… Да ты должен быть благодарен, что живой еще. Знаешь, как при усатом вожде народов было? Вызывали в Москву — а прямо в аэропорту под белы рученьки и в Сухановку. А потом, когда Колю Ежова вместе с его упырями к ногтю прижали — перед теми, кто жив оставался, извинились, и они дальше работать стали. Соображаешь?
— Времена не те.
— Да времена всегда одни и те же. Людишки — говно. А, между прочим, те, кто санкцию на тебя давал, сейчас колются да под себя ссут. Не убеждает?
— Нет.
— Ну, тогда…
Дед подтянул к себе пакет. Я покосился влево — тут винтовка стоит, снаряженная. Пистолета нет… но и не нужен он мне. Хотя этого… жука колорадского недооценивать не стоит. Судя по повадкам — тот еще овощ…
Почему Жук Колорадский? А сам не знаю. Усы у него… аккуратные, седые, почему-то в голове сразу ассоциация — жук. А с проседью, бело-черные — колорадский. Как-то так.
Дед одну за другой достал две бутылки, отпихнул от себя — аграриям радость, как найдут. Пихнул пакет мне.
— Глянь внимательно…
Я посмотрел вполглаза. Зелененькие… только не доллары, а евро. Банковские пачки, обандероленные. Много. Больше десятка… значит, больше ста тысяч евро в новеньком пакете дешевого супермаркета «Магнит».
— Глянул?
Я подтолкнул пакет обратно.
— И хватит. Нагляделся.
— А почему? Ты же вроде за деньги всегда работал.
— Ошибаетесь, уважаемый. Деньги — это инструмент. Но нельзя им превращаться в нечто иное, ясно? Так что — на этот раз мимо. И еще знаете, что? Я мысль одну не докончил. У уголовников — только не иронизируйте, не пойму — киллера нанимать и кого-то заказывать может не каждый. А только тот, кто сам силу имеет. В крайнем случае — равный. Догадываетесь, о чем я, или подсказать?..
— Да нет, почему же. Догадываюсь…
Дед сунул руку в карман — а я взял винтовку и положил на колени. Но вместо пистолета или ножа он достал всего лишь смартфон, который в руках пожилого человека видеть было, по крайней мере, странно.
— Как тут… видео-то включить… не разберу.
— А вы уж разберитесь.
Гаджеты тоже разные бывают. Иные — и переделанные.
Дед кивнул, давая понять, что оценил мою осторожность.
— Ну, как знаешь. Как тут… а, вот. Как смотрю, как внучка с кавалером своим переписывается, так думаю — то-то у нас проблем таких не было. На вот, держи…
Я взял коммуникатор, на котором было записано видео. Просмотрел честно, до конца.
— Дошло? Или еще что-то надо?
Слов просто нет.
Знаете… меня нельзя взять на простой угрозе, на какой-то банальной глупой разводке… и они это знают. Они знают, что я могу испариться, исчезнуть быстрее, чем они поймут, что произошло. Государственная машина — всегда или почти всегда будет проигрывать решительным и мотивированным одиночкам. Бен Ладен скрывался десять лет, и сейчас не факт, что мертв. Умаров еще больше — пятнадцать. Около десяти Басаев, я точно знаю, что он мертв, потому что… потому что знаю. Но есть кое-что, на что я поведусь, — без слов, без вопросов…
Наверное, я все же патриот, потому что люблю Россию, люблю свою Родину. Но люблю ее не восторженно-истерически, не на показуху, не потому, что только здесь можно так воровать и разлагаться, а совсем по-другому. Я знаю, что эта страна — какая бы она ни была — другой нам никто и никогда не даст. Никто и никогда! Не получится никуда уехать, сбежать, нигде нам лучше не будет — будут отлавливать поодиночке, и… И эта страна… далеко не самая плохая… за нее стоит драться.
Стоит.
И еще — я игрок. Просекаю игру с ходу — какому-то умному уроду захотелось стравить нас и Штаты. И если ты не играешь — значит, разыгрывают тебя!
— На кого я будут работать?
— На меня. Напрямую.
Я испытующе посмотрел на деда… и тот понял, подобрался. Ох… не стареют душой ветераны. Таких сейчас уже не делают… с виду старый перечник, старпер, с внуками нянчится, на кладбище прогулы ставят… а подберется… ого, какие клыки проглядывают. Такие похожи на небольших доберманов… такие есть, их разводят как полицейских собак, они небольшие, молчаливые и смертельно опасны. Этот… он убивает легко и весело, для него те, кого он убивает, — не люди, а враги. Почитайте Корецкого, там это хорошо написано. Спецгруппа «Финал», которая смертные приговоры исполняет, и дедушка, который за премию приговоренным в затылок стреляет. А в субботник они в порядок точку исполнения приводят, убираются, все старье в металлолом, подметают. Вот потому тогда и сидели… на попе ровно. Не мозгами — нутром чувствовали, что для тех— весь народ у рва выстроить… что плюнуть.
— Задачи?
— Обычные. Московское подполье. Надо прибраться. И прояснить, что к чему.
— Конкретно?
— На месте.
— Я работаю один.
Дедок улыбнулся… и словно маска сменилась, превратив небольшого волкодава в щурящегося на солнышке старичка.
— Да ради бога. Можешь даже… кхе-кхе… не докладывать. Меньше народу — больше кислороду. Да ты ешь, ешь. Не оставлять же.
— Можно вопрос? — не выдержал я, когда мы уже садились в машину.
— А, давай… — обрадовался дед.
— Вам-то все это зачем, а? Пенсию вы должны хорошую получать.
Дед мелко расхохотался.
— Пенсию… эк ты, мил-человек, загнул. Ты бы меня еще на приусадебный участок отправил, картошку копать… И тут же совсем другим тоном продолжил: — Вот вы думаете, что вы сильнее нас. Потому что говорите, что хотите, и тормозов у вас никаких нет, так? А на самом деле — щщанки вы лопоухие супротив нас. Вам пригоршню баксов покажи, вы и спеклись. А у нас за дезертирство такое считалось. И я… как вижу, что делается, — так изнутри грызет. Мы благодарными умели быть. До смерти — благодарными. Стране родной, за то, что воспитала нас, и за то, что жили под мирным небом. Вот так вот.
Дед махнул рукой.
— Ладно, поехали. На самолет опаздываю…
18 июня 2015 годаВаршава. Польша. Южное Средместье
Варшава…
Старый и много переживший город, средоточие воли и храбрости, столица несостоявшейся, погибшей в битвах империи. Один из старейших городов, где правили короли, игравшие немалую роль в судьбах Европы. Город, лишь три десятилетия назад высвободившийся из пут коммунистического рабства. Город, где восхитительное Старе Място, архитектурный памятник мирового значения, соседствует с Дворцом культуры и науки — мрачным образчиком тяжеловесного советского стиля, который был по душе Джозефу Сталину. Когда русские ворвались в Польшу — Сталин прислал три тысячи советских рабочих, чтобы возвести то же здание, какие он возводил в Москве, чтобы его было видно из любого конца полуразрушенной польской столицы. Это здание должно было напоминать о том, что русские отсюда никогда не уйдут. И даже сейчас в аэропорту Варшавы то и дело слышалась русская речь, отчего контр-адмиралу МакРейвену было не по себе…
Он прибыл в Варшаву обычным рейсом с пересадкой в Берлине. Летел «Люфтганзой» — недорогая и приличная европейская компания, с типично германским порядком. В аэропорту имени Фредерика Шопена, известного европейского композитора, его встретила машина посольства и отвезла на Варшавскую, где в квадратном остекленном здании, самой своей архитектурой навевавшем мысли о «холодной войне», на последнем этаже за стальными дверьми квартировала польская станция ЦРУ. Она в последнее время больше занималась обеспечением контактов с польскими правительственными и разведывательными структурами, а также обеспечивала транзит и размещение исламских экстремистов в тайных тюрьмах, контролирующихся ЦРУ и военной разведкой. Журналистам удалось раскопать одну из тюрем — на бывшей авиабазе в районе Мазурских болот, после чего ее пришлось срочно закрывать, а министру обороны — врать, что таких объектов больше в стране нет. Но они были… потому что Польша была едва ли не самым последовательным союзником США в Европе с девяностого года (прим. автора — история дружбы новой Польши и США началась в 1990 году, когда польский дипломат, разведчик Рышард Кухлинский придумал и осуществил чрезвычайно дерзкий план и спас из Багдада шестерых сотрудников ЦРУ, вывезя их как поляков, строителей, через Северный Ирак. Сразу после этого Буш списал часть старого долга и предоставил Польше неожиданно большой объем помощи) и за это — приходилось платить.
Начальником станции ЦРУ в Польше был Эдвин Лей. Довольно молодой для начальника станции — он уже прошел и Ирак и Афганистан, Ирак в должности технического помощника, а Афганистан уже в качестве оперативного офицера. Как и любой, кто бывал на войне, он слышал про контр-адмирала МакРейвена, тем более что во время рейда на Абботабад он находился в Кабуле… и даже, грешным делом, подумал, что все скоро закончится. Двум солдатам, молодому и старому, было о чем поговорить, и потому Лей, отдав необходимые распоряжения, объявил, что они едут обедать в настоящее «польское место».
В Варшаве движение было относительно нормальное — не так, как в западноевропейских городах, забитых машинами, и не так, как в Москве, где