— Беги!
Гребаный церэушник! Он не мог подняться, Николай дал ему пинка, рассчитывая, что он скроется между машинами… а там он, возможно, оклемается и попытается скрыться. Если удастся… по крайней мере, он даст ему шанс.
Он достал и третьего… при колющих ударах пластиковый кинжал был ничуть не хуже. Со всех сторон бежали люди, и он понял, что будет дальше… бунт, и ему уже не уйти. Повернулся… чтобы увидеть искаженное злобой и гневом лицо и огромное дуло какого-то странного оружия, похожего на дерринджер. Отреагировать он не успел — оружие выстрелило ему в лицо…
За свалкой я наблюдал с небольшого расстояния… с безопасного расстояния. Теперь я точно знал, что это либо американцы, либо англичане… англоязычные спецы. Вот только нет рядом ни группы быстрого реагирования на «Хаммерах», ни беспилотника в небе, ни «Апача». Нет ничего. Они сунулись в муравейник, не понимая, что это именно муравейник. Единая община людей, каждый из которых выполняет свою социальную роль — но в критической ситуации каждый готов не раздумывая встать на защиту муравейника, того общего, целого, что объединяет их и позволяет выжить. Здесь не действует учение Маркса, классов здесь нет, и для любого зачуханного, замурзанного грузилы его хозяин, наглый, беспредельный, платящий ему копейки, избивающий за провинности и покупающий его десятилетнюю дочь в четвертые жены, — ближе и роднее, чем любой русский. И случись конфликт, как этот, — он не будет задумываться над тем, на чью сторону ему встать. Они всегда — за своих…
И из «Стражника» — травматического пистолета большого калибра — стрелял водитель одной из фур, который тут вообще не при делах.
Меня грубо отшвырнули в сторону… охрана. Раздавая тычки кулаками и дубинками, они прекратили избиение и привели ситуацию в относительный порядок. После чего — подхватили два тела и потащили их. Я неспешно пошел за ними… с одного на землю падали крупные, почти черные, жирные капли — и как кляксы оставались на утоптанной земле.
Увидев, как избитых грузят в белую «Газель», я увидел все, что мне надо было видеть.
Мой татарский «работодатель» уже ждал меня и по возвращении осыпал руганью. Я пробормотал извинения, скользнул за руль…
Я повернул на выход — только бы успеть. «Хозяйскую» «Газель», «Газель» хозяев этого рынка, выпустят из этой толчеи намного быстрее, чем меня.
Шлагбаум мы прошли без проблем, и я увидел сразу за ним стоящую на обочине белую «Газель». Кого-то ждут…
Проехал немного мимо, дернулся, специально ошибившись с выбором передачи, заглох.
— Выметайся… — процедил я, подстраивая зеркало заднего вида так, чтобы наблюдать за вражеской машиной.
— А…
— Доедешь на метро к нам. Там меня и жди. Если завтра не вернусь — делай что хочешь, понял? И язык придержи, если не лишний. На вот…
Я дал моему «работодателю» пятьсот рублей — и он вымелся из машины. Если его и найдут — он меня вряд ли опознает. Меры к тому я принял.
Убивать его? А его-то за что?
От шлагбаума подошел один из охранников, коротко переговорил с водителем и забрался в кузов, как есть, в форме. Чего-то ждут.
Ага… от того здания, которое они используют как офис, вырулили два внедорожника. Черный тюнингованный «Порше Кайенн» и «Ниссан Патруль», здоровенный, похожий на корабль. Вот и боссы на разбор пожаловали.
Это очень хорошо. Это есть очень даже хорошо…
Внедорожники прошуршали мимо, вслед за ними прошла и «Газель». Пора и нам в путь-дорогу…
Пахло потом и кровью. Было темно. Машина тряслась и дребезжала железом как сумасшедшая. И было страшно…
Как и все, кто побывал в Ираке и Афганистане, лейтенант-коммандер был готов к попытке похищения. Он знал, что, несмотря на все меры предосторожности, такое может случиться. В этом случае надо просто оставаться в живых, пока «морские котики» или «Дельта» не найдут тебя. В данном случае — искать их начнут часа через три. Найти проблем не составит — из-за маяков. Вопрос в том, что будет потом. Америка не располагает возможностями для силовых акций в России — если и располагает, то не для таких, как освобождение заложников. Значит, придется выходить на контакт с русскими.
С русскими, которые продажны и коррумпированы насквозь. С русскими, которые заманили их в ловушку. С русскими, которые, получив информацию, запросто позвонят похитителям и предупредят, что у них проблемы.
М-м-м…
Кто-то пихнул его, а потом он почувствовал тяжесть. Рядом что-то лежало, и он пытался понять, что именно, — но ему не дали это сделать.
— Лежать… — сказал кто-то из темноты и добавил что-то на своем языке.
Лейтенант-коммандер вдруг понял, что это за тяжесть. На него, офицера американской армии, кто-то поставил ногу.
Машину тряхнуло.
Они ехали, поворачивали, потом снова ехали. Потом вдруг остановились, двигатель заглох, и наступила тишина…
Открылась, с лязгом проехав по направляющим, дверь. Стало светло…
— Давай этих…
Его схватили за ноги и потащили. Он брыкнулся. Не обращая внимания, его так и вытащили за ноги, он упал на землю и ударился. Его куда-то потащили. Потом отпустили…
Он попытался подняться или хотя бы поднять голову. Было светло, отчего болели глаза. Люди, стоящие над ним, виделись расплывчатыми силуэтами.
— Ти кто такой, э?
Чья-то нога чувствительно пихнула его в бок. Он застонал.
— Ти кто такой, с тобой говорю. Русский, э?
— Э, брат, оставь его. Этого спросим, да…
— Сколько их было?
— Трое, э… Два и еще этот…
— Этот совсем плахой, да…
— Зачем так стрелял?
— Это не я. Водила с фуры.
– *censored*, б…
Несмотря на то что кавказцы одного народа говорили между собой на родном языке, ругательства использовали русские, экспрессивные и понятные всем и каждому. Слушать тот же аварский, изрядно сдобренный русскими ругательствами и уголовным жаргоном, было смешно, а перевести… что ж, удачи тем, кто это будет делать.
— Что делать, э?
— Посмотри, нет никого?
Кто-то забрался с шумом на машину.
— Нет никого, дядя Мага.
— Э, ты чо на моей машине делаешь, э! Иди оттуда!
— Короче, этот дохлый совсем… Зарежь его…
— Не. Вон, Алихану дайте, пусть учится…
Лейтенанту-коммандеру удалось немного прийти в себя и повернуть голову как раз для того, чтобы все это увидеть. Их было несколько человек… и один из них, самый маленький и щуплый, разбежался и прыгнул на грудь лежащего навзничь на земле человека, ломая грудную клетку. Раздался звук, что-то среднее между треском, всхлипом и выдохом. Потом пацан — а это был пацан — сделал это еще раз.
— Молодец, э!
— Мужчина!
— Горец!
Он видел лицо этого пацана. Подросток совсем, белый, черные короткие волосы, — он смотрел на старших и был горд тем, что он сделал. Жаждал похвалы и одобрения со стороны старших товарищей и готов был на все, чтобы добиться этого.
Мальчик. Ребенок. По правилам ведения боевых действий — не комбатант, его нельзя убивать и, наверное, даже нельзя судить…
В следующее мгновение американец увидел, как из головы подростка вдруг вырвалось буро-красное облачко, и он рухнул «под себя», как подкошенный, на вмиг оказавшиеся ватными ноги…
Винтовка, конечно же, у меня была.
Это была та же «Zbroyar Z15», из которой я расстрелял микроавтобус, полный «черных вдов», на лесной дороге во Владимирской области. Отличная, ручной работы винтовка, до пятисот метров — почти снайперская, с тяжелым стволом холодной ковки. К ней у меня есть дорогущий прицел ACOG модели, принятой в морской пехоте США, и глушитель. Механические прицельные приспособления выведены вбок как запасные — мода, пришедшая из США и вполне рациональная.
Скрываясь из Москвы, я спрятал винтовку в законсервированном виде в одном известном мне месте, рассчитывая потом, когда все утихнет, вернуться и забрать ее. А вернувшись — наведался и забрал, положив ее в фургон. Никто и никогда не заподозрит, что в задрипанной «Газели», в мешке хранится идеальное орудие убийства, которое стоит примерно половину стоимости этой самой «Газели», даже немного больше. Я, кстати, прибыв в Москву, связался с Колорадским Жуком, написал список того, что мне надо, включая «СВД» и «ОРСИС 5000» — проси больше, что-нибудь да дадут. Но пока ничего не дали — приходится использовать то, что есть…
Остановив машину на границе вырубки — здесь лес вырубали, хотели что-то строить, котлован выкопали и бросили (но лес свели, твари), я присмотрелся к деревьям и нашел подходящее. Забрался наверх… оно разделялось надвое на высоте метров шесть от земли — а большего мне и не надо…
Присмотревшись, забросил наверх тросик, на одну из веток, протянул, завязал узлом — получилась петля. «Вдел» в петлю винтовку, нашел подходящее положение… американцы так поступают во время вертолетных снайперских патрулей… удобно, ничего не скажешь. Чем на весу держать…
Прицел ACOG, он не регулируемый, а кратность в самый раз — как у снайперского прицела ПУ времен ВОВ. Прицельная метка — красный треугольник на радиоактивном тритии, виден отлично и от батареек не зависит. Пристреляна винтовка по его вершинке — удобно и просто. Через прицел я наблюдаю сейчас за тем, что там происходит. И то, что там происходит, мне сильно не нравится, более того — оно меня бесить начинает…
Эти когда захватывают пленных, они с ними не церемонятся. Для них, привыкших резать скот, нет проблемы зарезать и человека. Я помню… как взяли нас… я тогда еще исполнял приказы. В машине был пулемет, и сейчас я понимаю, какое решение было бы правильным. Водиле — со всей дури топнуть по газам, а нам — палить во все стороны, пока всех не перебьем или пока не перебьют нас. И плевать, что тут бабы и дети… не было там мирняка. Не было! Нас вели к какому-то зиндану, шпыняя и оплевывая, и какой-то пацан, проскользнув меж ног, ударил меня ножом в колено, едва не перерезав сухожилие, а старшему лейтенанту Маркевичу какая-то тварь выбила глаз. Баба, баба. И я не желаю знать, что произошло до этого, кто у нее погиб и как. Я знаю только, что больше я не выполняю никаких приказов, кроме своих собственных.