[879]. Хотя оппоненты (А.Д. Сперанский, Г.М. Франк, Н.И. Гаврилов и Б.Н. Тарусов) дали положительные заключения, асам соискатель служил на Лубянке, но 11 апреля 1941 года Высшая аттестационная комиссия при Комитете высшей школы отклонила решение Ученого совета института, постановив:
«Предложить доработать диссертацию. Ходатайство о присвоении ученой степени доктора медицинских наук — отклонить».
Любопытно, что объект исследования — кожа (чья?) — не был упомянут в диссертации и не вызвал вопросов у оппонентов. Позднее, во время допросов после ареста, Григорий Майрановский был более откровенен. Тогда он признался, что не изучал действие иприта на кожу, а включил в диссертацию данные о действии производных иприта, принятых «подопытными» в лаборатории с пищей.
Можно предположить, что в 1940 году Григорий Майрановский продолжал заниматься вопросами защиты людей от поражения иприта. Тема не имела прямого отношения к разработке новых видов отравляющих веществ для нужд чекистов. Зато она была актуальна для Красной Армии. Ведь за годы Первой мировой войны всеми воюющими государствами было применено 125 тысяч тонн отравляющих веществ, в том числе 47 тысяч тонн — Германией. Химическое оружие унесло в той войне 800 тысяч человеческих жизней! И никто не гарантировал, что в новой войне Третий рейх не будет применять химическое оружие.
За несколько месяцев до своей смерти, в 1964 году, в письме на имя президента АМН СССР академика Николая Блохина Григорий Майрановский так характеризовал суть своей диссертации:
«В диссертации были раскрыты некоторые стороны механизма токсического действия на организм (патофизиология и клиника иприта). На основе исследования вопроса механизма действия иприта мною предложены рациональные методы терапии ипритных поражений. Токсическое действие иприта (медленность действия, некоторый «инкубационный» период и латентный характер действия), обширные и общие поражения организма (типа «цепных» реакций) от сравнительно малых количеств поражающего вещества имеют много общего с поражающим действием на организм злокачественных новообразований. Принципы эти могут быть применены и для терапии некоторых злокачественных новообразований»[880].
Несмотря на неудачу с защитой диссертации, карьера Григория Майрановского складывалась успешно. Так, в марте 1941 года он возглавлял отделение 4-го отдела НКГБ СССР, с 7 декабря 1941 года — старший инженер 9-го отделения 4-го Спецотдела НКВД СССР, затем он занимал пост начальника 2-го отделения этого же спецотдела. С 23 февраля 1942 года начальник группы (спеплаборатории) 4-го Отдела, а с 1 июня 1942 года — начальник 2-го отделения 5-го отдела Четвертого управления НКВД СССР. С 14 мая 1943 года — начальник 5-го отдела Четвертого управления НКГБ — МГБ СССР.
Спустя три года после неудачной защиты диссертации научно-практическую деятельность Григория Майроновского ВАК все же «оценил» положительно. Уже во время войны, в феврале 1943 года, по представлению 1-го замнаркома НКВД СССР Всеволода Меркулова было возбуждено ходатайство о присвоении ученому степени доктора медицинских наук и звания профессора по совокупности работ, без защиты диссертации. В своем ходатайстве Всеволод Меркулов указывал:
«НКВД СССР ходатайствует о присвоении ученой степени доктора медицинских наук и звания профессора без защиты диссертации по совокупности научных работ бригадврачу т. МАЙРАНОВСКОМУ Г.М.
Тов. МАЙРАНОВСКИЙ является в течение ряда лет руководителем органов самостоятельной научно-исследовательской лаборатории НКВД, выполняющей работы специального назначения.
За время работы в системе НКВД тов. МАЙРАНОВСКИЙ Г.М. выполнил 10 секретных работ, имеющих важное оперативное значение.
Прилагаю научные работы т. МАЙРАНОВСКОГО (исключая сов. секретные) и отзывы о них академика СПЕРАНСКОГО А.Д., члена корреспондента А.Н. ГРАШЕНКОВА (директор ВИЭМ. — Прим. авт.) и профессоров ГАВРИЛОВА Н.И., МУРОМЦЕВА С.Н., ТАРУСОВА В.Н. и ФРАНКА Г.М».
Заведующий отделом общей патологии ВИЭМ Алексей Дмитриевич Сперанский в отзыве на диссертацию Григория Майрановского (тема: «Взаимодействия иприта с тканями кожи») отмечал:
«В своей диссертационной работе тов. Майрановский дал новую форму борьбы с OB через применения различного рода аминокислот. Его работа имеет исключительную ценность».
Несмотря на такие отзывы, проблемы у соискателя остались. Так, голосование прошло не единогласно, а при одном голосе «против» и двух «воздержавшихся». Да и звание доктора медицинских наук ему было присвоено не за диссертацию, а по совокупности научных достижений.
Таким образом, 17 февраля 1943 года Григорий Майрановский стал, наконец, доктором наук, профессором ВИЭМ по специальности «патологическая физиология» (раздел медицины, изучающий физиологические нарушения при различных заболеваниях, патологических процессах и состояниях) 3 ноября 1943 года, а заодно получил звание полковника медслужбы (до этого с января 1940 года был бригадным врачом).
Справедливости ради отметим, что «доктором медицинских наук» и «профессором» Григорий Майрановский был десять лет. 19 декабря 1953 года Президиум ВАК отменил решение своего пленума о присвоение этих званий.
К моменту прихода Григория Майрановского в спецлабораторию НКВД работа только разворачивалась, хотя уже проводились исследования действия отравляющих веществ на организм человека, где в качестве подопытных кроликов использовались осужденные к высшей мере наказания. Объекты отдела размещались в подмосковном Кучине и на 2-й Мещанской улице в Москве. Позднее к ним прибавились помещение для проведения экспериментов над людьми в Варсонофьевском переулке рядом с Лубянкой и Кузнецким Мостом. Помещение было тщательно законспирировано и выглядело как обычная поликлиника. Поставкой подопытных из числа приговоренных к высшей мере наказания занимался комендант НКВД В.М. Блохин. Официально лаборатория занималась исследованием воздействия на организм отравляющих веществ, поражающих дыхательные органы, а также защитой от отравляющих веществ[881].
Вместо разработки ядов для нужд «ликвидаторов» лаборатория занималась работами в сфере боевых отравляющих веществ, которые находились на вооружении Красной Армии и ее противников. Почему это поручили НКВД, можно назвать, как минимум две причины.
Во-первых, звучит цинично, но НКВД располагал необходимым подопытным материалом — приговоренными к высшей мере наказания осужденными. Именно на этих людях можно было проверить на практике научные разработки.
Во-вторых, уже тогда в системе органов госбезопасности существовала система «шарашек». Если авиаконструктор Андрей Туполев, находясь в заключении, работал в специальном ЦКБ-29 («Особое техническое бюро НКВД СССР»), впоследствии получившем название «Туполевская шарага», где создал фронтовой бомбардировщик «103» («Ту-2»), то что могло помешать руководству Лубянки создать научное учреждение, занимающееся вопросами защиты от химического оружия.
Действительно, среди сотрудников лаборатории выделялся кандидат биологических наук Сергей Аничков, который сам являлся осужденным и жил прямо в лаборатории. Другими сотрудниками лаборатории являлись Михаил Филимонов, Александр Григорович, Емельянов, старший научный сотрудник лаборатории профессор и впоследствии академик Муромцев и бывший ассистент кафедры фармакологии 1-го Московского медицинского института В.М. Наумов[882].
Мало кто мог долго проработать на такой специфичной работе и при этом сохранить здоровую психику. Немногие сотрудники Майрановского выдерживали ежедневные издевательства над людьми и убийства. Специфика работы давала о себе знать. Филимонов начал серьезно пить после 10 «экспериментов», Муромцев не смог продолжить работу после 15 «опытов». В своем прошении о реабилитации, посланном на имя Генерального секретаря ЦК КПСС в 1955 году, Григорий Майрановский указывал, что из-за стресса сотрудники Щеголев и Щеглов покончили жизнь самоубийством, Филимонов, Григорович и Емельянов превратились в алкоголиков или заболели психически, а Дмитриев и Маг стали неработоспособными. Из-за хронического алкоголизма Филимонов был уволен из центрального аппарата МГБ в 1947 году и совсем из МГБ в 1949-м. Несколько раз его направляли в психиатрическую больницу с галлюцинациями об отравленных умирающих заключенных и тех, кого он расстрелял.
Информация о работе «камеры» была настолько засекречена, что и сегодня мало что можно рассказать о ней. Вот как описал «камеру» бывший сотрудник Главной военной прокуратуры полковник юстиции Владимир Бобренев, имевший доступ к следственным документам Григория Майрановского и Лаврентия Берии:
«Под лабораторию… выделили большую комнату на первом этаже углового здания, что в Варсонофьевском переулке. Комната была разделена на пять камер, двери которых с несколько увеличенными глазками выходили в просторную приемную. Здесь во время экспериментов постоянно дежурил кто-то из сотрудников лаборатории… Почти ежедневно сюда поставляли заключенных, приговоренных к расстрелу. Процедура внешне походила на обычный медицинский осмотр. «Доктор» участливо расспрашивал «пациента» о самочувствии, давал советы и тут же предлагал лекарство…»
Как рассказывал потом Блохин, он приводил в лабораторию «дряхлых и цветущих по состоянию здоровья, по полноте — худых или тучных, иногда присутствовал при умерщвлении сам и всегда приходил в помещение Майрановского, чтобы закончить операцию…» Одни отравленные умирали через три-четыре дня, некоторые мучились с неделю. Пришлось от дигитоксина на время отказаться: НКВД требовались более эффективные средства[883].
С дигитоксином не совсем все понятно. Дело в том, что в настоящее время это лекарственный препарат, который увеличивает силу сердечных сокращений и нормализует ритм работы сердца. Под влиянием препарата улучшаются общее состояние и сон, уменьшается или исчезает одышка, устраняются отеки, нормализуется мочеотделение. Разумеется, при передозировке возможны проблемы, но без смертельного исхода. Возможно, поэтому, он него и отказались.