У Алмаза мог прорезаться «креатив», и если он в виде исключения атакует обоз не у Весёлой горы, тогда все мои расчёты окажутся бесполезными.
А если Конокраду втемяшится подловить возвращающихся с трофеями конкурентов не там, где предлагал Саша…
Стоит начать размышлять об этом, голова кругом идёт!
Будь в моём распоряжении больше людей, я бы нашёл способы заткнуть многочисленные дырки. Разглядывая карту, я прямо сейчас догадывался, где бы для подстраховки расставил бойцов, устроив такую сеть, сквозь которую даже муха бы не пролетела.
Эх, мечты, мечты!.. Где ваша сладость?
Максимум, на что можно рассчитывать, – сводный отряд в полсотни штыков из милиционеров и чоновцев. Больше не выйдет: если все силовики покинут город, первыми об этом узнают бандиты, и операция сорвётся. Ни Алмаз, ни Конокрад дураками не были и прекрасно бы сообразили, что это значит.
Я не сомневался, что в Рудановске у них хватает осведомителей.
Так что работаем небольшим и мобильным отрядом.
Чекисты сопротивлялись, не желая отдавать мне трофейные пулемёты. Они сами положили на них глаз. Пришлось снова встречаться с Архипом и давить сначала на жалость, а потом на совесть.
Жаров, конечно, тот ещё жучара, но против моего напора не устоял: вернул-таки два заранее присмотренных «Льюиса», да ещё и с боекомплектом.
– Может, наша помощь потребуется? – спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
– Лучше не надо: боюсь вызвать подозрения у бандитов.
– Думаешь, кто-то из моих работает на Алмаза или Конокрада?
– Тебе виднее. Но пока исхожу из других соображений: одновременная движуха в милиции, ЧОН, да ещё и ГПУ обязательно привлечёт к себе ненужное внимание. Так что не заморачивайся моими проблемами. У тебя и своих по горло.
– Это точно, – вздохнул Архип. – После того, как ты оставил мне на складе «Мужества» одни трупы, моим парням приходится рыть землю носом, чтобы найти концы.
– Хочешь – махнёмся? – предложил я. – Твои будут громить банды, а мои раскопают: кто, когда и зачем устроил этот склад.
– Нет! – засмеялся Жаров. – В тебе и твоих орлах я не сомневаюсь, вы хоть кого отыщете, только свистни. Пусть каждый занимается своим делом.
– Замётано! – откликнулся я.
Он пожелал мне удачи, и наша короткая встреча закончилась.
Люди покидали город под покровом ночи, уходили небольшими партиями, чтобы в условленный срок встретиться в одном месте.
Операция ещё не началась, а у нас уже появились первые небоевые «потери»: один чоновец умудрился споткнуться на ровном месте и сломал ногу, ещё один заболел, и у Лодыгина были все основания подозревать, что дело тут в пресловутой «медвежьей болезни». Да и среди моих не всё оказалось слава Богу! Тоже больной и тоже с подозрительным диагнозом.
Ещё двоих милиционеров пришлось отправить в усиление дежурной бригады.
Итого минус пять… А для меня сейчас любой, на кого можно рассчитывать, оценивался на все золота.
Всё оказалось гораздо хуже, чем я думал. В строю под ружьём стояли тридцать три богатыря, правда, при двух пулемётах, и усиленные дядькой Черномором в моём лице.
Охренительное войско, если учесть, что бандитов на богатую поживу может слететься чуть ли не больше, чем нас.
Ладно, будем считать, что каждый из нас стоит троих, а то и четверых.
Здесь принято «накачивать» людей перед боем и серьёзной операцией. У Лодыгина был свой комиссар, который как мог пытался поднять в бойцах дух.
Надо отдать должное: говорить он умел, причём с ярким революционным пылом, но чем дольше я слушал его речь, тем сильнее мрачнел. Уж больно не нравился мне патетический смысл и явное общее направление не туда…
И когда товарищ закончил спич и стал утирать выступивший на лице пот, слово взял я.
– Значит так, товарищи бойцы ЧОН и милиционеры! Товарищ комиссар вспомнил прекрасные строки песни «Смело мы в бой пойдём». И песня замечательная, и слова в ней не хуже! Но я бы внёс небольшие корректировки в её текст, применительно к моменту. Вместо строчки «И, как один, умрём в борьбе за это» предлагаю петь «И всех врагов убьём…» Потому что умирать мы не собираемся, пусть лучше умирают наши враги. А что касается нас, товарищи, то… «Умирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела», – закончил я фразой из «Песни фронтового шофёра», которую ещё не успели придумать, сочинив текст и музыку.
Настоящее искусство вне времени, особенно когда говорит о простых и понятных вещах, которые ещё и касаются каждого. Бойцы дружно улыбнулись. Оптимистический настрой фразы поднял им настроение.
– А теперь выдвигаемся на позицию, товарищи, – объявил я. – Мы должны оказаться там раньше бандитов.
Три десятка русских богатырей разных национальностей (и это простая констатация факта), стараясь не производить лишнего шума, двинулись вперёд.
Мимо леска, где мы засядем, победители в схватке конкурирующих банд не должны проскочить – это при условии, что выношенная бессонными днями и ночами задумка сработает.
Как и любой командир, я ощущал ответственность перед этими людьми. Их смерти лягут тяжёлым грузом на мою и только на мою совесть. Но и сам я не собирался отсиживаться в тылу.
Буду на передовой, и не просто на передовой, а именно что в первых рядах.
К счастью, мне удалось набрать команду пулемётчиков, и оба «Льюиса» попали в надежные руки. С такими «стрекоталками» можно повоевать и с превосходящими силами противника.
Чтобы банда не ушла, надо брать её в клещи, поэтому бойцы расположились по трём сторонам затерянной среди леса дороги. Круг замкнём, когда авангард наткнётся на нашу засаду.
Потянулись длительные часы ожидания. Почти у всех за плечами был опыт гражданской, а то и германской впридачу, поэтому бойцы вели себя спокойно и деловито.
Кое-кто, пользуясь случаем, подрёмывал на солнышке.
А у меня… Меня охватил командирский мандраж. Стиснув кулаки, я молил только об одном: пусть не будет художеств, что со стороны Алмаза, что Конокрада. Поразбивайте друг дружке бошки, сволочи! А мы подключимся чуть позже, раздать люлей победителю.
Груз ответственности давил всё сильнее и сильнее. Мне стоило неимоверного труда делать вид, что всё хорошо и идёт по плану, оснований волноваться нет. Подчинённые не должны видеть командира растерянным и смурным, так что я излучал сплошной позитив, надеясь, что его флюиды передаются всем бойцам.
Лодыгин тоже проявил себя молодцом, любо-дорого посмотреть. Не человек, а прямо монументальное изваяние: хоть сейчас лепи из него статую коммуниста или снимай в кино про тех, из кого можно бы делать самые крепкие на свете гвозди.
Тут моё внимание отвлёк голос Леонова.
– Ты что-то сказал? – обернулся к нему я.
– Да, Георгий Олегович. Гляжу на вас и дивлюсь вашему спокойствию. Вы бы знали, какой у меня сейчас мандраж – трясёт так, что зуб на зуб не попадает, – признался Пантелей. – Только вы не беспокойтесь – не за себя боюсь! За дело переживаю!
Я усмехнулся. Знал бы он, какие меня обуревают чувства – сразу перестал бы восхищаться. Но к чему выводить человека из приятного заблуждения?!
– А чего переживать? – сделал удивлённый вид я. – Мы всё продумали. Бандиты просто обязаны попасть в ловушку. Так что спокойствие и только спокойствие. Всё получится.
Он кивнул.
– Вам верю, Георгий Олегович. Вы никогда не подводили.
Где-то вдали послышался шум, прозвучали одинокие выстрелы. Я прикинул: по плану сейчас происходит атака на обоз. Судя по вялой перестрелке, преимущественно от одной стороны, – охрана следует приказу руководства и не вступает в бой.
Ну, хоть в этом пока полное следование плану. Авось и остальные этапы пройдут без сучка и задоринки. По моим прикидкам, бандитам понадобится с полчаса, чтобы завладеть платиной и разоружить охрану. Сколько продлится их бой с шайкой Конокрада – одному Аллаху известно, но не думаю, что затянется надолго. То есть минут пятнадцать-двадцать. Значит, где-то через час с четвертью будут у нас. А там… там и начнётся всё самое интересное и сложное. Ради которого и затеяли эту авантюру.
– Передать по цепочке – приготовиться, – приказал я.
Глава 23
Ставка была на то, что банда, отягощенная убитыми, ранеными и самое главное – хабаром, не станет действовать по правилам военной науки и пойдёт без авангарда.
Иначе передовой дозор наткнулся бы на засаду, и тогда основные силы ушли бы от столкновения. Тогда… как в дурацкой присказке: на колу мочало, начинай сначала.
Вялая перестрелка быстро закончилась. Обозники и охрана сдаются, Алмаз празднует победу и не верит своему счастью – в его сети приплыл улов невиданных размеров.
На его месте мне бы точно крышу от радости снесло, на что, собственно, и сделана ставка.
Криков и конского ржания не слышно – отсюда до Весёлой горы пара вёрст, если по прямой. Лесная дорога извилиста, и поэтому тянется дольше.
Ага, тихо – значит, расстрелов и разборок нет, за судьбу людей из обоза можно не переживать. Алмаз, конечно, не подарок, но кровожаден в меру. Хотя эксцесса исполнителя ещё никто не отменял.
Минут через двадцать бухают взрывы гранат и строчит пулемёт: в дело вступили сорвиголовы Конокрада, причём основательно. Если Яшка не изведёт сегодня алмазовских подчистую, его не спасёт и награбленное добро. Потому невидимый пулемётчик не знает жалости, меняя ленту за лентой. Хорошо хоть у них всего один «максим».
Алмазовские огрызаются, пальба идёт такая, что уши закладывает, но пулемёт и внезапное нападение – факторы, супротив которых не попрёшь.
На душе становится тепло. Вне зависимости от успеха операции, одно доброе дело, к тому же чужими руками, сделано: бандиты постреляли друг дружку. Всегда бы так – глядишь, и в милиции стало меньше нужды.
Но это я так, утрирую. Злодеи, как сорняки, прорастают даже после тщательной прополки.
Интенсивность канонады снижается, замолкает пулемёт – видимо, в нём больше нет нужды, слышны лишь одиночные винтовочные и револьверные выстрелы. Парни Конокрада добивают алмазовскую шайку.