[123]. Ирония судьбы – будущий Верховный правитель, фактически диктатор, стал горячим сторонником парламентаризма. Именно за эту его лояльность Временному правительству, энергично принявшемуся разрушать Россию, «союзники» и усадят позднее Колчака на сибирский «трон» верховного правителя. Однако, оказавшись у власти, он очень быстро станет не послушным орудием в руках англичан, американцев и французов, а руководителем, жестко и бескомпромиссно отстаивающим интересы вверенной ему державы. Патриотом Колчак окажется большим, чем демократом, а потому и поплатится за любовь к России своей жизнью...
Но в марте 1917-го все смотрели в будущее с оптимизмом: заканчивались приготовления к десанту на Босфоре, в случае успеха приводящему к быстрому завершению всей мировой войны. Он не состоялся – помешал начавшийся развал страны, армии и флота. Признаки разложения быстро появились по всей России, но в благословенном Крыму все происходило значительно медленнее. Только в середине марта организовались на Черноморском флоте первые Советы. И большевиков в их составе почти не было, а преобладали меньшевики и эсеры. Но потом в апреле приехал в Россию Ленин – и началось! Временное правительство не мешало Владимиру Ильичу раскачивать ситуацию и разваливать Россию. Уже разложенный большевиками Балтийский флот прислал на Черное море делегацию из пяти человек, которые за считанные дни нанесли колчаковской дисциплине смертельный удар. Матросы начали массами проситься в отпуск и косо поглядывать на офицеров с немецкими фамилиями. Прошел еще месяц, и они начали косо смотреть вообще на всех офицеров. 3 (16) июня в Генштаб ушла телеграмма: «Положение в Севастополе резко ухудшается вследствие направленной сюда агитации большевизма»[124].
Но мер никто никаких не принимал, если не считать постоянных митингов и уговаривания солдат и матросов выполнять свой долг и оставаться патриотами и людьми. Ни одна армия и ни один флот в истории не могли воевать, скрепленные лишь словами, а не спаянные железной дисциплиной, а вот ее-то навести было как раз нельзя. В стране объявлены свобода и равенство, распространен Приказ № 1 и Декларация прав солдата. Поэтому большевистских агитаторов теперь трогать нельзя, нельзя расстрелять трусов и дезертиров.
И покатился Черноморский флот вместе со всей Россией в тартарары. Сначала на эскадренном миноносце «Жаркий» команда отказалась выходить в морс, потому что его командир «слишком рискованно управляет миноносцем и часто подвергает опасности людей». Колчак, еще пытавшийся остановить развал, приказал спустить на судне флаг, но это только подлило масла в огонь. Требование снять командиров выдвинули команды эсминца «Керчь» и вспомогательного крейсера «Дакия», начались волнения матросов на броненосце «Три Святителя», линкоре «Синоп» и других кораблях. Дело дошло до того, что уговаривать матросиков не бунтовать прибыл лично военный министр Александр Федорович Керенский. К сожалению, армия у России была большая, а военный министр был всего один, поэтому на всех военнослужащих его уговоров не хватало. За митинговыми страстями и полными призывов выступлениями Керенского все яснее проступали признаки будущей катастрофы русской армии и флота: недоверие к офицерам, развал дисциплины и яд большевистской пропаганды. Не может быть в вооруженных силах демократии – это ясно любому здравомыслящему человеку. Военный министр Керенский этого «не понимает» и вместо принятия жестких мер уговаривает, уговаривает, уговаривает...
К июню власть на флоте практически полностью уходит из рук командующего. Фактически начинается открытый бунт. Бурлят митинги, собрания, большевистские агитаторы не слезают с трибун. В итоге 6 (19) июня Севастопольский Совет под давлением судовых комитетов постановляет: личное оружие у офицеров отобрать, произвести обыски у них на квартирах, Колчака от должности отстранить. Адмирал уезжает с флота, выбросив свою георгиевскую саблю в море...
Следующие месяцы развал и анархия на Черноморском флоте заходили все дальше. Но настоящая советская власть установилась в Крыму позже, лишь в декабре 1917 года большевики начали реальные действия по его подчинению своей власти. Именно в это время в Севастополь вернулся отряд матросов, направленный для перехвата идущих на Дон белых добровольцев. Основательно потрепанным и потому безмерно злым возвращался матросский отряд в город. Описание «братишек» оставил в своих мемуарах барон Врангель, видевший их своими глазами: «С наглыми, зверскими лицами, обвешанные пулеметными лентами и с ручными гранатами у пояса, они беспорядочными кучками пробирались в Севастополь, врываясь в пассажирские вагоны, выбрасывая женщин и детей и избивая станционных служащих»[125].
Севастопольский Совет был распущен, а вместо него создан Военно-революционный штаб. И немедленно, в тот же день (!) начались кровавые расправы. Верховодил захватом власти в Крыму большевик Гавен (Дауман). Со своей задачей он справился блестяще: под его руководством матросы устроили в городе бойню ни в чем не повинных офицеров. За одну ночь, с 16 (29) на 17 (30) декабря 1917 года, было расстреляно 32 человека на Малаховом кургане, а всего в главной базе Черноморского флота погибло 128 русских офицеров[126].
Это были первые знаки будущих ужасов, первые «эксцессы» новой рабоче-крестьянской власти. От Севастополя начали распространяться по благословенному полуострову кровавые отростки большевистских советов и военно-революционных судов. Отсюда пошел и страшный счет жертвам русской смуты в Крыму. Запомним. Большевистские убийства в Крыму начались именно в Севастополе.
Тогда же, в январе 1918-го, произошли первые столкновения революционных войск с крымскими татарами, недовольными насилиями и грабежами разнузданной солдатни. Но поступь ленинской власти поначалу была действительно триумфальной, и уже 14 (27) января с помощью восставших рабочих красные вошли в Симферополь. Буквально через неделю весь Крым становится советским. Даты являются для нас очень важными в этой главе, поэтому запомним их. Большевики захватили власть в Крыму только в середине января 1918-го. Это их первое «пришествие» продлится совсем недолго – до апреля того же года.
Если бы местные жители знали, какой ужас приплыл в Ялту вместе с несколькими сотнями революционных черноморских матросов, то они наверняка бросились бы вон из города. Но советской власти тогда еще никто в глаза не видел, а от ее первых декретов никакой кровожадностью не веяло. Значительно позже Антон Иванович Деникин создаст специальную комиссию по расследованию злодеяний большевиков. Материалы этой комиссии бесстрастно фиксируют: «13 января 1918 года г. Ялта и ее окрестности после четырехдневного сопротивления со стороны вооруженных татарских эскадронов и офицерских дружин были заняты большевиками, преимущественно командами матросов с миноносцев «Керчь» и «Хаджи- бей» и транспорта «Прут». Немедленно, закрепившись здесь, большевистский военно-революционный штаб приступил к аресту офицеров. Последних доставляли настоявшие в порту миноносцы, с которых после краткого опроса, а часто и без такового отправляли или прямо к расстрелу на мол, или же помешали предварительно на один-два дня в здание агентства
Российского общества пароходства, откуда почти все арестованные в конце концов выводились все-таки на тот же мол и там убивались матросами и красноармейцами»[127].
Кровавая вакханалия охватила Ялту. Иногда осатаневшие от крови и безнаказанности большевистские матросы просто убивали свои жертвы прямо на улицах, на глазах жителей: «Расследований о расстреливаемых никаких не производилось; пощады почти никому не давалось; бывали два-три случая, когда заключенные, считавшие себя обреченными, неожиданно освобождались, причем причина освобождения оставалась столь же неизвестной, как и причина заключения»[128].
Барон Петр Николаевич Врангель, находившийся в эпицентре кровавой драмы, оказался счастливчиком. Ему невероятно повезло: его не расстреляли, а освободили, благодаря мужеству его жены, не побоявшейся вступиться за мужа перед лицом осатаневших от безнаказанности «революционных» матросов. Судьба хранила будущего вождя Белой гвардии, но многих других честных и ни в чем не повинных русских офицеров провидение обрекло на мученическую смерть. «... Со слов очевидца, старого смотрителя маяка, на его глазах за три дня были расстреляно более ста человек. Трупы их, с привязанным к ногам грузом, бросались тут же у мола в воду»[129], – напишет в мемуарах барон Врангель.
Крым – это курорт, здесь всегда поправляли здоровье те, кому это было необходимо. В то время в Ялте также находилось множество санаториев. Во время войны их основными постояльцами были раненные на войне офицеры. Ни в чем не виноватые, они пополнили собой список жертв: «На улице был убит прапорщик Петр Савченко, вышедший только что из обстреливаемого орудийным огнем санатория Александра III, где он находился на излечении; убил его матрос за то, что офицер не мог ответить, куда направились татарские эскадроны. Обобрав труп убитого, матрос приколол убитому погоны на грудь и стащил его затем на бойню»[130].
В крымских городах русское военное командование разместило и госпитали. Ужасный конец постиг многих их обитателей: «Ни болезнь, ни раны, ни увечность не служили защитою против зверств большевиков: в революционный штаб был доставлен несколько раз раненный в боях с немцами юный офицер на костылях, его сопровождала сестра милосердия. Едва увечный воин вошел в комнату, где сидел красноармеец Ванька Хрипатый, как тот вскочил и на глазах сестры из револьвера всадил офицеру нулю в лоб; смертельно раненный юноша упал, стоявший тут же другой большевик, Ян Каракашида, стал бить несчастного страдальца прикладом тяжелого ружья по лицу»