– Понимаю, – она взяла чашку и поднесла к своим тонким губам, подкрашенным нежно-розовой помадой – еще одна тщетная попытка придать внешности хоть толику женственности. – И что дальше? Вы знаете, кто убийца?
– Знаю, – ответила я просто. – И вы тоже знаете.
Собой она владела превосходно, само хладнокровие.
– Мисс Корбетт, хватит загадок. Говорите, что считаете нужным, и оставьте меня в покое.
– Хорошо. – Я чуть подалась вперед и, поймав ее взгляд, проговорила жестко: – Мисс Брукс, бессмысленно отрицать, что лилии заказали вы. Вы достаточно осведомлены о работе полиции и должны понимать, что ваши дом и офис уже взяты под наблюдение. Как только следователь изымет вашу печатную машинку и сравнит ее шрифт с запиской, переданной в цветочный магазин, ваша причастность станет бесспорной. Есть и другие обстоятельства, указывающие на вас. Убийца должен отвечать следующим признакам: быть осведомленным об аллергии Далтона; неплохо разбираться в медицине; иметь доступ к нужному веществу; иметь причину ненавидеть Далтона; заранее знать о лилиях, которые вынудят жертву воспользоваться своим лекарством. Вы согласны?
Она скупо улыбнулась и похвалила:
– Весьма толково, мисс Корбетт. Вы правы, я идеально подхожу по всем названным пунктам. И действительно заказала этот проклятый букет. Но я не собиралась убивать Лайонела!
Двусмысленность этой фразы явно указывала, что Джорджина вне себя.
– Вы хотели, чтобы у него случился приступ, – тихо сказала я, глядя, как она в немом отчаянии сжимает кулаки. – В присутствии его невесты, которая отчаянно боится всяких болезней. Вы всерьез надеялись расстроить свадьбу?
Она остановившимся взглядом смотрела на стройные ряды чайников.
– Не знаю, на что я рассчитывала, – призналась она каким-то неживым голосом. – Я просто не могла удержаться! Он, конечно, все понял. Только ничего у меня не вышло – Лайонел не очень хорошо выглядел, даже покашливал, но шутил и смеялся, а потом…
Джорджина умолкла.
– Подумайте, мисс Брукс, – попросила я проникновенно. – Кто кроме вас отвечает всем перечисленным требованиям?
Она не проронила ни слова, и я ответила самой себе:
– Вы знаете кое-что о медицине, поскольку ваш брат хотел стать врачом, – это я выяснила, позвонив Дариану, – а вы усердно ему в этом помогали. Впоследствии ваш отец настоял, чтобы Джордж переключился на юриспруденцию, и он не получил диплом, однако знания-то никуда не делись! Он знал и о болезни Далтона, однажды тому пришлось воспользоваться лекарством в присутствии вас обоих. Он претендовал на то же место в ассоциации, которое во что бы то ни стало желал получить Далтон…
– Замолчите! – вдруг выкрикнула Джорджина, растеряв хваленое самообладание, и сжала голову руками. – Что бы вы ни говорили, я вам не поверю. Положим, Джордж мог знать о выходке с букетом – кажется, я оставляла записку цветочнице в пишущей машинке. Но поймите, мисс Корбетт, Джордж этого не делал. Ведь он должен был понимать, что подозрения падут на меня!
Я сочувственно молчала. Этой сильной женщине досталось: измена и смерть любимого, а теперь и предательство брата.
Метнув на меня ледяной взгляд, она поднялась и подошла к телефонному аппарату. Подняла трубку и произнесла в нее:
– Соедините меня с Джейсон-роуд пять-семь-один… – долгая пауза, затем Джорджина сказала заметно помягчевшим голосом: – Добрый вечер, тетя Марджори. Как вы?.. Отлично. Надеюсь, вам подошло то новое лекарство? Что-что? Странно, Джордж обещал привезти его вам еще на прошлой неделе… Не приезжал? Ничего страшного, тетушка, не волнуйтесь. Я непременно узнаю. До свидания.
Повесив трубку, она некоторое время смотрела в стол, затем наклонилась к массивным напольным часам и вытащила из тайника почти полную бутылку.
– Будете? – предложила она сухо, не глядя на меня.
– Не откажусь, – ответила я, очень стараясь говорить равнодушно. Понять, что к чему, было несложно.
Она налила себе солидную порцию коньяка и выпила залпом, но краска так и не вернулась на ее изжелта-бледное лицо. Джорджина была юристом и не могла отрицать фактов. Она охотно дала бы им другую оценку, да вот беда – другая все никак не находилась.
– У кого имеются ключи от вашего дома, мисс Брукс? – нарушила тяжелое молчание я.
Видно было, что Джорджина уже сыта моими разоблачениями, и будь я проклята, если в какой-то момент у нее не мелькнуло желание послать меня ко всем чертям и забыть все, как страшный сон.
Нельзя сказать, что самой мне не хотелось покинуть этот дом и женщину, почти сломленную горем. Только глупо бросать начатое на полдороге.
Она все же ответила:
– У меня и брата. И горничной, разумеется.
– А были ли у вашей горничной причины ненавидеть Лайонела Далтона?
– Нет, – она качнула головой. – Они даже не были знакомы.
Разумеется, ведь не сюда же Джорджина приводила любовника.
– Тогда… Вы позволите мне попробовать?
– Что? – она подняла ниточки бровей.
– Лучше я покажу, – вздохнула я. – У вас найдется что-нибудь из вещей брата?
Джорджина поколебалась, затем молча вышла. Вернулась она с бархатной шкатулкой в руках.
– Это подарок Джорджа, внутри его локон. Это вас устроит?
– Вполне, – я сглотнула комок в горле, коротко кивнула и, приняв из ее рук шкатулку, зажмурилась.
Шаг за шагом я распутывала путаницу энергетических нитей, отбрасывая ауру Джорджины, служанки, еще нескольких дам. Похоже, мужчины тут бывали нечасто. Единственный яркий отпечаток мужской энергии – темно-красной, почти багровой, расцвеченной неприятными болотно-зелеными всполохами – точь-в-точь совпадал со следами на шкатулке.
Я крепко сжала обитые бархатом стенки и поднялась на ноги, не открывая глаз. Тепло-холоднее-тепло-тепло-горячо!
Стараясь не выказать азарта и торжества, всегда обуревавших меня в такие моменты, я обернула правую руку носовым платком и сунула ее за батарею. Пальцы тут же нащупали холодное стекло. След мужской ауры на нем был едва уловим, однако этого мне хватило.
Бросив через плечо взгляд на Джорджину, я вынула из немудреного тайника темно-коричневую бутылочку с аптечной этикеткой. В пузырьке еще оставалось около половины содержимого.
– Держу пари, это тот самый яд, – сказала я тихо. – И завтра при обыске полиция непременно бы его нашла.
Женщина смертельно побледнела, ноги у нее подкосились, и она осела на диван.
Я бросилась к ней, оставив улику на подоконнике.
– Мисс Брукс, вам плохо? Вызвать врача?
– Не стоит, – возразила она слабо, прерывисто часто дыша. – Лучше… коньяка.
– И кофе, – решила я, сунув ей бокал.
Пока я отдавала указания испуганной горничной, Джорджина несколько оклемалась.
– Не понимаю, – выговорила она, смочив в кофе свои бледные губы, синеватые даже сквозь помаду. – Ведь я же для него все сделала! За что он со мной так?
Столько недоумения звучало в этом беспомощном вопросе, что я вдруг рассердилась.
– А зачем вы с ним так? – спросила я резко. – Послушайте, мисс Брукс. Вы – сильная натура, и вы всю жизнь влекли брата по выбранной вами же стезе. О, конечно, вы всячески ему помогали! Сделали все, чтобы он преуспел. А вам не приходило в голову, что сам он хотел вовсе не этого?
Она молча смотрела на меня, лишь на щеках ее зарделись пятна лихорадочного румянца.
– Попробуйте взглянуть на ситуацию с его точки зрения, – продолжила я в запале. – Вы вместе с отцом разрушили его надежды стать врачом и вынудили заниматься ненавистной юриспруденцией, вы требовали от него успехов и продвижения по карьерной лестнице. Уговаривали, давили, подсказывали… А потом, когда он совсем было смирился с уздой, вы вдруг предпочли ему какого-то… хахаля!
Я намеренно употребила грубое слово.
Джорджина дернулась и гневно посмотрела на меня:
– Хотите сказать, что я сама во всем виновата?
Вдруг обессилев, я устало покачала головой.
– Хочу сказать, что понимаю вас, мисс Брукс. Однако и вашего брата тоже могу понять. Хотя это его, разумеется, не оправдывает.
– Уходите, – попросила она, помолчав. – Я благодарна вам, но… уходите!
Я поднялась, и взгляд мой упал на темнеющую на подоконнике бутылочку.
– Я не могу скрывать улики, если не желаю лишиться лицензии, – проговорила я негромко. – Однако готова засвидетельствовать под присягой, что нашла на этом пузырьке следы ауры вашего брата.
Джорджина как-то судорожно вздохнула.
– Спасибо, – проскрипела она и прикрыла глаза.
В дверь моей квартиры позвонили, когда я завтракала, понемногу откусывая свежий бисквит и лениво щурясь. Солнце расщедрилось, моя квартира была залита теплым светом. За распахнутым окном чирикали воробьи, и утро было таким безмятежным, что хотелось добавить его в кофе вместо сахара и сливок.
Поначалу на звонок я не отреагировала – кто может заявиться ко мне в такую рань?! – но гость был настойчив.
– Эндрю? – удивилась я, обнаружив на пороге хмурого инспектора, похлопывающего по ладони свернутой в трубочку газетой. – Что привело вас… А, впрочем, заходите.
– Приятного аппетита, – пожелал он, увидев в гостиной неубранный поднос.
– Спасибо. Будете кофе?
Он кивнул, и я принесла из кухни еще одну чашку. Рэддок стоял у окна, забытая им газета лежала на журнальном столике.
– Ваш кофе, – я вручила ему чашку и коснулась его плеча: – Что стряслось?
Он резко обернулся и проговорил, недобро щуря глаза:
– Сегодня утром Джордж Брукс найден в своей постели мертвым. Принял смертельную дозу барбитуратов.
– Сам?!
Рэддок кивнул.
– Похоже на то. При нем имелась записка, в которой он сознавался в убийстве Лайонела Далтона. О мотиве сказано весьма туманно, что-то насчет работы.
– Откуда он взял снотворное? – спросила я медленно, прислонившись плечом к откосу.
Рэддок невесело усмехнулся:
– Позаимствовал с туалетного столика сестры. Она страдает от бессонницы, и этой ночью тоже приняла лекарство, поэтому спохватилась слишком поздно.