– Я слыхала, что подобного рода истории случались на диком корнуэльском побережье, но никогда в них до конца не верила.
– А почему бы и нет?
– Ну… Какой смысл привязывать моряков к скале, чтобы они утопли в волнах прилива? Почему бы не убить их сразу, каким-нибудь более быстрым и надежным способом? А эти железные кольца… Может, они служили просто для привязывания лодок?
Он едва заметно усмехнулся.
– Я вижу, ты очень озлоблена, раз смотришь на жизнь подобным образом.
– Нет, сэр, вовсе нет. Я думаю, озлоблены те, кто верит, будто люди способны на столь чудовищную жестокость по отношению друг к другу.
Его мысли в эту минуту были заняты тем, как она хороша. Как прекрасны ее глаза, оттененные густыми ресницами и ставшие изумрудно-зелеными в мягком свете заката.
Видя, что он не отвечает. Лили спросила:
– А вы верите в эту историю?
Дэвон бросил взгляд на неспокойное, покрытое белыми барашками море и вспомнил, как они с Клеем играли в этой бухте в пиратов, когда были детьми. Они облазили все пещеры в скалах со стороны моря и понарошку привязывали друг друга к скале Утопленника во время отлива, убегая вверх по крутым каменным ступеням в притворном ужасе, когда начинался прилив. Как давно это было! В то время он не знал никаких забот.
Девушка ждала ответа, но у него вдруг пропала охота разговаривать. Ему захотелось увидеть, какого цвета у нее волосы при дневном свете. Не говоря ни слова, Дэвон протянул руку и сдернул у нее с головы чепец, и темно-рыжие кудри водопадом заструились у нее по плечам.
Лили от неожиданности схватилась обеими руками за голову, словно он сорвал с нее парик.
– Сэр! – успела выкрикнуть она прежде, чем он, по-прежнему не говоря ни слова, привлек ее к себе.
Она начала сопротивляться, но Дэвон крепко притянул ее к себе и поцеловал в губы. Лили замерла.
Нахмурившись, Дэвон отступил на шаг.
– Я хочу тебя поцеловать.
Запоздалое заявление, смутно подумала Лили.
– По-моему, вы это уже сделали. Хмурое выражение уступило место настороженной улыбке.
– Я хочу поцеловать тебя еще раз.
Если бы он вслед за тем спросил: “Можно?”, Лили ответила бы: “Нет”. Но он не стал ничего спрашивать и тем самым лишил ее возможности отказать. Он склонился к ней – на сей раз более медленно. Она намеревалась оставаться неподвижной, как раньше, но вскоре почувствовала, что поневоле смягчается. Его губы были теплы: это ее удивило. Они коснулись ее легким, ласкающим движением, он поцеловал уголки ее рта, и звук поцелуя – неясный, не поддающийся описанию звук – потряс ее до глубины души. Лили сделала попытку отодвинуться, из ее груди вырвался тихий возглас изумления, когда влажный кончик его языка скользнул у нее между зубами. Дэвон обхватил широкой ладонью ее затылок, не давая ей отвернуться. И опять она пробормотала что-то, но это был совсем не протест. На миг она попыталась сохранить хладнокровие, оценить неведомые ей ранее ощущения, но не сумела, а потом и вовсе все позабыла. Его тихое дыхание волнующе щекотало ей щеку, он закрыл глаза, словно приглашая ее последовать его примеру. Чудесное тепло, густое и сладкое, как мед, зародившееся где-то у нее под сердцем, растеклось по всему телу. Прошла еще минута. Лили вздохнула и раскрыла губы навстречу его властному призыву. Ей пришлось ухватиться за его мощные плечи, потому что ноги у нее ослабели и подогнулись.
Он отпрянул прочь так резко, что она едва не упала. Растерянная, потрясенная, Лили, ничего не понимая, смотрела, как Дэвон рывком высвобождает руки из рукавов коричневого камзола и расстилает его на ровном и чистом от камней участке земли в нескольких шагах от них. Она догадалась о его намерениях в тот момент, когда он потянулся, чтобы взять ее за руку, и, отдернув руку, попятилась. Сорванный чепец лежал на земле у ее ног. Девушка наклонилась за ним, а потом повернулась спиной к хозяину и стала вглядываться в темнеющие беспокойные воды Ла-Манша. Над головой через равные промежутки времени раздавался пронзительный, настойчиво-яростный крик одинокой чайки.
Дэвон воспользовался передышкой, чтобы немного успокоиться. Глядя на ее застывшую спину, он вспомнил с потрясающей отчетливостью, как она выглядела прошлой ночью, обнаженная и мокрая, и постепенно его все больше начала охватывать злость. Ему казалось, что он уже потратил более чем достаточно времени, обхаживая эту девицу: пора бы им перейти к делу. Он привел ее сюда с одной-единственной целью: “по-быстрому слазить в погреб”, как говорил Клей. Дэвона совершенно не волновало, была ли ее неожиданная застенчивость подлинной или наигранной, ему хотелось так или иначе прийти к пониманию, да поскорее.
Он обошел ее кругом, так что ей пришлось взглянуть ему в лицо.
– В чем дело? – бесцеремонно спросил он. – Ляжешь ты со мной или нет?
Лили пришла в смятение. Она все еще не оправилась от опьяняющего воздействия его поцелуев. Вместе с тем она ощутила, что ее гордость задета, а чувства оскорблены.
– Нет, не лягу, – проговорила она наконец, героически удержавшись от слез.
Дэвон целую минуту не сводил с нее глаз.
– Ну что ж. Тогда пойдем.
Он подхватил с земли камзол и быстрым шагом направился по дорожке обратно в лес. Лили машинально пошла было за ним, в голове у нее было пусто. Потом она остановилась. Гнев душил ее, вскипая, как молоко на огне, все тело вдруг охватила неудержимая дрожь.
Он уже успел опередить ее на двадцать шагов, и тут ему пришлось оглянуться. Немного помедлив, Дэвон все же вернулся к ней.
– А в чем, собственно, дело? – спросил он неохотно.
– Я вас даже не знаю! – Лили стоило невероятных усилий напомнить себе, что она всего лишь служанка, кто-то вроде Лауди. – И потом я… у меня есть жених, – добавила она торопливо. – Ему бы это не понравилось.
Дэвон кивнул: такое объяснение показалось ему заслуживающим внимания. Она слегка отвернулась, чтобы надеть чепчик и спрятать под серую холстину свои роскошные волосы. Сожаление, охватившее Дэвона при мысли об упущенной возможности, было так велико, что поразило даже его самого. Видит Бог, эта девушка – поистине лакомый кусочек. Заправив волосы под чепец, она вновь повернулась к нему, серо-зеленые глаза были опущены. Дэвон не смог устоять:
– Но ведь он ничего не имеет против поцелуев, верно?
– Что? Он опять обхватил ее обеими руками.
– Твой жених не станет возражать, если мы сделаем вот так, – и он наградил ее страстным поцелуем.
Сопротивление Лили рухнуло при первом же прикосновении его губ. Она обвила руками его шею и прижалась к нему всем телом. Он опять стащил с нее чепец и запустил пальцы в ее волосы, не прерывая поцелуя. Ее стон, прозвучавший прямо у него на губах, свидетельствовал о полной капитуляции.
Дэвон пробормотал какие-то бессвязные слова восхищения, в то же время его руки скользнули по ее спине вниз, к ягодицам. На ощупь они оказались такими же аппетитными и упругими, как ему показалось вчера, и лишь об одном оставалось сожалеть: что они скрыты одеждой. Впрочем, это запросто можно было исправить. Мысль о ее женихе тревожила его совесть не долее секунды, после чего он принялся сзади задирать ей юбки. Лили ахнула, поняв наконец, что он делает, и попыталась его оттолкнуть. Ему пришлось выпустить ее юбки и обхватить за талию, чтобы удержать. Дэвон еще раз грубо и безжалостно впился поцелуем в ее губы и возликовал, когда почувствовал, как она слабеет. “Лили, Лили”, – прошептал он, словно надеясь сломить ее неистовством своего желания. Он нащупал пуговицы у нее на груди и принялся расстегивать их, но на полпути потерял терпение и, сунув руку ей за корсаж, обхватил ладонью округлую и нежную грудь.
С испуганным жалобным криком Лили снова вырвалась. Повернувшись спиной, тяжело дыша и едва не плача, она попыталась трясущимися руками стянуть на груди края расстегнутого платья.
Дэвон закрыл глаза, прислушиваясь к тяжкому гулу крови, стучавшей в ушах, заглушая шум волн и все на свете. Философски – вот как следовало отнестись к ее отказу. Она не кокетничала и не разыгрывала недотрогу, она во второй раз отказала ему, в этом не было никаких сомнений. Он ясно видел, что она разочарована и раздосадована не меньше его самого: это его немного утешило. Когда она наконец вновь повернулась к нему лицом, у него вдруг возникло совершенно непривычное желание извиниться. Он с легкостью подавил неожиданный порыв усилием воли, но вынужден был признать, что она выглядит подавленной и несчастной.
– Если я правильно понял. Лили, – спросил Дэвон нарочито небрежным тоном, – ты не собираешься переменить свое решение?
Ее щеки окрасились румянцем. Дэвон Дарквелл оказался самым прямолинейным человеком, какого ей когда-либо приходилось встречать. Можно было только сожалеть, что ответ на его вопрос не сразу пришел ей на ум, но в конце концов Лили овладела собой и ответила:
– Нет, сэр, я своего решения не переменю.
– Очень жаль. – Похоже, он и в самом деле говорил искренне. – Я думаю, тебе бы понравилось. А мне-то уж точно.
Она опять покраснела, вызвав у него на губах скупую улыбку.
– Что ж, нет так нет. Почему бы тебе не вернуться в дом? Я задержусь тут ненадолго.
Лили вдруг все поняла. Поняла, почему он заставил ее прийти к воротам одну, зачем оттащил на боковую тропинку прежде, чем мистер Кобб их заметил, почему велел ей сейчас отправляться обратно в дом без него. Ему было стыдно показаться с нею на людях.
Это открытие стало для нее страшным ударом. Чувствуя себя, как никогда в жизни, униженной. Лили попыталась не разрыдаться прямо у него на глазах. Чо прежде, чем она успела что-то сказать или сделать хоть шаг, на дорожке послышались торопливые шаги. Дэвон услыхал их одновременно с нею и обернулся, слегка ссутулив плечи и сжав кулаки, словно намереваясь встретить незваного гостя готовым к обороне.
Оказалось, что это Клей. Будь Лили в ином состоянии духа, его удивление, наверное, рассмешило бы ее. Она чувствовала себя не менее смущенной, чем Дэвон, но какая-то крохотная частица ее души мстительно ликовала, потому что теперь его постыдная тайна – свидание с нею наедине – вышла наружу. Его лицо совсем потемнело, а поза стала еще более воинственной: всем своим видом он словно бросал вызов брату, чтобы тот не посмел отпустить какую-нибудь шутку вслух или даже мысленно.