– Так что поверьте мне и не волнуйтесь. Однажды госпожа Ортензия непременно оттает. Вот увидите! Вы ешьте, а я пойду. Доброй ночи!
Экономка ушла, оставив меня с целым подносом разнообразных закусок, а я еще долго сидела, глядя в одну точку и размышляя об услышанном.
Казалось, что наутро все пошло своим чередом. Я навестила герцога, который снова встал на ноги и дошел до окна. Хальфданец и Аларик помогали ему, поддерживая с двух сторон. Но Себастьян, переведя дух, выразил желание сделать несколько шагов самостоятельно. Стоя у двери, я улыбалась ему и старательно отгоняла навязчивые, как мухи, воспоминания о вчерашних словах его бабушки. Ее недоверие, гнусные подозрения и неприязнь больно ранили, но очень уж не хотелось, чтобы отношение ко мне Ортензии омрачало радость от выздоровления герцога.
Мне о многом хотелось спросить Себастьяна, но сейчас, поскольку он еще окончательно не поправился, я молчала. Не давали покоя и слова Виенны де Кастеллано о том, что Себастьяну пришлось на мне жениться, и загадка запертой комнаты – я догадывалась, что мне удалось открыть ее с помощью колдовского дара, всплеск которого спровоцировали вчерашние эмоции. А еще тревожил рассказ экономки о таинственной женщине, которую когда-то собирался взять в жены отец нынешнего герцога де Россо.
Любопытно, были ли все эти странности как-то связаны между собой? Словно детали одной картины, разрезанной на мелкие части. Но получится ли у меня когда-нибудь увидеть это полотно целиком?..
– Урока сегодня не будет, – сообщил Янис, когда мы вместе вышли из комнаты Себастьяна. – Я не в том настроении. Немного устал.
– Как скажешь, – ответила я. По правде говоря, мой собственный организм, измотанный переживаниями и бессонной ночью, тоже требовал отдыха. Сейчас мне едва ли удалось бы сосредоточиться.
– Госпожа Ортензия продолжает считать, что мы предаем Себастьяна?
– Ты знаешь?! – вспыхнула я.
– Я ведь тоже живу в замке. Среди слуг пошли разговоры. Этого следовало ожидать, – добавил Янис, пожав плечами.
– Но почему герцогиня верит досужим сплетням, а не мне и тебе? До чего же унизительно! – в сердцах воскликнула я.
– Красивым девушкам всегда приходится непросто. Вспомнить хотя бы гонения на тех, кого обвиняли в колдовстве… Частенько единственным поводом для преследования становилась их красота, которая, как утверждалось, могла привлечь демонов.
– Неужели госпожа Ортензия считает тебя демоном?! – изумилась я.
– Кто ее знает, – осклабился северянин. – Я ей всегда не нравился. А когда мы с тобой начали проводить время наедине…
– Но я ведь не могу рассказать ей правду! Ни ей, ни прислуге! Кстати, вчера я кое-что узнала.
Я поведала Янису о разговоре с экономкой.
– Ты что-нибудь слышал о той женщине?
– Себастьян ничего не говорил. Должно быть, в то время он под стол пешком ходил. Если что-то необычное и происходило, от него могли держать это в тайне.
– Вот как… Выходит, все доподлинно известно лишь госпоже Ортензии и экономке, которая давно здесь живет. Темная история.
– Как бы там ни было, нас она не касается.
«Сомневаюсь», – подумала я, но больше ничего не сказала. Задумалась над тем, как бы выудить из пожилой служительницы замка хоть какие-то подробности.
Такая возможность представилась на следующий день. Луиджи отлично проявил себя на уроке, и я решила похвалиться его успехами перед экономкой. В тот вечер повариха как раз испекла отменный грушевый пирог, щедро посыпанный орехами и сахарной пудрой. После ужина пирога осталось много, и я, прихватив заодно пузатый чайник, направилась прямиком в комнату к бабушке моего ученика. Жила она скромно и моему неожиданному визиту удивилась, но все же удалось уговорить ее составить мне компанию.
– Значит, говорите, все на лету схватывает? – произнесла экономка, с удовольствием слушая мой рассказ о внуке.
– Еще как! – подтвердила я, пододвигая поближе к собеседнице тарелку с пирогом. – А можно кое-что спросить? Та комната в левом крыле, что всегда закрыта… В ней когда-то поселили женщину, о которой вы недавно говорили? Правильно я угадала?
– Так и думала, что вы этим заинтересуетесь, ваша светлость! – вздохнула экономка. – Сболтнула на свою голову! Там она и обитала. Только недолго. И пары месяцев не прошло, как за ней пришли…
– Кто пришел?
– А те, кто колдуний отлавливал! Прежний герцог ее, конечно, пытался защитить, только не удалось. А госпожа Ортензия встала на сторону властей, и лицо у нее было… такое, что аж вспомнить жутко! Мне даже почудилось, что она сама на бедняжку и донесла. Не захотела, чтобы та стала ее невесткой.
– Так невесту отца Себастьяна обвинили в колдовстве? – ахнула я и прижала ладонь к губам. – Но за что? Разве она…
– Хальфданкой она была, вот что. Не нашей породы. Беленькая вся – и кожа, и волосы. А госпожа Ортензия не только за себя боялась, но и за родных. За внука особенно – а ну как вздумала бы колдунья сжить его со свету, чтобы наследником стал ее ребеночек, а не старший сын герцога?
– Но не родилось же никакого ребенка! Они же еще пожениться не успели! И… неужели она обижала Себастьяна?
– Не обижала, так ведь и законной супругой еще к тому времени не стала.
– А почему вам кажется, что я госпоже Ортензии напоминаю ту женщину?
– Обмолвилась она как-то. Ума не приложу, с чего взяла… На вас любой посмотрит и скажет: наша кровь, южная. Хоть и не слишком смуглая кожа, и глаза светлые, а волосы почти такие же темные, как у самого герцога. Очень уж хорошо вы с ним смотритесь, когда рядышком. И детки красивые будут… А госпожа Ортензия отойдет, как только убедится, что вы и не думали мужу изменять.
– Вы верите, что я ничего дурного не делала?
– Конечно, ваша светлость! Я бесстыжих от порядочных с одного взгляда отличаю. Не первый год на свете живу. Вы мне сразу по сердцу пришлись, а уж мой Луиджи в вас просто души не чает! Слуги попусту языками мелют, вот и дошли их глупые сплетни до ушей хозяйки.
Осмысливая услышанное, я помешивала остывший чай, в котором, как в маленьком водовороте, кружились чаинки. Так, значит, вот кем оказалась та неподходящая отцу Себастьяна женщина… Уроженкой Хальфдана, которая, должно быть, не ожидала, что в нашей стране станет одной из тех, кого обвинили в колдовстве. Что же с ней стало? Неужели ее, как и других несчастных, сожгли на костре?..
Вспомнился давний сон в обители. Тогда я проснулась, кашляя и задыхаясь от запаха дыма.
– Не забивайте себе этим голову! – забеспокоилась экономка. – Вон как опечалились… Вы ведь, ваша светлость, не хальфданка и не колдунья – вам-то чего бояться? Пусть пока и женаты с герцогом только по бумагам, так за прочим дело не станет. Вот поднимется он на ноги… Госпожа Ортензия уже вовсю готовится. Хочет поскорее прабабушкой стать, да и кто ее за такое желание осудит? У меня-то первый правнук вот-вот родится. Будет Луиджи дядюшкой. Сразу взрослым парнем себя почувствует.
– Мне пора, – сказала я, поднимаясь. – Спасибо, что рассказали. Пусть Луиджи завтра приходит в библиотеку в то же время, что и обычно.
Хотелось немедленно поделиться полученными сведениями с Янисом, но я решила, что он уже спит. Поднялась к себе в спальню. Там ярко горели свечи, а на постели лежала приготовленная горничной выстиранная ночная сорочка. Работающие в замке девушки больше не удивлялись тому, что я предпочитаю одеваться и приводить себя в порядок самостоятельно, однако каждый день прибирали в комнате и старались сделать мое существование как можно более комфортным. Постепенно я к этому привыкала. Как и к тому, что теперь меня называли «ваша светлость», а мой безымянный палец украшало обручальное кольцо, свидетельствовавшее о том, как сильно изменилась моя жизнь за последнее время.
Мне не давала покоя еще одна мысль. О каких приготовлениях шла речь? Бабушка Себастьяна о них упоминала, а теперь вот и экономка. Как они связаны с теми обрядами, о которых по дороге проговорился поверенный? От мысли, что это напрямую касается меня и моего ближайшего будущего, становилось не по себе.
Глава 26
На другой день я пересказала все, что узнала от экономки, Янису. Северянин, в чем я успела убедиться, научился хорошо прятать собственные чувства, но сейчас ему не удалось скрыть огорчения. Я его понимала – с такой любовью к землякам ему непросто было узнать, что бабушка лучшего друга почти наверняка приложила руку к тому, что молодую хальфданку обвинили в колдовстве и жестоко казнили, не позволив счастливо жить с любимым человеком или вернуться на родину.
– Больше о ней в замке ничего не слышали, – со вздохом добавила я, подавив порыв ласково коснуться плеча мужчины. Почему-то подумалось, что моего утешения Янис не принял бы. – И говорить о случившемся госпожа Ортензия строго-настрого запретила.
– Ты не выяснила, как ее звали? – спросил колдун.
– Не сообразила спросить! – покаялась я. – Но еще не поздно уточнить. Конечно, бабушка Луиджи помнит о запрете старой герцогини, но она благодарна мне за внука, потому и сделала исключение.
– Не только по этой причине, – отозвался собеседник. – Кажется, она считает тебя будущей замечательной хозяйкой замка. Красивой и великодушной.
– Однако… если она узнает… Если они все узнают… – выдохнула я, невольно представив себя на месте той несчастной молодой женщины, которую полюбил предыдущий герцог. Как ее сюда занесло из Хальфдана? Или отец Себастьяна сам побывал в северной стране и привез оттуда невесту? – Если о моем даре станет известно госпоже Ортензии, та недолго думая сдаст меня охотникам за колдуньями. Сомневаюсь, что эти люди полностью покончили со своим ремеслом. И тогда…
– Не думай про всякие ужасы, – сказал Янис. – Я не оставлю тебя в беде и не позволю, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. И Себастьян тоже.
– У нас с древности считается, что представителям мужского пола не дано колдовать, – вспомнилось мне. – Потому и преследовали только женщин… – Женщин красивых и ярких, как звезды. Они не могли скрыть свой свет от похотливых и завистливых глаз. – Но есть же ты. Так почему бы не допустить, что и в нашей стране когда-то жили или живут сейчас мужчины с колдовским даром?