— …его считают сыном Гуччо, сына Мино, но на самом деле он родился во Франции от короля Людовика Х и королевы Клеменции Венгерской.
Эта пламенная речь произвела на сиенцев такое оглушающее впечатление, что в ратуше срочно собрался Совет Республики и потребовал, чтобы фра Бартоломео принес все бумаги; бумаги были тщательно изучены, и после длительного совещания решено было считать Джаннино королем Франции. Ему помогут вернуть утраченное королевство: назначат совет из шестерых самых рассудительных и самых богатых граждан, дабы блюсти его интересы, и сообщат папе, императору, всем государям и парижскому Парламенту, что, мол, существует на свете родной сын Людовика X, которого постыдно лишили законного престола, но который решил востребовать корону Франции. И первым делом ему выделили почетную стражу и назначили пенсион.
Поначалу Джаннино перепугался всей этой суматохи и от всего отказался. Но Совет настаивал; Совет потрясал перед ним его же собственными документами и требовал, чтобы он дал свое согласие. В конце концов он рассказал о своих встречах с Кола ди Риенци, трагическая смерть которого стала для него чуть ли не наваждением, и тут всеобщее ликование достигло неслыханного накала; юные сиенцы из самых высокородных фамилий оспаривали друг у друга честь попасть в его личную стражу; на улицах чуть ли не затевались побоища, как в день palio — спортивных состязаний.
Все эти восторги длились всего лишь месяц, и в течение этого месяца Джаннино расхаживал по городу с собственной свитой, как и подобает особе королевской крови. Его жена совсем растерялась, не зная, как ей следует себя вести, и подчас ее брало сомнение, достойна ли она, простая горожанка, миропомазания в Реймсе. А ребятишек даже в будни водили теперь в праздничной одежде. Стало быть, старший сын Джаннино от первого брака, Габриеле, теперь наследник престола? Габриеле II — король Франции… звучит несколько странновато… А вдруг… и беднягу Франческу Агадзано начинала бить дрожь… вдруг папу заставят расторгнуть их брак, как неподобающий для августейшей персоны, чтобы ее муж женился на какой-нибудь королевской дочке?..
Негоцианты и банкиры, состоявшие в переписке с представителями итальянских кампаний за границей, охладели первыми. Во Франции и так дела идут неважно, так к чему же ей навязывать еще нового короля? Барди из Флоренции просто не могли слышать без смеха, что законный государь Франции какой-то сиенец! Во Франции уже есть свой король — Валуа, он сейчас пленник Англии и живет припеваючи в отеле Савой на Темзе и утешается после гибели обожаемого своего Ла Серда с молодыми рыцарями. Франция имеет также короля английского, правящего большей частью страны. А теперь к престолу еще подбирается король Наваррский, внук Маргариты Бургундской, прозванный Карлом Злым. И все здорово задолжали итальянским банкам… Хороши же эти сиенцы, поддерживающие притязания своего дражайшего Джаннино!
Совет Республики не послал никаких писем государям, не отправил послов папе и своих представителей в парижский Парламент. А вскоре у Джаннино отобрали его пенсион и разогнали почетную стражу.
Но теперь уж он сам, вовлеченный в эту авантюру чуть ли не против собственной воли, не мог от нее отказаться. Дело шло о его чести, и его мучило теперь, правда, несколько запоздавшее тщеславие. Он не мог примириться с тем, чтобы он, которого принимали с почетом в Капитолии, который жил в замке св. Ангела, который шествовал по Риму в сопровождении кардинала, превратился в ничтожество. Целый месяц он разгуливал по Сиене со свитой, как настоящий государь, и теперь страдал, когда, входя в Дуомо, у которого только-только закончили красивейший черно-белый фасад, слышал среди молящихся шепот: «Видите, видите, это он уверял, будто он наследник французского престола!» Раз уж было решено, что он король, он королем и останется. И от своего имени он послал письмо папе Иннокентию V, который в 1352 году занял место Пьера Роже; написал королю Англии, королю Наваррскому, королю Венгерскому, вложив копии документов и прося восстановить его в правах. Возможно, этим бы все дело и ограничилось, если бы Людовик Венгерский, единственный из всех его новоявленных родичей, не ответил ему. Людовик доводился племянником королеве Клеменции, и в письме он именовал Джаннино королем и поздравлял его с тем, что он рожден от столь высокородных родителей!
И вот 2 октября 1357 года, через три года после первой своей встречи с Кола ди Риенци, ровно день в день, Джаннино, захватив с собой все свои бумаги, а также две с половиной сотни золотых экю и две тысячи шестьсот дукатов, зашив монеты в пояс, отправился к Буду — просить защиты и помощи у своего далекого кузена, единственного, кто признал его права. Его сопровождали четверо оруженосцев, оставшихся верными его делу.
Но когда Джаннино два месяца спустя прибыл в Буду, он не обнаружил там Людовика Венгерского. Так и прождал его всю зиму Джаннино, а дукатов становилось все меньше. Зато в Буде он нашел одного сиенца, некоего Франческо дель Кондато, достигшего здесь епископского сана.
Наконец в месяце марте венгерский кузен вернулся в свою столицу, но не принял Джованни Французского. Он приказал своим сеньорам его расспросить, и те поначалу заявили, что они, мол, убеждены в законности его притязаний, но уже через неделю бросились в другую крайность и заверили своего государя, что претензии Джованни незаконны, да и вообще все это обман. Джаннино протестовал, он не пожелал покинуть Венгрию. Создал свой собственный совет, который и возглавил сиенский епископ; ему даже удалось завербовать среди венгерской знати, наделенной чересчур живым воображением и готовой впутаться в любую авантюру, пятьдесят шесть дворян, которые поклялись идти за ним вместе со своей тысячей всадников и четырьмя тысячами лучников и даже в ослеплении великодушия предложили ему свои кошельки, а расплатится он, мол, когда будет у него на то возможность.
Но для того, чтобы экипировать свое войско и покинуть страну, требовалось разрешение короля Венгерского. А король, хоть и носил прозвище Великого, видимо, был не слишком тверд в своих решениях, поэтому он захотел собственнолично изучить бумаги Джаннино и, подтвердив, что они подлинные, во всеуслышание обещал поддерживать его притязания и даже субсидировать их, однако через неделю заявил, что по здравом размышлении отказывается от этого предприятия.
Тем не менее 15 мая 1359 года епископ Франческо дель Контадо вручил претенденту на французский престол письмо, помеченное тем же числом, скрепленное печатью королевства Венгерского, и в письме этом Людовик Великий, «наконец-то просвещенный солнцем истины», удостоверял, что Джаннино ди Гуччо, выросший в городе Сиене, действительно происходит от королевской семьи и своих венгерских предков, законный сын блаженной памяти Людовика Х Французского и королевы Клеменции Венгерской. В письме равно подтверждалось, что божественное Провидение, остановив свой выбор на королевской кормилице, возжелало, чтобы состоялась подмена новорожденного принца другим младенцем, смерть коего спасла от верной погибели Джаннино, «так в далекие времена дева Мария, скрывшись в Египет, спасла своего младенца, распространив слух, будто его нет в живых…»
Тем не менее епископ Франческо посоветовал претенденту на французский престол покинуть Буду как можно скорее, пока король Венгерский не переменил своего решения, тем паче что он, Франческо, не совсем уверен, что письмо продиктовано лично им и что печать приложена к письму по его приказу…
На следующий же день Джаннино выехал из Буды, даже не успев собрать свое войско, то, что было к его услугам, но все же со свитой, довольно пышной для государя, не имеющего государства.
Джованни Французский прибыл в Венецию, заказал там себе королевское одеяние, а затем посетил Тревизо, Падую, Феррару, Болонью и наконец возвратился в Сиену после почти полуторагодовых блужданий по свету, дабы выставить свою кандидатуру в Совет Республики.
Но коль скоро он завоевал на выборах третье место, Совет объявил выборы недействительными именно потому, что он сын Людовика X, именно потому, что его признал таковым король Венгрии, именно потому, что он не здешний. И его лишили сиенского гражданства.
Проезжал как-то через Тоскану великий сенешаль короля Неаполитанского, державший путь в Авиньон. Джаннино бросился к нему за поддержкой — ведь Неаполь колыбель его королевского рода по материнской линии. Но осмотрительный сенешаль посоветовал ему обратиться непосредственно к папе.
Весной 1360 года Джаннино явился в папскую резиденцию в простом одеянии пилигрима, и на сей раз вовсе без эскорта, так как благородные венгерцы покинули его. А папа Иннокентий VI наотрез отказался его принять. Франция и без того немало досаждала Святому отцу, чтобы он еще стал возиться с этим чудаком, с этим посмертным королем!
Иоанн II Добрый все еще находился в плену; в Париже вспыхнуло восстание, и глава его, купеческий прево Этьен Марсель, был убит после своей попытки установить народную власть. Неспокойно было также и в деревнях, где поднялись так называемые жаки, доведенные нищетой до отчаяния. Резня шла повсюду, резали не слишком разбираясь, где враг, а где друг. Дофин, тот, у которого отекали руки, без войска и без денег бился с англичанами, бился с наваррцами, бился даже с парижанами с помощью Бретона Дюгесклена, которому он вручил меч, коль скоро у того руки не опухали. Кроме того, он хлопотал о выкупе своего отца.
Между различными, но равно обессиленными группами смутьянов царила полная неразбериха; отряды, называвшие себя солдатами, превратились в обыкновенные разбойничьи шайки, грабили путников, убивали направо и налево просто потому, что пристрастились убивать.
Для главы католической церкви пребывание в Авиньоне стало столь же не безопасно, как и и Риме, даже при Колоннах. Приходилось все время вести переговоры о мире, вести их в спешном порядке, требовать, чтобы оба окончательно измотанных противника примирились, и пусть король Англии откажется от притязаний на престол Франции и владеет по праву отвоеванной им половиной страны, и пусть король Франции на другой половине установит хоть какой-то порядок. На что еще папе нужен был этот смутьян-пилигрим, который требовал себе Французское королевство, потрясая сомнительными признаниями никому не известных монахов и письмом короля Венгрии, хотя тот от этого письма уже успел отречься?