— Не стоит тебе его дразнить, — негромко сказал он. — Римман не самый сдержанный парень. Он, в принципе, справедливый и отходчивый, но по поводу подчинения у него реальный загон. Все должно быть так, как он хочет.
— Мне наплевать! Я здесь ненадолго! — огрызнулась я.
В этот момент вернулся Римман. Выглядел он уже совершенно спокойным. Позади семенила секретарша с подносом. Как только она вышла, Римман уселся за свой стол.
— Итак, вернемся к нашим делам. Чего нам ожидать? — спросил он Леона.
— Думаю, в ближайшее время нам следует сообщить властям о местонахождении твоей гостьи. За этим незамедлительно последует вызов для допроса.
Римман негромко рыкнул.
— Правильно, — кивнул Леон. — Поэтому я быстренько накропаю документики о том, что ты, Доминика, не можешь приехать в свой родной город, потому как больна и вообще опасаешься за свою жизнь, так что следователям придется выезжать сюда, чтобы допросить тебя. Общаться с ними будешь в моем присутствии и говорить только то, что я разрешу. Если не разрешаю — просто игнорируешь вопросы.
— Они могут её арестовать? — спросил Римман, и я вздрогнула.
— Пока не знаю. Сегодня же, как только Доминика подпишет бумаги, удостоверяющие мои полномочия, я поеду и постараюсь выгрызть все, чем располагает полиция. Если так случится, что они явятся, пока меня не будет, делай что хочешь, босс, но не позволяй им её допрашивать. Можешь прятать, можешь в больницу уложить, но пока я не узнаю, чем они располагают, Доминика с ними не разговаривает.
— Я понял.
— А если у них окажется достаточно улик для моего задержания? — осторожно спросила я.
— А что, они могут быть? — Леон, прищурившись, посмотрел на меня. — Лучше скажи сейчас, я не люблю сюрпризы. Есть что-то, что они могут найти?
— Нет, конечно! — возмущенно посмотрела на него я. — Неужели ты думаешь, что я могу быть причастна к убийству моих близких?!
Леон перевел взгляд на Риммана.
— Это абсолютно исключено, — твердо сказал тот.
— Ладно. Извини, Доминика. Просто думать о том, виновна ты или нет — это не моя обязанность. Я не за это свой хлеб ем. Моя задача — вытащить тебя, несмотря ни на что. Поэтому я хочу знать, что меня может ожидать, — спокойно объяснил Леон.
— Я не причастна к гибели моих близких! Просто отец мне говорил, что в полиции работают Городские волки. И они могут ведь сфальсифицировать улики?
— Это так. Волков в полиции полно. Но в любом случае мы им не позволим тебя вытащить. Если они выдернут тебя, считай, ты мертва.
Я прикрыла глаза. Да, я прекрасно понимаю, что окажись я даже в качестве задержанной в руках у полиции, скорее всего мне и ночь пережить не удастся.
— Так, ладно, время — деньги! — бодро поднялся Леон. — Давай, подписывай бумаги, Доминика.
— Я все оплачу тебе, как только смогу, — сказала я ему.
— Ну, это вы с Римманом решайте между собой. Пока меня моя оплата устраивает более чем, — ответил Локи и, улыбнувшись мне лукавой улыбкой, ушёл.
Я опять уставилась в окно, думая о том, как все может обернуться. Мало мне было всех потерь, теперь я еще могу и оказаться главной обвиняемой в стольких смертях. Во что тогда превратится и без того не радужная моя жизнь?
Осознавать, что хоть один будет думать, что я могла ради денег пожелать смерти единственному родному человеку в этом мире… Это просто разрывало мне душу. Я жила в изоляции от внешнего мира всю свою сознательную жизнь. И мысль о том что теперь, когда мне предстоит столкнуться с этим реальным миром лицом к лицу, я буду для всех той, на ком лежит тень смерти близких, была сбивающей с ног.
Я поднялась и подошла к окну. Почему нельзя обернуться и уйти в леса, далеко — далеко? И больше никогда не возвращаться в человеческий облик, к жизни, в которой нет ничего, кроме боли и потерь.
Когда-то отец говорил мне о тех перевертышах, что, утратив близких и смысл жизни, прятались от личных потерь в животной сущности. Если пребывать в ней достаточно долго, то постепенно забывалось все, в том числе и сама человеческая личность. Те перевертыши выбрали остаться зверьми, нежели возвращаться в мир людей, где их ничего не держало. А я бы так смогла?
— Если станет совсем плохо, я просто спрячу тебя, — сказал Римман.
— Зачем?
— Что, не понял?
— Зачем тебе так заморачиваться из-за меня?
Не знаю, зачем спрашивала. Может, хотела услышать, что хоть немного ему не безразлична?
— Ну, уж точно не из-за твоей неотразимости, Ники. Я ведь уже потратился на тебя, думаю, неплохо будет вернуть свои деньги назад, — Римман явно старался говорит равнодушно, но звучал немного нервно.
Ну да, глупая, глупая наивная девчонка! А ты думала, что он сейчас упадет на колени и разрыдается, в вечной любви тебе признаваясь?
— Ну, если мне удастся выжить, об этом можешь не переживать, — горечь от разочарования чувствовалась на моем языке.
Расслабься, Римман. Своё ты всегда вернешь!
— Не переживай, ты выживешь. И выйдешь замуж за своего принца, — Римман прижался ко мне сзади и обхватил рукой за шею, вынуждая откинуть голову на его плечо. — Почему ты до сих пор за него не вышла, Ники? Чего так затягивала?
— Тебя это не касается. Это не твоё дело, — выдохнула я, слабея.
— Точно. Не моё. Но просто представь, как я кайфую от того, что буду первым во всем, — хрипел Римман у моего уха.
Его вторая рука уже знакомым движением соскользнула на мой живот, и за ней последовала волна жесткого жара. Я сжала зубы в раздражении. Как бы я ни злилась на Риммана, какие бы гадости он мне не говорил, стоило лишь его ладоням оказаться на моей коже, и вот я уже желаю, чтобы он пошёл дальше и не смел останавливаться. В его руках я мгновенно становилась нуждающейся и переполненной вожделением.
— Как ты это делаешь со мной? — прошептала я больше для себя.
— Делаю что, Ники? Заставляя тебя желать?
— Да, — еле слышно ответила я.
— Делаю тебя влажной и податливой?
Его тело прижалось плотнее, и я ощутила, как сильно он возбужден. Я сглотнула и кивнула. Римман расстегнул мои джинсы и резко сдернул их вниз вместе с бельём.
— Переступи, — приказал он, а я с испугом покосилась на дверь.
— Переступи! — сказал он уже жестче.
Я выбралась из одежды, и Римман поднялся и, развернув, усадил меня на подоконник. От контакта с прохладной поверхностью у меня вырвался вскрик. Римман схватил меня за ноги и поставил их наверх, вынуждая бесстыдно раскрыться. Его голодный взгляд был направлен прямо на мои влажные складки, и от этого у меня всё тело горело от стыда и возбуждения.
— Ты тоже кое-что делаешь со мной, Ники, — прохрипел он и расстегнул джинсы.
Римман столкнул свои штаны с бедер вместе с боксерами, и прямо передо мной оказался его подрагивающий от нетерпения член. Мужчина обхватил его и сжал, со свистом выпуская вздох сквозь зубы. А я смотрела, как выглядит огромная рука Риммана на его напряженной плоти и чувствовала, что начинаю задыхаться от всепоглощающей похоти.
Я никогда не знала её раньше, но прямо сейчас, глядя, как этот мужчина прикасается к себе, я ощутила её во всем великолепии и ни с чем бы её уже не перепутала.
Римман был невыносимым, жестоким, немыслимо раздражающим. Я знаю, что он просто играет со мной, удовлетворяя свои извращенные амбиции, нисколько не уважает, не говоря уже о каких-то чувствах. Но в эту секунду все это перестало иметь хоть малейшее значение. Не осталось желаний и мыслей. Я просто хотела, чтобы это моя рука сейчас скользила по его твердой плоти. Хотела знать, каким он будет ощущаться под моими сжатыми пальцами. И черт возьми, да, я хотела узнать его вкус.
— Хочешь заменить мою руку своей, Ники? — прохрипел Римман, продолжая буквально пожирать меня взглядом.
Моё горло пересохло, и я просто протянула дрожащую руку к нему. Коротко рыкнув, Римман схватил мою ладонь и обернул вокруг себя, плотно сжав сверху собственной рукой.
Он ощущался в моей руке так шокирующе горячо, что мне показалось, что внутри у меня все воспламенится. Кожа была такой неожиданно нежной, нежнее всего, к чему мне случалось прикасаться. Я не могла отвести глаз, когда Римман зашипел и потянул мою руку к темной вздувшейся головке. На ней уже дрожала блестящая капля жидкости, словно дразня меня. Римман еще сдвинул мою руку, проводя по воспаленной от возбуждения гладкости и размазывая влагу.
— О, Господи! — хрипло пробормотал он.
Чувствовать его в своей руке — это было так ошеломительно и нестерпимо горячо. Внутри словно с треском срывались какие-то запоры, и моя грудь и голова становились все свободней, отдавая все больше пространства закручивающемуся вихрю вожделения. И это было так восхитительно — пугающе. Но все эти ощущения показались мне ничем, когда Римман стал двигать моей рукой по своему стволу.
Первое же движение вырвало удивленный стон у меня и резкое рычание у Риммана. То, как нежнейшая кожа под моей рукой двигалась по невообразимо твердому основанию, заставило сжаться моё лоно. Я уже безумно хотела знать — каково это, ощутить нечто такое твердое и раскаленное глубоко у себя внутри. Моя грудь невыносимо болела, зажатая тисками белья, для которого стала вдруг велика. В низу живота что-то болело и пульсировало, заставляя, казалось, всю имеющуюся в организме жидкость стечь мне между ног.
Римман двигал моей рукой, не отрывая глаз от моей выставленной под его взгляд промежности. Его лицо было напряженным, как от гнева, рот приоткрыт, и клыки выскользнули в устрашающем оскале.
— Охренеть, Ники, ты просто течешь, — прохрипел он. — Я готов рехнуться от твоего запаха.
Дыхание Риммана было таким бурным, что казалось, он задыхается. Неожиданно он отпустил мою руку.
— Сама! — рыкнул он. — Давай, Ники!