Миша помрачнел.
— Ну что же, логично, — но тут же отмер, и на меня обрушился целый град вопросов.
В общем, я несколько часов до судорог в языке объясняла Мише, кто такие перевертыши, как устроено наше общество, сколько мы живем, едим ли то же, что и люди, и, само собой, занимаемся ли сексом с людьми, и бывают ли от этого дети. А еще можно ли стать перевертышем, если я укушу его, сводит ли меня с ума луна, и не питаюсь ли я сердцами в определенные дни месяца.
— Конечно, питаюсь! — не выдержав, огрызнулась я. — Сердца всяких болтливых придурков вообще моя любимая еда, особенно когда у меня ПМС!
— Напугать пытаешься? Кстати, а месячные у вас как у человеческих женщин?
— Господи, это-то тебе зачем?
— Ну, мало ли! Когда еще узнать-то получится.
— Ты, может, меня еще вскрыть захочешь, чтобы уж точно узнать все мои секреты?
— Да ладно, тебе что, жалко ответить?
— Не жалко! Циклы у нас по достижению половой зрелости случаются где-то дважды в год. Все зависит от состояния здоровья, и еще очень влияет присутствие рядом сильного самца. То есть мужчины, достойного стать отцом ребенка.
— Кстати о самцах. Римман тоже, как ты?
— Не спрашивай!
Если уж так вышло, что я тебе показалась, ничего не поделаешь. Но если думаешь, что буду тыкать пальцами и показывать, где перевертыши, то ошибаешься.
— Да ладно, я ведь не тупой. Он такой же, как ты!
— Он гораздо круче и сильнее, потому что чистокровка.
— Ох ты, ё! Это что же, выходит, что я упёр девушку у здоровенного злющего мужика, который может к тому же еще и когти с клыками отращивать? Ну все, трындец, видно, мне. Довыеживался!
— Не волнуйся, я сейчас уйду и ничего тебе угрожать не будет, — поднялась я. — Только не пытайся никому обо мне рассказать. Можешь нажить себе неприятностей.
Миша пулей метнулся и встал между мной и дверью.
— И куда это ты собралась?
— Неважно. Нужно мне привыкать к новой жизни.
— О, ну, я заметил, что у тебя прям большие сдвиги в этом деле! Ты сутки не знамо где шаталась и пришла голодная, грязная и усталая. Сильно ты преуспела с акклиматизацией на лоне природы?
Я разозлилась не на шутку.
— А тебе то что за дело?
— Между прочим, это я увез тебя из привычной жизни! Так что отвечаю за тебя.
— Ты увез дикую кошку!
— Ошибки у всех бывают! Что же теперь, раз ты умеешь ходить на двух ногах и говорить, мне тебя на произвол судьбы бросить?
— Ты псих!
— Тоже мне, обидела! — фыркнул Миша. — Пойди у моего папаши постажируйся в умении хлестнуть побольнее. Никуда я тебя не выпущу! И кстати, раз пошла такая пьянка могу, я уже звать тебя Доминикой?
— Ты хоть представляешь, во что встреваешь?
— Дай-ка подумать? Новости я смотрю регулярно и два и два уж как-то сложить в уме могу. То, что ты у Риммана оказалась не просто так, понимаю. И то, что дом сторожили неспроста, тоже допер. Не пойму только, зачем ты сбежала и как?
— Почему — не скажу. А как… Дом же охраняли на предмет проникновения. А что я из окошка в ваш палисадник буду прыгать, никто не подумал.
— Слушай, если Римман косякнул чего, может не стоило тебе так сразу убегать? Я же тебе говорил, что мы с вами, девушками, на одни и те же вещи по-разному смотрим.
— Миша, предательство и попытка использовать чьи-то чувства в своих меркантильных интересах будут выглядеть одинаково, сколько и с каких сторон ни смотри! — зарычала я.
— Окей! Я затыкаюсь, тебе лучше знать. И не моё собачье дело, но как я понимаю, ты же у нас охренеть, какая богатая наследница. Что собираешься с этим делать?
— Ничего! Из-за этого всего умерла вся моя семья. Из-за этого тот, кого я считала другом и защитником и… любила, с легкостью предал меня. Хотя, я не права. Просто изначально я по глупости видела в нём то, чего там никогда не было. Короче, наплевать мне на все эти деньги. Хотят, пусть и дальше рвут друг друга из-за них на части, нет — так пусть государству все достанется. Я возвращаться и участвовать в этом не собираюсь.
— Круто, конечно. Но может, ты все слишком остро воспринимаешь? Думаешь, твой отец был бы рад узнать, что ты откажешься от всего, что он хотел передать именно тебе, и уйдешь от всех в леса? Не принимай решений под действием боли и эмоций!
— И кто меня учит? Парень, который сам сбежал из дома, потому что видеть не может свою бывшую девушку со своим отцом? Ты сумел пережить предательство и отнестись ко всему без эмоций?
Миша перестал улыбаться, и челюсти у него напряглись, а глаза стали колючими.
— Я и забыл, что ты ведь все понимала, что я говорил. Сопли распустил перед тобой, как пятилетка, — усмехнулся он. — Ну что же, тут ты права. Я даю советы, которым сам следовать не могу.
Мне стало стыдно. За что я так с ним. Он ведь не хотел причинять мне боль. А чего хотел? Больше я не могу верить в то, что кто-то что-то делает бескорыстно. Только не сейчас. И наверное никогда.
— Извини. Если тебя успокоит, я не все понимала, будучи кошкой.
— Типа, утешила. Ладно, вопрос у нас в другом. Как быть дальше? Вечно мы тут жить не сможем. Так, чисто отсидеться. Что будем дальше делать?
Я удивленно посмотрела на Мишу.
— Ты что, собираешься и дальше со мной возиться?
— Ну, а как тебя, недотепу такую, бросить, пока сама выживать не научишься? Давай так. Поживем тут недельку, может, на свежем воздухе мозги проветрятся, и мы с тобой придумаем чего. Просто пока пусть все будет, как будет.
Глава 25
Но, дав нам на размышления неделю, Миша сильно преувеличил запас времени, который отводился нам судьбой на спокойную жизнь.
Первые три дня, и правда, все было тихо-мирно. Я обращалась, и мы вдвоем ходили по лесу по многу километров, и Миша с видом охотника профи давал поучения, как мне добиться успехов на охоте. Несколько раз он своими шутками и подколками над моими жалкими попытками гоняться за зайцами доводил меня до бешенства и оказывался опрокинутым на мокрую землю. Я ставила лапы ему на грудь и рычала в лицо, а этот чокнутый хохотал так, словно я была милым щенком.
— Ну, все! Ты меня победила, Никуся! Вот теперь я понимаю, почему так часто в кино показывают, что оборотни людей жрут. А что? Мы, выходит, самая доступная и многочисленная добыча на планете.
Я, фыркнув в его довольную морду, отворачивалась. Какой зверь в своем уме станет есть человечину? Особенно если это зверь знает, чем большинство людей питаются.
Мы возвращались домой, я ела и приводила себя в порядок в человеческом обличии, потом мы долго разговаривали обо всем. Через пару дней мы знали друг о друге почти всё. Единственные темы, которые мы обходили, это мои отношения с Римом и его со Светой. Это было явно не то, что мы оба были готовы обсуждать. Миша спать теперь устраивался на русской печи, хотя и продолжал отпускать шутки по поводу межвидовой любви и желании получить в этом смысле незабываемый опыт. Но я уже видела, что это не больше чем трёп.
Круглосуточное нахождение рядом с Мишей не позволяло мне погрузиться в свои мысли и переживания и ковыряться в собственной ране. Я знала, что еще не выздоравливаю, не знаю, смогу ли когда-нибудь вообще, но присутствие Миши словно раздвигало стены отчаяния и позволяло дышать.
Но мы были слишком беспечны. Кроме нас в этой почти заброшенной деревне жили еще две семьи. Они держали всевозможную домашнюю живность, и у них Миша и покупал для нас продукты. И они были страшно рады заезжему горожанину, ставшему источником живых денег. Но радовались они ровно до тех пор, пока мальчишка, пасший коз в лесу, не засек наши с Мишей очередные кувыркания. Понятное дело, что ребенок испугался до икоты и с криками умчался домой рассказывать взрослым, как бешеная зверюга загрызла городского дачника.
— Черт, это хреново, Никусь, — пробормотал Миша. — Придется валить отсюда, пока они тебя с вилами и ружьями выслеживать не начали! Живо помчались!
Миша побежал к дому со всех ног. Я, тревожно оглядываясь, увязалась за ним по пятам.
— Быстро обращайся! — приказал он, едва мы вошли, и кинув мне одежду. — Нужно сваливать.
Миша стал метаться по дому, швыряя в сумки все как придется. Пока я оделась в уголке, он уже собрал свои скромные пожитки и сунул мне в руки гитару. Подхватив сумки, Миша толкнул меня к выходу плечом.
Побросав все в багажник, Миша запер дверь и, буквально запихивая меня на переднее сидение, выгнал машину со двора. И тут же мы увидели всех немногочисленных жителей деревни, столпившихся на улице. Когда они заметили машину Мишы, у них вытянулись лица. Проезжая мимо, он бодро помахал им с дебильно-счастливой улыбкой на лице.
— Как же по-дурацки все вышло, Никусь, — процедил он сквозь зубы, продолжая изображать радость.
Мы доехали до трассы, и Миша остановил машину.
— Доминика, давай сейчас без лишних эмоций все обсудим. Может, тебе стоит вернуться под защиту к Римману. Наверняка эти заполошные селяне позвонили в полицию. Если ты говоришь, что там работают эти самые Волки, то есть большая вероятность, что они смогут сложить в уме картинку и догадаться, что мы с тобой передвигаемся в каком-либо направлении. Значит, машина засвечена. При наличии повсюду камер на трассах только дело времени — когда нас выследят.
— Я не вернусь обратно, — решительно сжала я кулаки. — Если не хочешь со мной больше подкидываться, то я просто уйду, и езжай, куда считаешь нужным. Я вообще тебя, между прочим, ни о чём не просила!
Я взялась за ручку, но Миша тут же заблокировал все двери.
— Может, прекратишь уже вести себя, как сучка? — зашипел он на меня. — Не знаю уж, почему так вышло, но не готов просто оставить тебя одну на этой долбаной дороге. И можешь, конечно, подозревать меня черте в чём и поставить мне в вину, что я хочу вести себя, как нормальный мужик. Если уж я взялся помогать тебе, то не собираюсь просто сбежать, как только возник намек на то, что задницу подожгут. Но все это просто лирика, Никусь. Сколько мы сможем скрываться, по-твоему? Нас поймают и неизвестно что с тобой сделают! Просто взвесь все за и против. Может, Римман не самый худших вариант?