День выдался ясным - чересчур солнечным. Силия проснулась и едва не вскочила. Занавески раздвинуты, у постели мама с чашкой чая.
- Ты, думаю, устала в больнице-то, отдохни вот. И вчера всю посуду перемыла, поздно легла, наверное. – Голос почти не дрожал, и чашка с блюдцем в ее руке не тряслась.
Силия села на постели и протерла глаза.
- Я при тебе мыла посуду, - сказала она.
- Ах да, конечно. – Мама растерялась, она явно этого не помнила. – Само собой, но все равно, спасибо… что ты такая помощница.
Перегаром не пахло, но Силия догадалась, что мама уже, наверное, выпила рюмку водки. Потому так хорошо держится. К тому же привела себя в порядок: аккуратно уложила волосы, надела платье с белым воротником. На глаза все равно глядеть было страшно, но в остальном миссис Райан смотрелась вовсе неплохо.
Ну, теперь пора. Силия поставила ноги на пол и отпила большой глоток чаю.
- Спасибо, мам. Знаешь, я кое-что хотела тебе сказать. Все дожидалась подходящего момента…
- Я там внизу поставила чайничек; сейчас выключу и поднимусь.
Она ушла. Чайник был чистой выдумкой. Силия встала и быстро оделась. Она решила, что джинсы одевать не стоит, и облачилась в юбку и блузку, затянувшись широким белым ремнем. Так она казалась строже, больше походила на медсестру. В кухне мамы не было. Куда она исчезла? На пороге у бокового входа послышалась возня: вооружившись ведром и щеткой, миссис Райан на четвереньках энергично терла ступеньки.
- Я вот вчера заметила: безобразие, надо же отмывать, а то мы в грязи утонем. – Она сопела, взмокнув от усилий. Силия промолчала, вернулась в кухню и налила себе еще чаю. Наконец, мама все-таки вернулась.
- Вот, теперь порядок, - сказала она.
- Хорошо, - ответила Силия.
- Я видела Нэнси Моррис – у этой девчонки с головой беда. Если ей что надо от тебя, говорит: «Здравствуйте, миссис Райан», - а если нет, то ты все равно что пустое место. Я притворилась, что не слышу. Когда она приезжает домой, ее мать просто с ума сходит.
- Охотно верю, - заметила Силия.
- Что ты, - перепугалась миссис Райан, - это не о тебе, я тебе рада. Так рада, что ты приезжаешь, выручаешь меня.
- Спасибо, что сейчас хотя бы так говоришь, – сказала Силия. - Но вчера вечером ты другую песенку пела.
- Что ты, в пятницу вечером не надо меня слушать – такая толпа наседает со всех сторон. Я может, немного была не в духе, но я ведь поблагодарила тебя за то, что ты перемыла посуду? И даже принесла чашку чая в постель! – Она умоляла как малый ребенок.
Силия осторожно отобрала у нее ведро и щетку, закрыла за спиной дверь, и, ласково говоря с ней, подвела к столу, опасаясь, что мама снова куда-то бросится.
- Разумеется, ты принесла мне чаю в постель, и я знаю, что где-то в глубине души ты благодарна мне за то, что я приезжаю, но мама, это не главное, совсем не главное. Ты не помнишь, что было вчера вечером, часов после девяти – вот о чем речь.
- То есть как?
- Когда я приехала, ты уже была невменяема. Кричала на какого-то мужчину, который якобы дал тебе пятерку вместо десятки. Заявила юной Бидди Брейди, что тебе тут не нужна целая толпа ее подружек – к счастью, Барт все уладил. Ты пролила на стойку целую бутылку лайма, и весь вечер она была липкая, потому что ты никому ее вытирать не позволяла. Несколько любителей гольфа попросили картофельных чипсов, а ты не нашла коробку и сообщила им, что тебе лень искать, потому что у чипсов этих запах детской неожиданности. Да, мама, это твои собственные слова.
Мама невозмутимо смотрела на Селию через стол. И похоже, не думала никуда бросаться.
- Не знаю, зачем ты так говоришь, - произнесла она.
- Потому что это правда, мама, - взмолилась Силия. – Поверь мне, это все правда, а бывало еще не такое.
- Зачем ты выдумываешь?
- Я не выдумываю. Все так и было. И сегодня так будет – мама, это болезнь. Ты, как я вижу, уже пила. Я говорю все это ради твоего же блага.
- Это полный бред. – Она попыталась встать, но Силия схватила ее за запястье.
- Я никому не сообщала: не хотела зря беспокоить, думала, что это пройдет. Может, это только на выходных бывает, когда тебе тяжело управляться. Мама, пойми, пора делать что-то.
- Что значит: не сообщала? Кому?
- Мари, Харри, Дэну.
- Теперь ты будешь всем плести эти сказки?
- Не буду, если возьмешься за ум. Мама, ты слишком много пьешь, это уже болезнь. Тебе теперь надо…
- Ничего не надо, спасибо. Наверное, иногда я перебираю – ладно, обещаю быть осторожней. Это тебя устроит? Допрос окончен? Может, наконец, займемся делами?
- Мама, прошу тебя. Кто хочешь тебе подтвердит. Позвать Барта? Он все расскажет, как было. И миссис Кейси, и Билли Бернс, и все считают, что ты не справляешься…
- Силия, ты всегда была ханжой, даже когда отец был жив. Ты не понимаешь, что в пабе с клиентами надо общаться, надо выпивать с ними – они это любят. Из тебя не выйдет хозяйка паба, ты из другого теста, не то, что мы – не то, что я. А ты слишком правильная, вечно придираешься к людям – и вот в этом твоя большая ошибка.
Какой смысл вешать на дверь табличку «закрыто», разговора не будет. Она готова только признать, и то с трудом, что пару раз капельку перебрала. Она ничему не верит и ничего не помнит.
Ко времени ланча паб стал заполняться. Силия видела, как доктор Берк, отмечавший помолвку сына, угостил маму рюмочкой виски. Лучше бы он, подумала Силия, сказал маме, склонившись над стойкой: «Миссис Райан, у вас глаза красные и морщины возле век; бросайте пить, иначе вы себя погубите». И отец О’Райли мог бы нанести им душепасторский визит и направить маму на курс лечения, и потом, ее спасения ради, велел бы дать обет не прикасаться к алкоголю. Может, врачам и священникам в наше время не мешало бы действовать решительней.
Телефонная будка находилась в укромном закутке паба - неудивительно, что пол-Ратдуна предпочитают звонить оттуда, а не с почты, где много любопытных ушей.
Эмер только приготовила ланч. Вчера они вместе ходили в кино, и сегодня, может, снова пойдут. О видео можно забыть: даже дети поняли, что ста фунтов на все не хватит.
- Что с ней делать? – спросила Силия.
- Она ничего не помнит?
- Ничего. Я все ей в подробностях описала – что она сказала, что пролила, что разбила, кого оскорбила. Не верит ни слову.
- А поддержать тебя некому?
- Считай что нет. Барт слишком воспитанный, остальные тоже постесняются.
- Значит, надо ждать.
- Ждать больше нельзя – я не могу, и мама тоже. Вот ужас. Должен же быть какой-то выход. Как заставить человека прозреть? Как это можно ускорить?
- Мне как-то рассказывали про одного мужчину, который решил лечиться от алкоголизма после того, как увидел на видео, что вытворял на свадьбе своей дочери. Он даже не думал, что все так плохо, пока…
- Понятно. Эмер, спасибо.
- Что? Ты что, собралась ее снять на видео? Одумайся.
- В понедельник все тебе расскажу.
Миссис Фицджеральд пригласила ее в дом. Да, Том здесь. Они пьют кофе – не налить ли ей чашечку? Силии показалось, что у них разговор, которому лучше не мешать. Она сказала, что зашла на минутку. Да, у него есть магнитофон и чистая кассета… или кассета, которую можно затереть. Какую-то радиопередачу надо записать? Ничего, это неважно. Смотри, нажимать надо вот сюда. Разумеется, он проживет без него до завтрашнего вечера. Том был озадачен, но расспрашивать не стал. Она вернулась в паб.
Под прилавком был такой бардак, что маленький магнитофон никто не заметил.
Силия время от времени включала запись - полчаса с одной стороны кассеты, полчаса с другой.
А когда миссис Райан, надрывая голос и не попадая в ноты, солировала в песне, которую едва знала, она даже вынесла магнитофон поближе. Записала и ругань, и оскорбления в адрес Барта Кеннеди.
В какой-то момент в паб заглянул Том Фицджеральд; он увидел свой магнитофон и спросил:
- А это честно?
- У тебя о честности свои понятия, у меня свои, - резко ответила она, и устало добавила. – Она ничего не помнит, правда, – вообще ничего.
- Это ей не понравится, - заметил он.
- Точно.
- А когда ты…?
- Наверное, завтра утром.
- Тогда после полудня зайду, обломки заберу. – Он улыбнулся. Улыбка у него очень, очень хорошая.
Первые несколько минут мама сидела с каменным лицом. Ерзала от негодования, слушая собственную ругань. Затем решила, что это подделка, но когда услышала свои нетрезвые причитания о том, какой замечательный человек был ее покойный муж, у нее из глаз брызнули слезы стыда.
Сложив руки на коленях, она смирно сидела, словно работник, которого вот-вот уволят.
Из магнитофона раздавался голос миссис Райан: она велела подружкам Бидди Брейди заткнуться и слушать, как она поет. Мама слушала пьяные, нестройные завывания, а из-под сомкнутых век текли слезы. Силия попыталась выключить.
- Оставь, - сказала мама.
Они долго молчали.
- Да, - проговорила миссис Райан. – Понимаю.
- Если хочешь, скажем, что у тебя воспаление легких, или что ты уехала к Дэну в Коули. Тогда никто ни о чем не узнает.
- Какой смысл что-то скрывать. Это значит, снова придется врать, верно? Лучше сразу правду сказать, – нахмурясь, произнесла она.
Мама, если ты действительно так думаешь, то полдела уже сделано, - ответила Силия и, склонившись над магнитофоном, взяла маму за руку.
Том
Он хорошо помнил тот день, когда перекрасил мини-автобус в темно-фиолетовый цвет. Было здорово наблюдать, как под струей краски из распылителя грязно-бежевый оттенок сменяется лиловым. Мама пришла в ужас: как это вульгарно и броско; ведь для мамы худшее из преступлений – привлекать к себе внимание. Все хорошее не замечают и недооценивают, все плохое пускает пыль в глаза, шумит и ездит на машинах диких цветов. Отец Тома просто пожал плечами. «Чего еще от него ждать?» – спросил он жену тоном, который ясно означал, что он не ждет от нее ответа. К Тому отец уже не обращался – он просто высказывался о нем в его присутствии.