— Ну только не сейчас! Опять сад, мам!
— Это же гибискус, да, тетушка? — спросил Джаджа, глядя на растение возле проволочной загородки. — Я и не знал, что они бывают такого цвета.
Тетушка Ифеома рассмеялась и коснулась цветка, окрашенного в глубокий лиловый, почти фиолетовый цвет.
— Все так говорят, когда видят его впервые. Моя хорошая подруга Филиппа — учитель ботаники. Она провела много экспериментов, пока жила здесь. Смотри, вон там — белая иксора, только она цветет не так пышно, как красная.
Джаджа присоединился к тетушке Ифеоме, а мы стояли и смотрели на них.
— О maka, как красиво, — сказал Джаджа. Он коснулся пальцем лепестка. Смех тетушки Ифеомы приобрел пару новых нот.
— Да. Мне пришлось обнести садик проволокой, потому что соседская ребятня обрывала незнакомые им цветы. Сейчас я пускаю сюда только девочек, украшающих алтарь в нашей церкви или в протестантской.
— Мам, о zugo[79], поехали, — заныла Амака. Но тетушка Ифеома задержалась еще немного и показала Джаджа все свои цветы. И лишь после этого мы забрались в ее микроавтобус. Тетя свернула на улицу с уклоном и выключила двигатель. Машина, дребезжа, сама поехала вниз.
— Так мы сэкономим топливо, — пояснила тетушка, быстро глянув на нас.
Мы ехали мимо домов, окруженных живой изгородью из подсолнухов; крупные, с ладонь, желтые цветы оживляли зеленую массу листвы, как крупный желтый горох — однотонное платье. В изгороди было много просветов. Я смогла рассмотреть дворы с металлическими баками для воды, стоящими на некрашеных цементных блоках, качели из старых покрышек, висящие на деревьях, одежду, сохнущую на шнурах, натянутых между деревьями. В конце улицы тетушка Ифиома снова включила зажигание, потому что дорога стала ровной.
— Вот здесь находится начальная школа при университете, — сказала она. — Туда ходит Чима. Раньше здесь было намного лучше, а сейчас посмотрите на эти окна без решеток и на то, насколько грязными стали эти дома.
Просторный школьный двор, окруженный изгородью из казуарины, почти полностью занимали длинные корпуса, казалось, выросшие там в одно мгновение по чьей-то воле. Тетушка Ифеома указала на здание, расположенное ближе всего к школе. Там находился Институт изучения Африки — это был ее офис, и там она проводила большую часть своих лекций. Судя по окнам, покрытым слоями пыли, и цвету краски, здание простояло тут не год и не два.
Тетушка Ифеома проехала по замкнутой кольцом дорожке, украшенной бордюром из выкрашенного в шахматном порядке черным и белым кирпича и посадками розовых барвинков. По одну сторону от дороги открывалось широкое зеленое поле, большое, как громадная простыня, с вкраплениями манговых деревьев, которые силились сохранить сочный цвет своих листьев, но проигрывали сухому ветру.
— Это поле — все, что осталось от старинных базаров, — пояснила тетушка Ифеома. — Вон там — общежития для женщин. Вот этот — имени Мэри Слессор[80]. Там — Окпара Холл, а это — Белло Холл, самое известное общежитие. Амака поклялась, что поселится там, когда поступит в университет, и организует собственное активистское движение. — Амака рассмеялась, но не стала спорить с тетушкой Ифеомой. — Может быть, вы там окажетесь вместе, Камбили.
Я скованно кивнула, хоть тетушка и не могла меня увидеть. Я никогда не думала об университете и вообще о том, куда я могу пойти учиться. Когда придет время, папа все решит.
Свернув за угол, тетушка Ифеома посигналила и помахала рукой двум лысеющим мужчинам в рубашках «вареной» расцветки. Она снова выключила мотор, и машина опять покатилась вниз по дороге. По обеим сторонам улицы росли гмелины и нимы, и воздух был наполнен ярким, терпким ароматом их листьев. Амака сделала глубокий вдох и сказала, что нимы лечат от малярии. Потом мы въехали в жилой район с бунгало, стоящими посреди широких участков земли, покрытых розовыми кустами, с поблекшими газонами и фруктовыми деревьями. Улица постепенно утрачивала гладкость асфальтированной дороги и аккуратность придорожных бордюров, дома становились малоэтажными и узкими, и их входные двери располагались так близко, что, стоя возле одной, можно было без особого труда достать до другой. И никакого намека на ухоженность или уединенность: невысокие здания, стоящие бок о бок, окруженные чахлыми кустарниками и деревьями кешью. Как пояснила тетушка Ифеома, это дома для обслуживающего персонала университета, от водителей до секретарей.
— Если им еще повезет получить тут жилье, — добавила Амака.
Как только мы выехали из застроенного квартала, тетушка указала направо:
— Вон там холм Одим. Оттуда открывается потрясающий вид. Порой стоишь там и понимаешь, как все-таки прекрасно Господь устроил холмы и долины, ezi oktvu[81].
Когда она развернула машину, чтобы отправиться в обратный путь, я позволила себе размечтаться, представив Всевышнего на холмах Нсукки: с широкими белыми руками, на которых видны белые полумесяцы у основания ногтей, как у отца Бенедикта.
Мы объехали низкорослые заросли, растущие вокруг инженерного факультета, направились к дому тетушки мимо женских общежитий, окруженных мангровыми деревьями, а потом повернули в противоположную сторону. Тетушка Ифеома хотела показать нам другую часть Маргариты Картрайт авеню, с теми самыми дуплексами и вымощенными гравием дорожками. Там жили приглашенные преподаватели.
— Я слышала, что, когда эти дома только начинали строить, некоторые профессора, а тогда все профессора были белыми, захотели, чтобы им поставили камины с дымоходами, — тетушка Ифеома рассмеялась тем же самым довольным смехом, с которым мама рассказывала о людях, обращавшихся за медицинской помощью к колдунам. Тетя кивнула на дом ректора, обнесенный высокими стенами, и рассказала, что раньше, до того, как протестующие студенты перепрыгнули через ограждение и сожгли припаркованную у дома машину, здесь росла ухоженная изгородь из вишни и иксоры.
— А почему они протестовали? — спросил Джаджа. Обиора оглянулся на него.
— У них месяц не было света и воды, — пояснила тетушка Ифеома. — Студенты не могли заниматься и просили перенести экзамены, но руководство им отказало.
— Эти заборы чудовищны, — сказала Амака по-английски, и я задумалась о том, что бы она сказала, увидев наш забор в Энугу. На самом деле окружавшие дом ректора стены были не такими уж высокими: я могла видеть дуплекс, укрытый за густой желто-зеленой листвой. — К тому же стены не решают самой проблемы, — продолжила она. — Если бы я стала ректором, студенты бы не протестовали. Потому что у них была бы и вода, и свет.
— Интересно, если какая-то шишка в Абуджа украла деньги, то откуда ректор возьмет деньги для Нсукки? Срыгнет? — хмыкнул Обиора.
— Я бы не отказалась, чтобы кто-нибудь срыгнул мне немного денег, — сказала тетушка Ифеома, смеясь тем самым смехом гордого тренера. — Мы сейчас заедем в город и посмотрим, есть ли на рынке дакриодес по нормальной цене. Отец Амади любит дакриодес, и дома у нас есть к нему кукуруза.
— Нам хватит бензина, мам? — уточнил Обиора.
— Amarom[82], но мы можем попробовать, — и тетушка Ифеома покатила машину вниз по улице, которая вела к воротам университета.
Джаджа обернулся, чтобы еще раз посмотреть на скульптуру горделивого льва, когда мы проезжали мимо нее, и его губы бесшумно задвигались.
— «Восстановить достоинство человека», — Обиора тоже читал надпись на постаменте. Он коротко рассмеялся. — Но когда человек успел потерять свое достоинство?
Выехав за ворота, тетушка Ифеома снова повернула ключ в замке зажигания. Когда машина вздрогнула, но не завелась, она пробормотала: «Благословенная Матерь Божия, пожалуйста, не сейчас» и повернула ключ снова. Машина только жалобно застонала. Сзади нам уже гудели, я обернулась и увидела женщину в желтом «Пежо 504». Она вышла из автомобиля и направилась к нам. На ней были брюки-кюлоты, трепетавшие вокруг пухлых, похожих на сладкий батат лодыжек. Женщина наклонилась к окну микроавтобуса тетушки Ифеомы. Буйные кудри на ее голове развевал ветер.
— Вчера моя машина застряла возле Восточной лавки. Сын сегодня утром откачал литр бензина из машины мужа, чтобы я могла съездить на рынок. О di egwu[83]. Надеюсь, бензин скоро привезут.
— Поживем — увидим, сестра. Как семья?
— Все здоровы. И ты будь здорова.
— Давай подтолкнем, — предложил Обиора и уже открыл дверь.
— Подожди, — тетушка Ифеома снова повернула ключ в замке, и ее микроавтобус завелся. Тетушка с визгом рванула с места, словно не хотела дать машине ни шанса заглохнуть.
Мы остановились у самого края дороги возле торговки дакриодесом, которая разложила фрукты пирамидами на эмалированном подносе. Тетушка Ифеома дала Амаке несколько скомканных банкнот из сумочки. Амака поторговалась, потом улыбнулась и показала на ту пирамидку, которая ей больше всего понравилась. Интересно, каково это — сбивать цену и покупать у торговцев с рук?
Когда мы вернулись в квартиру, я присоединилась к тетушке Ифеоме и Амаке на кухне, а Джаджа и Обиора умчались играть в футбол с соседскими детьми. Тетушка Ифеома достала один из огромных бататов, которые мы привезли с собой из дома. Амака разложила на полу газеты, чтобы нарезать дакриодес: так было удобнее, чем на столе. Когда Амака сложила ломтики батата в пластмассовую миску, я предложила их почистить. В ответ она молча протянула мне нож.
— Камбили, тебе понравится отец Амади, — заявила тетушка Ифеома. — Он недавно у нас служит, но его уже очень любят в университете и зовут обедать в каждый дом.
— А я думаю, что с нашей семьей у него самые лучшие отношения, — заявила Амака.
— Амака всегда его защищает, — засмеялась тетушка.