Как странно… только в моменты вроде этого, когда сердце в груди колотит крыльями огромной бабочки, а волнительная дрожь разливается по телу, ты понимаешь, что всё это время внутри жила крохотная надежда, которой ты собственными усилиями кляпом заткнула рот и велела сидеть тихо, задыхаться, смириться, умереть.
Надежда, которая только что сделала робкий судорожный вдох.
Останавливаюсь. Кружусь на месте. Потные тела заблудших, как натёртые маслом, отсвечивают десятками неоновых вывесок. От ударяющих в нос запахов кружится голова: от сладких, терпких, запаха алкоголя, грязных тел и разъедающего глаза запаха пота.
Кто-то толкает в спину. Кто-то скалится в лицо. Кто-то тычет в меня пальцем. Кто-то смеётся. Лица… одинаковые, тусклые. Проплывают перед глазами чёрно-белыми титрами, на которые уже не интересно смотреть. Сеанс окончен. Разойдитесь все. Не трогайте меня. Оставьте в покое.
– ШОУ!
«Не было никакого Шоу… – болезненным пониманием прокатывается мысль в голове. – И быть не могло… Шоу не могло быть в этом секторе. Это лишено смысла».
Теперь я это понимаю.
Теперь я с обреченным видом стою посреди оживлённой улицы в секторе торговцев душами и чувствую, как в разгорячённую кожу на тыльной стороне ладони тычет своим холодным носом Лори.
– Уже иду, – смирившись, тихо отвечаю, затыкаю надежду кляпом и отправляю в самый тёмный уголок своей души.
Разворачиваюсь, но вновь замираю. Пытаюсь понять, что происходит и почему на улицах вдруг стало так тихо. Музыка смолкла, как и голоса заблудших. Их движение замедляется, а вскоре и вовсе останавливается. И все как один будто заворожённые смотрят в одну сторону. В сторону охваченного огнём леса на горизонте, чьё пламя длинными змеиными языками расползается по чёрному небу и тушит яркие звёздные огоньки, один за другим… один за другим.
Лори хватает меня за край крутки и, пятясь, тянет за собой.
Заблудшие оживают примерно в ту же секунду: всеобщий гул толпы стремительно растекается по тесным улочкам и топит в себе последние крупицы самообладания.
Паника накрывает сектор.
Заблудшие кричат, требуют позвать кого-то, некоторые принимаются завывать как белуги, будто только что осознав, что давно уже нежильцы. Другие уносятся прочь – видимо торопятся собрать драгоценные вещички, пока прожорливое пламя не накрыло город, а я по-прежнему стою на месте и не могу отвести глаз от пылающего вдали леса, которого ещё недавно совершенно точно в этом секторе не было.
– Что это, мать вашу, такое?!
– Откуда огонь?!
– Потушит его кто-нибудь, или как?! – наперебой орут заблудшие. – Где все проводники, когда они нужны, чёрт бы их побрал?!
– Окно пропало, – раздаётся из толпы чей-то на удивление спокойный голос, и вперёд выходит средних лет мужчина в длинном сером плаще и чёрной шляпе с полями.
– Что?!
– Что ты несёшь, проводник?! Что значит: окно пропало? Умом тронулся?!
– ОКНО ПРОПАЛО! Огонь проник к нам из соседнего сектора! Точнее… из сектора, который БЫЛ нам соседним! – орёт во всю глотку проводник в плаще и видимо просто со злости бьёт одному из заблудших в грудь, так что тот таранит спиной стену ближайшей постройки. – И я не тот, кто скажет вам почему!
Глаза проводника рыскают по округе, словно ища подходящую причину, чтобы озвучить перед толпой и наконец, натыкаются на ту, кто вполне может за эту причину сойти.
Его глаза злобно сужаются, а ноги уже несут ко мне высокое широкоплечее тело.
– Кто привёл в наш сектор прокажённую?! – орёт он, разведя руки в стороны, но заблудшие в ответ лишь трясут головами. – КТО, я спрашиваю?!!
Оборачиваюсь, пытаясь отыскать глазами Лори, но волчицы уже и след простыл. Ну и правильно. С чего ей вообще подставляться ради какой-то там приговорённой к смерти анафемы, которую, скорее всего вот-вот отправят на перерождение.
– Это Рэйвен! – отвечает ему тот самый повар в белом переднике, чья фигура напоминает мешок картошки на фоне поглощённого огнём неба. – Рэйвен привёл её! Надо было отравить её, когда была возможность!
– Рэйвен? – щурит глаза проводник в плаще и зыркает на меня. – Белая ворона забыл наши правила, или что?!!
– Это она!
– Она это сделала! – Как один подхватывают заблудшие, которым, понятное дело, надо на кого-то спихнуть и исчезновение окна, и будущее разрушение их сектора.
Пячусь, чувствуя предательскую дрожь в коленях, пока на что-то не натыкаюсь и до искр перед глазами не ударяюсь копчиком о выложенную плиткой дорожку.
– Прокажённая это сделала! – орёт тот, кто поставил мне подножку.
– Убейте её!
– Ну? Чего ждёшь, проводник?!
– Прикончи эту тварь, пока она весь сектор не угробила!
Проводник в плаще медленно ступает ближе, опускается на корточки и с передёрнутой в отвращении физиономией смотрит мне в глаза.
– Как ты уничтожила окно, прокажённая?! – ревёт он и следом отвешивает мне пощёчину, так что голова с хрустом разворачивается вбок. – ОТВЕЧАЙ!
– Прикончи её!!!
– Чего ждёшь?!!
– КАК ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?!
Поворачиваю голову и смотрю на него тяжёлым взглядом:
– Я не делала этого. Но если бы могла… сделала бы то же самое!
Вторая пощёчина прилетает так стремительно, что на несколько секунд оглушает, и я падаю спиной на землю, наблюдая, как завитки алого пламени уже кружатся над городом и протягивают щупальца к первым домам.
– Дай мне это! Просто размозжу ей череп! – голос проводника врывается в затуманенное сознание, и я приподнимаю голову, как раз в тот момент, когда стальная бита, играя бликами света, уже несётся мне в лицо.
Успеваю зажмуриться. Ожидаю удара и сокрушительную вспышку боли, но вместо этого слышу глухой звук, будто что-то хрустнуло, за ним ещё один, и что-то тяжёлое падает рядом, задевая ноги.
Открываю глаза и не сдерживаю писка. Проводник в плаще в неестественной позе лежит на земле, шляпа с полями откатилась в сторону, а под седеющей, промятой, как ржавый бак головой, расползается чёрное пятно крови, как следствие размозжённого ко всем чертям черепа.
Рэйвен стоит рядом со мной, и ловко крутит в руках перепачканную в крови биту.
– Следующий? – интересуется ненавязчиво.
А уже через мгновение мои руки охватывает жгучее пламя, не имеющее никакого отношения к тому, что пожирает небо.
Кожа покрывается волдырями, и сантиметр за сантиметром уродует её чёрной коркой.
До крови кусаю губу, зажмуриваюсь до вспышек перед закрытыми веками и пытаюсь сдержать вырывающийся наружу крик дикой боли.
Змеиное проклятие вновь пришло за мной.
Глава 15
Его тёмная неподвижная фигура высилась на фоне утопающего в огне ночного неба. У его ног валялась окровавленная бита и тело недавно убитого им заблудшего, собирающегося разбить его анафеме голову. Его анафеме. А значит – исход для этого проводника был очевиден. Ни одна душа не имеет права угрожать тому, что принадлежит палачу Лимба.
Её хрупкое тело в позе эмбриона лежало на земле и содрогалось от боли, приносимой змеиным проклятием. Её кожа покрывалась волдырями и лопалась, выпуская на свободу лучики неясного света. С каждым разом проказа становится сильнее, с каждым разом распространение прогрессирует, с каждым разом с ним всё сложнее справиться. В этот раз – не выходит. Как бы Катари не пыталась. Тщетно. Проклятие слишком сильно.
Перепуганные заблудшие во всеобщем хаосе сбивали друг друга с ног, мчались по своим домам за нажитыми вещами и без устали звали проводников, которые первыми сделали ноги из этого сектора. Потому что сектор торговцев душами не располагает теми, кто умеет сострадать и предлагать свою помощь в ситуациях подобных этой. Нет здесь больше проводников, а значит, и спасения нет. Сектор обречён на гибель.
Она до крови вгрызалась зубами в губу, чувствуя на языке её солоноватый привкус. Она изо всех пыталась не закричать, потому что знала – он смотрит. Наблюдает, упивается слабостью жалкой анафемы, которая не в силах справиться с припадком собственными силами, не в силах притупить боль, задвинуть её на задний план и сконцентрироваться на главном – на спасении тела от разрушения. Раньше у неё это получалось. Раньше… когда проказа едва ли касалась предплечий. Сейчас же она пожирает всё тело, покрывает коркой шею и грудь, живот, поясницу, ноги… Проказа везде – её чума, её проклятие, её наказание. И теперь желание палача Лимба избавиться от прокажённой, который собственными глазами видит, какое мерзкое зрелище она из себя представляет, станет в разы сильнее. В десятки раз!
Он безмолвно смотрел на её сгорающее изнутри тело, на неровные дыры тлеющей одежды, которая с каждой секундой всё больше превращалась в обугленные лоскуты… Он смотрел на её кожу покрывающуюся чёрной шершавой коркой, трескающейся под напором жара её тела… Он видел в ней жалкое никчёмное существо! Настолько слабое, что даже в аду ей приходится мучиться больше, чем другим.
Она застонала от боли, обняла себя тлеющими руками и, перевернувшись на другой бок, притянула колени к груди.
Он видел, как из уголка её рта стекала тоненькая струйка крови – так сильно анафема кусала губы. Так сильно пыталась выглядеть стойкой. Так сильно было её желание доказать, что какой бы агонией не была её боль, она способна вынести её достойно. О каких же глупостях она думала…
А он думал о том, почему всё ещё ничего не делает. Почему всё ещё стоит на месте и просто смотрит, когда должен «потушить» её тело и уже завтра благодаря этому найти тот Осколок, который отправил его на перерождение.
«Давай же, – вместо этого он давал ей шанс, – докажи что ты нечто большее, чем просто кусок прокажённой души. Покажи силу своей мысли. Сделай это! Справься с проклятием!»
Она чувствовала его взгляд на себе, чувствовала, как палач Лимба прожигает ещё одну дыру в её голове одним своим дьявольским взглядом. Он не спешит… сукин сын. Наслаждается зрелищем, упивается слабостью жалкого существа, не заслуживающего права на жизнь. О, да, Рэйвен кайфует наблюдая за пытками её тела, выжидает, когда проклятие дойдёт до последней стадии и лишь потом соизволит его «потушить».