«Не можешь… – странное разочарование испытывал палач, наблюдая за мучениями анафемы. – Так я и думал: такая же, как и все».
В его груди что-то громко заухало, когда прокажённая открыла глаза и встретилась взглядом полным омерзения с глазами Рэйвена. Наверное, это было сердце. У палача Лимба есть сердце?..
О, нет, эта анафема не молила о помощи, не ждала избавления и уж точно не рассчитывала на сочувствие Рэйвена. Всё, чего она хотела – видеть его глаза, когда её тело окончательно превратится в пепел. Видеть его жестокую улыбку, когда он в последнюю секунду решит предотвратить её перерождение. Потому что ему это необходимо. Потому что он – палач Лимба, а она – его жертва.
«Не можешь… – мысленно повторил Рэйвен, приказывая этому жалкому куску мяса в груди прекратить колотить по ребрам, а сухому комку в горле убираться в пекло. – Она не может. Не может справиться с проклятием. Жалкая… жалкая анафема».
«Да будет дождь», – подумал Рэйвен, без единого желания спасая сектор торговцев душами от объятий пламени, но с удивительным, не свойственным ему облегчением избавляя прокажённую душу от мучений.
«Как и ожидалось. Палач насладился представлением», – подумала Катари, раскинув руки в сторону и подставив лицо под тяжёлые струи дождя, позволяя небесной воде смыть с неё всю грязь проклятия.
«Слабая, глупая анафема»… – с раздражением думал Рэйвен.
«Гнусный, жестокий садист, – с презрением думала Катари. – ”Потушил” меня ради себя же, придурок».
«”Потушил” её ради неё же… придурок».
***
Косой ливень мощным напором сбивает с ног. Путаюсь в тяжёлых ногах, поскальзываюсь, падаю на колени, погружаю ладони в поток дождевой воды. Кривые дорожки небесной молнии на мгновение ослепляют, зажмуриваюсь, прячась от вспышки. Открываю глаза и вижу перед собой лицо Рэйвена озарённое тусклым мерцанием угасающего пламени, которому не дали вдоволь насытиться сектором торговцев душами –сила мысли палача Лимба запретила ему это делать, смыв гарь и копоть потоком дождевой воды.
Смыв гарь и копоть с моего тлеющего тела.
Смыв остатки гордости с моей чёрной души.
– Вставай, – смотрит требовательно. И впервые за маской цинизма и бескрайного самодовольства вижу отчаянный мрак в глубине его глаз, отпечатки жестокости прикрыты тяжким бременем и безысходностью роли, которой наградил его Лимб.
– Вставай! – тянет за локоть, заставляет выпрямить спину.
Чёрная бездна над головой озаряется серебристой вспышкой, раскаты грома ударяют в спину и шершавый песок вновь царапает нежную кожу ладоней.
– Вставай, я сказал!!!
Подчиняюсь, выпрямляю колени, обхватываю себя дрожащими руками и, виляя, бреду за укрытой мраком спиной палача. Где-то негромко рычит Лори. Не оглядываюсь, даже не пытаюсь. Дрожу. С ног до головы и так сильно, что вот-вот лопнет терпение, сдадут нервы, силы перегорят жалким фитильком, и я позволю себе упасть лицом в скользкое шершавое болото; пусть утянет меня на самое дно. На дно где не будет Рэйвена, его волчицы, его воли и его приказов.
Падаю. Песок царапает щёку, ногти до боли вгрызаются в землю, глаза сквозь узкие щёлочки смотрят на оставшийся позади город торговцев, ноги отказываются вести меня дальше.
Рывок. И я оказываюсь над землёй. Руки Рэйвена держат крепко, прижимая к широкой груди обмякшее тело прокажённой, в то время, когда мои руки безвольными хлыстами свисают вниз, а голова как маятник: туда-обратно, туда-обратно.
– Окно, – далёкий голос палача находит меня в бреду, и я слабо приоткрываю тяжёлые веки. – Закрой их, – холодные пальцы касаются нежной кожи, и мы переступает черту.
***
Щебетание птиц и шум прибоя ласкают слух. Неправильно, въедаясь в корочку мозга ложной надеждой, которая ласковым шепотом проносится по коже, подталкивая вытянуть руки и хорошенько потянуться, растянув на губах блаженную улыбку. Фальшивую, лживую, как и всё в Лимбе улыбку.
Сжимаю кисти в кулаки, облизываю пересушенные губы и чувствую на языке солоноватый привкус. Затёкшая спина требует немедленно разогнуть её, а тяжесть в ногах и боль в разбитых коленях обрушивает на голову события прошлой ночи.
Ох… мне всё это не причудилось.
Какая же я неудачница.
И моё тело слишком часто испытывает нагрузку; регенерация уже не знает, как с ней справляться.
Тяжело вздыхаю, в очередной раз, мирясь, что всё моё существование – дерьмо, и смотрю на голубое небо: чистое, без единого облака.
Со скрипом позвонков принимаю сидячее положение и на мгновение застываю, глядя на лазурную гладь океана и искрящиеся в ней золотом лучи солнца, на пенистые волны разбивающееся о берег, гладкую гальку, что стала для меня ночлегом на эту ночь, на разбитую лодку у причала, и на развивающиеся на ветру белоснежные волосы палача, что сидит у самой кромки воды и позволяется прибою накатывать на его обнажённые ступни.
Лори толкает меня в бок и даже не скалится – что удивительно. Волчица кажется довольной нашему новому месту отдыха и если бы вываленный из открытой пасти слюнявый язык мог бы сойти за улыбку, так бы это и назвала.
– Твоё имя, – негромкий голос Рэйвена высящийся над шумом океана заставляет вздрогнуть.
– Катари, – отвечаю скрипуче и игнорирую порыв прочистить горло.
– Змея, – Рэйвен приближается неспешными шагами, стряхивает в сторону купающиеся в солнечном свете локоны и опускается на край разбитой лодки.
От взгляда его внутри всё переворачивается. Ненависть к этому заблудшему тонет в миллионах вопросов, которые я хочу задать. Меня разрывает на две части от противоречий: разум и чувства не могут прийти к общему знаменателю.
Разум кричит: «Забей на всё, сделай, что должна, сбеги от него, или хотя бы попытайся, чтобы палач, наконец, выполнил свою работу и сделал тебе одолжение. Пусть убьёт тебя! Пусть отправит на перерождение! Спровоцируй его»!
Сердце стонет: «Узнай больше… Больше! Узнай, кем ты была при жизни, Катари. Узнай, что с тобой случилось! Выясни причину, по которой ты пошла по этой пылающей дорожке ада»!
Не могу на него смотреть.
Отворачиваюсь, позволяя волосам упасть на лицо. Волосам, в которых теперь не осталось ни одного тёмного локона.
– Вода, – понимание в его голосе вызывает мурашки по коже и колотит по внутренностям ледяным молотом. А его низкий смех лишь удваивает это ощущение.
– Давно это понял.
– Что? – поднимаю голову, встречаюсь с чёрными глазами палача, игнорирую спазмы в желудке при виде его белозубой жестокой улыбки.
«Ты ведь не мазохистка, Катари. Ты – точно не она!»
– Лимб – замкнутый круг. Круг ада, – Рэйвен отводит беззаботный взгляд в сторону океана и делает глубокий вдох. – Всё здесь вращается по собственной оси. Всё ходит по кругу. Души находят путь сюда, мирятся, привыкают… Погибают и перерождаются заново. Всё здесь так устроено, кем бы ты ни был. Все вращается. Ни для кого нет выхода из этого места. – Делает паузу и переводит пронзительный взгляд на меня. – Вода… Она приняла тебя, когда ты этого возжелала. Вода стала частью тебя, частью твоей прокажённой души. Разве не управление этой стихией получается у тебя лучше всего?
– К чему ты клонишь?
– Ни к чему, – холодно усмехается. – Это твоё клеймо, анафема. Твой замкнутый круг. Вода убила тебя, а её противоположность стала для тебя самым большим проклятием. Огонь пожирает твою душу, твою плоть, а вода лечит… Круг. Всё и всегда возвращается в точку, с которой всё началось: однажды вода убила тебя, а теперь стала тем, что спасает.
– Вода лишь даёт мне отсрочку, – качаю головой, не замечая, как до боли сжимаю в ладони гальку. – Моё тело, так или иначе, будет разрушено. Я больше не могу справляться с припадками собственными силами.
– Тебе это больше и не нужно.
– Потому что ты убьёшь меня, – усмехаюсь мрачно.
– Потому что я избавлю тебя и твой Осколок от проклятия.
– О, теперь ты чёртов святоша! – смеюсь громче, отправляя в воду гладкий камешек. – Как прошла встреча?
– Прервалась на самом интересном месте, – Рэйвен поднимается с лодки и, выпячивая живот, хорошенько потягивается. Разминает плечи, шею, хрустя позвонками, и вновь смотрит на меня. – Если бы Лори не позвала меня, тупая ты анафема, ходила бы уже с промятым черепом.
– Если бы не Лори, – зло усмехаюсь я, – ходил бы ты уже по Лимбу в поисках сектора, где перерождается моя душа.
Рэйвен ступает ближе и нависает надо мной, закрывая широкими плечами солнце.
– Ты так этого хочешь? – щурится. – Начать всё заново?.. Испытать участь прокажённой заново, узнать что такое, когда ни один из отрядов в этой части Лимба не захочет тебя спасать и тащить прокажённую, о которой уже только глухой не знает, в мирный сектор?
Приседает передо мной и смотрит хмуро:
– Хочешь заново давиться вопросами о том кто ты, что с тобой произошло и в какое чёртово место занесло твою душу?.. Хочешь заново познакомиться с собственным кошмаром, где ты мешком дерьма уходишь на дно озера, позволяя воде хватать тебя за глотку, а проклятию начинать пожирать твою душу?.. Хочешь испытать всё это ещё раз, анафема? А?.. Хочешь ещё раз познакомиться со мной? Действительно хочешь?
Отворачиваюсь, но его пальцы хватают меня за лицо, сжимают щёки и заставляют встретиться с глазами этого Дьявола воплоти.
– Отвечай! Хочешь этого?! Потому что если скажешь «да», я, чёрт побери, не пожалею ещё парочки недель на твои поиски и с наслаждением, прямо сейчас, разорву тебя на такие же лохмотья, в которые превратилась твоя одежда и ни разу не пожалею об этом!
Слабо качаю головой, тяжело сглатываю, но не отвожу взгляда от перекошенной гневом физиономии. Пока морщинки на лице палача не начинают разглаживаться, а взгляд наполняется чем-то в конец ненормальным, чем-то бешеным и абсурдным. Смотрит на свою руку, которая по-прежнему хватает меня за лицо, вдруг яростно фыркает, будто совершил нечто крайне неразумное, и резко отдёргивает ее, вскакивая на ноги и делая разворот вокруг себя.