И я понятия не имею, что это только что было.
– Ты видишь мою душу? – говорю не то, что следовало бы, и лицо Рэйвена хмурится ещё больше, приковывая взгляд к тоненькой морщинке, показавшейся между тяжёлыми бровями. – На что она похожа?
Белая ворона кривит губы:
– На огрызок гнилого яблока с роящимися в нём скользкими опарышами и личинками червей.
– Очень… очень эффектное сравнение, – киваю. – Но ты видишь на ней клеймо самоубийцы?
– К чему ты клонишь, анафема? Думаешь, твой ночной кошмар может быть ложью?
– Просто спрашиваю: видишь ты его, или нет?
– Не так-то просто разглядеть нужного тебе опарыша, среди тысячи точно таких же, – выплёвывает Рэйвен, зовёт Лори и приказывает приглядеть за мной, потому что палачу Лимба нужно прогуляться.
– Где мы? – кричу ему в спину, и Рэйвен круто разворачивается, разводя руками.
– В заброшенном секторе. Деревня Кловелли – последнее место преступления твоего Осколка. Добро пожаловать! Не скучай!
– Что?.. Ты поэтому меня сюда притащил? Так это… это здесь та Анафема поглотила душу ребёнка? Той девочки…
– Ага, – кивает Рэйвен, остро улыбаясь. – Печально, правда?
– И почему этот сектор теперь заброшен?
Фыркает:
– А как ты думаешь, откуда вообще берутся заброшенные сектора?
Молчу. Даю понять, что не владею столь «банальной» информацией.
В несколько больших шагов Рэйвен настигает меня, и на этот раз я встаю на ноги, не желая смотреть на него снизу вверх, как на нечто величественное и прекрасное.
– Когда анафема пожирает душу заблудшего в том секторе, где душа появилась, сектор становится заброшенным, – глаза Рэйвена смотрят в упор, будто обвиняя меня одну в существовании всех заброшенных секторов вместе взятых. – Лимб скорбит по утерянной душе. По душе, которая никогда не переродится. И этот сектор останется не тронутым до тех пор, пока Лимб не смирится с утратой.
Чёрт, это так трогательно, что я даже не знаю, что ответить.
Может похлопать преданного раба Лимба по плечу и искренне посочувствовать?
Но вместо этого взгляд падает на отметку «красного солнца» на кадыке Рэйвена и изо рта вылетают другие слова:
– Покажи мне. – С мольбой смотрю ему в глаза. – Позволь увидеть больше.
Рэйвен задирает голову к небу и с раздражённым вздохом качает головой в стиле: «Боже, за что мне всё это»?
– Ничему тебя смерть не учит. – Разворачивается и, продолжая, давиться гнусными смешками бредёт к рядам белых домиков наверху утёса.
Смотрю ему в спину, сжимая кисти в кулаки, впиваясь ногтями в кожу, и пытаюсь вспомнить, чем он мне там угрожал в случае следующего неповиновения.
Волчица будто мысли мои прочитав, начинает негромко рычать и подкрадывается ближе.
– Лори, – вздыхаю, – ты что, совсем женской солидарностью обделена?.. Я ведь не убить твоего принца ада планирую, всего лишь… – Смотрю на отдаляющуюся спину Рэйвена и срываюсь с места. – Всего лишь хочу вернуть то, что принадлежит мне.
Он слышал мои шаги – не мог не слышать.
Знал, что попытаюсь – не мог не знать. Потому что другого определения его весёлой кровожадной улыбке не существует, в момент, когда он резко хватает меня за руки, перебрасывает через плечо и укладывает лопатками на гальку!
Этот психопат был готов к тому, что я вновь налечу на него со спины, вновь ухвачусь руками за шею, вновь коснусь отметки «красного солнца»… Как и был готов к тому, что в этот раз ничего не произойдёт.
– Ну, привет, – криво улыбаясь на одну сторону рта, нависает надо мной. Вжимает тело в твёрдые камни, держит запястья в захвате и не даёт и дёрнуться, заведя руки за голову. Коленями сжимает бёдра, с силой, наказывая за неподчинение. Вторая рука лёгкими опасными движениями поглаживает мою шею, будто выжидая ту секунду, когда мой страх доберётся до самого пика и его пальцы, как змеи вопьются в кожу.
– Глупая, непослушная анафема, – цокает, нависая всё ниже. Проводит носом от виска до самого подбородка, но не касается кожи, лишь делает шумный вдох, втягивая ноздрями запах прокажённой и также шумно выдыхает.
Его волосы падают мне на лицо и щекочут. Пытаюсь стряхнуть их, дёргаю головой, рычу.
– Ненавижу тебя.
– Я же сказал, анафема: мне не интересны твои воспоминания.
– Тогда не смотри!
– Не могу, – расслабленный голос окончательно выводит из себя, дико бесит! Высокомерная улыбочка и горящие двумя безумными огнями глаза. – Во мне нет ничего, что ты тщетно пытаешься себе придумать, анафема. Я лишён милосердия и сострадания к таким, как ты.
– Ты в принципе лишён всего человечного, палач.
Улыбка Рэйвена обжигает, становясь шире. Ладонь играющая с моей шеей уже движется ниже, тёплыми пальцами по ключице.
– Думала, получится снова?
– И почему же не получилось?
Улыбка остывает на его губах, лицо преисполняется жестокостью, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать в него плевок.
– Эмоции, – сухой голос режет слух. – Вот чего мы ещё не лишены. Пусть все мы – уже просто души, но эмоции – единственная человеческая слабость, которую Лимб оставил нам в наказание.
– Не уверена. Ты – исключение из всех правил.
– Нет, – качает головой Рэйвен, так что его волосы вновь щекочут кожу моего лица. – Но я могу их контролировать. А контроль эмоций – залог неуязвимости. Тебе не найти брешь в моём сознании, когда я абсолютно равнодушен к такой, как ты.
– И что же было в казино? – щедро поливаю слова ядом. – Я нашла брешь?
– Повезло. Тогда я был сильно раздражён твоим поведением.
– А сейчас?
– Сейчас, – ведёт бровями Рэйвен. – Сейчас уже смирился.
– И что же ты со мной сделаешь? – равнодушно усмехаюсь. – Снова призовёшь свою астральную проекцию и будешь смотреть, как она лапает меня во всех местах?
– Нет, – улыбка Рэйвена становится опасной, рука с треском дёргает на себя тряпьё, в которое превратилась моя сотлевшая рубашка, и шершавые пальцы скользят вниз по голому животу. – Я накажу тебя сам.
Мысли фонтаном взрываются в голове, кровь приливает к щекам заставляя пылать их двумя кострищами, предательское тело раньше мозга реагирует на заявление палача: грудь высоко и судорожно вздымается, задевая твёрдые мышцы Рэйвена, а изо рта вырывается жалкий хрип, как доказательство МОЕЙ уязвимости!
Чёрт.
«Да ты спятила, Катари! Он же больной на всю голову садист! С каких пор у тебя между ног пульсирует при виде его самодовольной рожи?!»
Вздувающихся на шее вен, лукавого блеска в глазах и этой скользкой самодовольной улыбки…
Я точно спятила.
– А как же правило? – выдыхаю отрывками, проклинаю себя за этот жалкий голосок. – Или гнилое яблоко с опарышами больше не кажется таким уж и гнилым?
Рука Рэйвена замирает внизу моего живота, большой палец поддевает пояс штанов и плавно поглаживает покрывающуюся мурашками кожу из стороны в сторону. Глаза смотрят неотрывно, губы больше не дразнят улыбкой, а тоненькая морщинка между бровями расслабляется, оставляя после себя слабый отпечаток.
– Думаешь, я тебя трахать собрался? – слова, которые режут без ножа. Унижают в тысячный раз и втаптывают в грязь остатки моей гордости.
Рука рвёт вниз пояс штанов и их жалкие лоскутки отлетают в сторону, оставляя меня в одном нижнем белье. Рэйвен отпускает запястья, обхватывает руками за талию и садит меня перед собой.
– До заката… можешь попробовать материализовать для себя новую одежду, – мягкость в голосе вызывает новую дрожь по телу. – Я разрешаю. А не сможешь… придётся идти в чистый сектор в одних, – бросает мимолётный взгляд вниз, – в этих милых розовых трусишках.
Проводит рукой по волосам, уже так знакомо заправляя локон мне за ухо, задерживает взгляд на глазах и поднимается на ноги.
– Тебе же хуже, – бросаю, не отрывая взгляда от того места, где только что стояли его ноги.
– Считаешь себя особенной? – с шумом прибоя доносится его спокойный голос. – Думаешь, я могу увидеть в тебе нечто большее, чем в любой другой прокажённой душе? Серьёзно?
– Ты мне скажи, палач, – поворачиваю к нему голову, щурясь от солнца. – Почему мой язык всё ещё на месте, а ноги всё ещё держат меня прямо?
Волосы Рэйвена разлетаются на лёгком ветерке, вздымаются к небу и вновь падают на широко распахнутые, застывшие в замешательстве глаза. О, да, это оно! Оно самое – замешательство!
Делает несколько шагов вперёд, и я стойко ожидаю удара, как доказательство своей неправоты, но вместо этого на плечи падает его кожаная куртка, а голос впервые с нашей встречи кажется таким приземлённым, что я практически готова признать в нём человека.
– Ты права. Прикройся. Или я сделаю с тобой то, о чём сильно пожалею.
– Но ты сам раздел меня. Какой-то противоречивый палач выходит.
Кадык Рэйвена дёргается – так тяжело он сглатывает, а лицо вновь напрягается, словно его бьёт о противоположные стены.
– Не пытайся понять своего убийцу, анафема, – говорит безжалостно. – Потому что он всё равно сделает, что должен, даже если допустит ошибку и привяжется к своей жертве. Ещё ни одна прокажённая не добилась от меня пощады.
– Пощады?.. Разве я просила тебя о ней?
Волны разбиваются о каменистый берег, оставляя на коже мелкие брызги, пока мы долгими секундами смотрим друг другу в глаза и просто молчим. Жертва и её палач. Палач и его жертва.
Если бы у меня была хотя бы крохотная возможность забрать его с собой на самое дно ада, когда Рэйвен будет убивать меня в чистом секторе, клянусь, я бы сделала это. Палач Лимба заслужил такой исход не меньше любой из прокажённых душ!
– Твоё имя, – повторяет он, глядя в глаза и ни сантиметром ниже.
– Змея.
– Катари, – новый порыв ветра подхватывает его волосы и бросает на лицо, вместе с длинными тенями. – Есть притча, которую рассказал мне один древний из мирного сектора, которого все по своей глупости считали мудрецом и пророком.
– Считали?
– Да. Пока он сам не нашёл чистый сектор и не лишил свою душу перерождения, считая это волей Лимба.