Лимб. Анафемные души — страница 28 из 75

– Хм… и что же тебе рассказал этот древний?

– Притчу про одинокого ворона, который, не видя нигде добычи, заметил змею. Она грелась на солнце, когда он налетел на неё и схватил; но змея извернулась и ужалила его в самое сердце. И сказал ворон, испуская дух: "Несчастный я! Такую нашел добычу, что сам от нее погибаю".

– И что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю через паузу и отвожу глаза.

– Лишь то, анафема… что у меня нет сердца.

Глава 16

– Ты должен говорить со мной. Не станешь и мне конец. Я не вернусь. А ты так и не узнаешь, где и чьим телом сейчас владеет так необходимая тебе Анафема.

– Уверена, что не вернёшься?

– Нет. Но такой исход вполне вероятен. И накладен для тебя.

– И что же с тобой станет?.. Замкнёт?

– Если тебя это веселит, можем проверить.

Рэйвен замирает на фоне охваченного пожаром заката неба и, сложив руки за спиной, задумчиво смотрит на меня:

– Значит, я должен говорить с тобой?

– Шоу всегда говорил, – подбираю под себя ноги, кошусь на бутылку с водой, раздобытую палачом, давлюсь сухой слюной и уговариваю себя терпеть и дальше, быть глупой, но не принимающей подачек от гнусного раба Лимба.

– Шоу, – глумливая улыбка растягивается на губах Рэйвена. – Шоу-Шоу-Шоу… Преданный друг, да? Добрый, понимающий дурачок с телячьими глазками… М-м-м… Уверена вообще в этом?

– Не смей о нём так говорить.

– Ладно, – простодушно пожимает плечами. – Не будем говорить о Шоу. Но я не твой рыжий пёсик, давай просто проясним это, – приседает передо мной на корточки и склоняет голову набок.

– Придётся им стать, – отвечаю желчно. – Иначе…

– Иначе я усложню себе работу, – обречённо вздыхает Рэйвен, взъерошивая волосы на затылке. – Достало. Какого чёрта ты свалилась на мою голову?

– Это ты меня нашёл.

Смотрит. Долго, пристально. Охваченные цветом заката волны неспешно разливаются на берегу за его спиной. Океан успокоился, будто уступая мне своё место. Уступая мне свои волнения и болезненные удары о камни.

Рэйвен садится по правую руку от меня, упирает ладони в гальку, вытягивает ноги и с расслабленным видом наблюдает, как солнце ускользает за горизонт, как красные лучи затухают в воде, ночь опускается на сектор, а первые струйки холода уже скользят по пояснице.

На мне всё ещё куртка Рэйвена, а под ней ничего кроме простенького нижнего белья, которое он сам для меня и материализовал. Почему только сейчас задумалась над этим и чувствую, как вспыхнули щёки?.. Этот палач материализовал для меня бельё. Точно такое же, какое было на мне перед тем как разделась догола.

Повторила бы я это снова?.. Нет, вряд ли. И было бы гораздо лучше, если бы Рэйвен продолжал оставаться для меня пустым место, нежели та жгучая ненависть которую я теперь к нему испытываю вперемешку со щекотанием в животе, каждый раз когда этот безжалостный монстр излишне пристально на меня смотрит. В такие моменты приходится напоминать себе, кто он такой и на что способен. В такие моменты хочется придушить саму себя.

Не замечаю, как мрачно усмехаюсь с собственного идиотизма, и Рэйвен не оставляет это без внимания.

– Весело тебе?.. Подождиии, главное веселье ещё впереди.

– Что ты испытываешь, когда убиваешь их? – качаю головой, глядя на его идеальный профиль. Вдыхаю запах его куртки и всё ещё убеждаю себя в том, что он мне противен: и Рэйвен, и его запах.

– Что я испытываю? – удивляется. – Ничего. Абсолютно.

– А как же эмоции? Сам сказал: даже у тебя они есть.

Глаза Рэйвена недовольно щурятся; опять я раздражаю его своим трёпом.

– В момент, когда ты будешь стоять со мной лицом к лицу, и я без раздумий сделаю это, возможно ещё успеешь понять, насколько моя работа – всего лишь работа. А я – её исполнитель. Очень профессиональный, кстати.

Отвожу взгляд и чувствую – начинается. Сознание уплывает, гладь океана меркнет перед глазами, в висках стучит, пульсирует, режет и разрывает голову на части оно –наказание.

Ударяюсь лопатками о гальку, ещё мгновение чувствую боль в теле, а затем пламя неистовой боли набрасывается на разум, и я дико кричу. Кричу и могу себе это позволить! В этот раз кляп мне ни к чему, я намеренно о нём не позаботилась. В этом секторе мне некого бояться – никто не услышит; только Рэйвен и волчица, а они не в счёт. Потому что только крик: надрывистый, гортанный, способен ослабить петлю на шее, стать спусковым крючком для накопившихся во мне страданий, боли и просто ярости вынужденной всё время быть подавленной. Смирение выбрать проще, чем ухабистую дорогу ведущую в неизвестность, в то время когда ты абсолютно слеп.

Всё повторяется. Снова и снова. Вижу не только тела заблудших и их поглощение, но и каждую секунду перед тем, как души их были закляты на вечное скитание в Лимбе. Переживаю боль от их страданий, как свою собственную. Уродую их души, перевариваю, обустраиваюсь в телах… Занашиваю до дыр и нахожу новое тело, лучшее тело! Кровожадность, которую испытываю, заставляет кричать громче, чем от боли. Чувствую себя ЕЙ. Вижу ЕЁ глазами. Упиваюсь ЕЁ эмоциями. Пробую смерть на вкус.

Вижу его… Беловолосого палача Лимба. Вижу улыбку на его устах в секунду, когда вихрем врываюсь в тело. Слышу стук сердца, которого якобы нет, вдыхаю умопомрачительный запах, чувствую страх. Мой страх. Не я поглощаю его – Рэйвен это делает.

Волна ужаса накрывает сознание. Протестую. Пытаюсь сбежать.

И сбегаю… оставляя позади разорванное на куски тело палача. Чувствую потребность найти новое вместилище. Сейчас. Немедленно!

И нахожу.

Тела заблудших не подходят мне – слишком слабые. Лица калейдоскопом меняются одно за другим, не различаю их. Не успеваю. Все они – непригодны, краткосрочные и невкусны. Мне нужно другое тело, чтобы с его помощью свершить нечто ещё более важное, нечто необходимое мне! Тело, которое откроет для меня любые дороги.

Тело проводника.

– Кат… Кат… Анафема, чёрт побери! – голос Рэйвена подобно ветру проносится в сознании и стихает.

«Нужно вернуться. Должна вернуться.»

– Слышишь меня? Анафема! Катари, твою мать! Аллё!

Вслед за голосом приходит новая вспышка боли, и я воплю изо всех сил, не слыша собственного крика, но чувствуя привкус крови в горле. В моём горле. В моём теле, в которое я должна вернуться, пока эти безумные сменяющееся один за другим кадры с лицами поглощённых анафемой заблудших не свели меня с ума!

– Катари… Ну же… Пора… Пора просыпаться! Я тебе говядинки материализую! Ты же так и не поела?.. Просыпайся, говорю! Эй, Катари!

«Но я ещё не нашла то, что ему нужно. Я не знаю где анафема сейчас.»

Похоже, дела мои совсем плохи, раз голос палача звучит так встревоженно.

И вдруг чувствую удивительное удовлетворение, как если бы испробовала самого садкого в мире нектара, или обрела то, что делает меня невероятно счастливой. ЕЁ – не меня. Анафема нашла то, что так долго искала.

Она нашла проводника.

Лицо вихрем проносится перед глазами и я, ликуя, врываюсь в новое тело.

– Катари… Ну же… Открой глаза! ОТКРОЙ ГЛАЗА!!!

Веки распахиваются одновременно с фонтаном крови, который извергает мой рот прямо в лицо Рэйвену. Он прикрывает глаза, поджимает губы и несколько раз медленно вдыхает и выдыхает через яростно раздувающиеся ноздри.

А я лежу у него на коленях и продолжаю кашлять кровью, трясусь с ног до головы, да так сильно, что тело Рэйвена подпрыгивает вместе с моим. Холодно. Жарко. Страшно. Пусто.

Стёртое горло не просто саднит, оно разодрано до мяса. Подношу дрожащую ладонь к глазам и смотрю сквозь пальцы на перепачканное в моей крови дико раздражённое лицо палача.

Раздражённое.

Раздражённое.

– Видела? – цедит слова сквозь зубы, утирая лицо тыльной стороной ладони. – Видела, спрашиваю?

Киваю, протягиваю руку к его шее и сквозь боль хриплю:

– Да. Но не всё.

Касаюсь «красного солнца».

Судорожно выдыхаю, радуюсь вспышке белого света и непроглядной тьме приходящей ей на смену.

Получилось. И я готова увидеть ещё один кусочек пазла своей жизни.


***

Мне восемнадцать.

Об этом говорит всё в просторной гримёрке озарённой светом многочисленных светильников встроенных в высокий многоуровневый потолок. Пышные букеты цветов, преимущественно с белыми розами наверняка пахнут бесподобно. Жаль не могу почувствовать их аромат; так и хочется сделать глубокий вдох и вспомнить… на самом деле вспомнить, что когда-то подобные запахи были для меня привычны.

Не могу почувствовать. Не могу вспомнить. Могу только смотреть… На стопки подарочных коробок в пёстрых упаковках башенкой сложенных на кофейном столике. На связки воздушных шаров исключительно белого цвета, украшающих каждый из четырёх углов помещения. И на большую растяжку на дальней стене поздравляющую с восемнадцатилетием некую «принцессу».

«Убью», – шипение Рэйвена раздаётся в голове, но я игнорирую. Сейчас он ничего не сможет мне сделать. Сейчас он, как и я, может только смотреть. Смотреть на девушку в пестрящем серебристыми пайетками коротком платье, выделяющем каждый изгиб её стройного, уже не подросткового тела. Её грудь стала больше, спина пряма и изящна, как у балерины, длинные ноги с тонкими щиколотками наверняка не оставляет без внимания ни одна особь мужского пола, особенно закадычные семьянины уставшие от супружеской жизни и от обыденного и крайне нерегулярного секса с женой.

Сама не знаю откуда эти мысли взялись в голове… Прежде я ни о чём подобном не думала.

Девушка, то есть я когда-то, плавным движением изящной кисти отбрасывает за спину иссиня-чёрные, струящиеся шёлком локоны и опускается в кресло перед трюмо с высоким зеркалом в бронзовой оправе. Проводит подушечками пальцев по щеке, будто убеждаясь, что она не призрак, затем роняет руки на колени и без единой эмоции на прекрасном лице смотрит на своё отражение.

Голубые глаза пусты и равнодушны, а из уголка вырывается одинокая непрошеная слезинка, скользит по щеке и срывается с заострённого подбородка. На этом и заканчиваются её слёзы. Девушка пытается улыбнуться, раз за разом напрягая мышцы лица кривящиеся в болезненной гримасе. Она кажется пустой красивой куклой, фарфоровой: ударь и разобьётся.