– Ну надо же, – будто удивлённо протягивает Рэйвен, и теперь не крестится разве что моя мать, потому что прибывает в лучшем из состояний. – Вкусный ужин в семейном кругу – что может быть лучше? Да? – подмигивает пожилой прислуге и та с криками, в которых обрывками прослеживается молитва и что-то вроде «Сатана явился!», уносится обратно на кухню.
Вздыхает, так что спиной чувствую, как высоко поднимается его грудь, обходит меня сбоку и светит в глаза своей фирменной самодовольной улыбкой.
– Тс-с-с… Нельзя, – подмигивает, обхватывает меня за плечи, прижимая к себе и смотрит на моего отчима. – Я заберу её ненадолго?
Тишина.
– Ну вот и ладненько. – Тянет меня за собой, так что ноги тащатся следом просто на автомате и вдруг останавливается.
– Чёрт. Нельзя ведь, – ругается себе под нос, резко выдыхает, просит меня никуда не уходить и возвращается в столовую. Вытягивает из вазы салфетку и доброжелательно улыбаясь, протягивает её Томасу:
– Держи. Пригодится для сломанного носа.
– Для сломанного че…
Удар. Хруст. И с воплями боли Томас падает на колени, поливая фонтаном крови дорогой паркет.
– Ну не упускать же такую возможность, – с серьёзным видом обращается к моему отчиму Рэйвен и одним махом тушит огоньки на всех свечах. – Чёрт… какие вы громкие. Чего так орать? – Возвращается ко мне, обнимает за плечи и ведёт обратно наверх.
– К-куда мы? – удаётся сказать.
– Обратно, куда ещё. К окну, в которое ты провалилась. Нам как бы тут не место.
– Что это значит? – спотыкаюсь о ступени и падаю, ударяясь о них коленями.
Рэйвен подхватывает меня на руки и раздражённо выдыхает в самое ухо:
– Что это значит?.. Ничего. Окна разрушаются, Лимб трещит по швам, первый прорыв в мир живых. А так… ничего интересного, птичка.
Глава 20
До последнего не верила, что это случилось. Была уверена – кошмар, галлюцинация, умом окончательно тронулась, Лимб решил сыграть со мной в новую игру. Что угодно, только не реальность. Только не мир живых. Только не моя семья за вкусным ужином при свечах; смех, улыбки, беспечные разговоры.
«Моя дочь умерла больше месяца назад», – сказала моя мать. МОЯ мать, которая должна была каждый день считать с момента моей кончины, а не округлять боль утраты фразой «больше месяца назад». Знала бы она временные различия двух миров… Знала бы, что её дочь уже больше полутора лет гниёт в Аду!
И ей было бы всё равно.
Мой матери ВСЁ РАВНО!
И моя мать была настоящей. Той самой женщиной, которая похоронила дочь и наверняка с трудом выдавливала из себя слёзы над могилой. Наверняка кругом были репортёры; уверена – образ скорбящей особы вышел отличным. И даже несмотря на то, что я практически ничего не знаю о ней, того, что видела благодаря Рэйвену, было вполне достаточно. Моя мать никогда не любила меня по-настоящему. Я была лишь товаром, который она с усердием продавала. А моя смерть – удачно сложившийся маркетинговый ход для их семейки. Уверена, – не больше.
И всё же… если бы Рэйвен не пришёл за мной. Если бы не увёл оттуда, если бы не заставил ноги двигаться, понятия не имею, чем бы закончилась эта встреча. Как и понятия не имею, что с теми людьми будет теперь.
– Что будет? Хм. Больничка, пилюльки, смирительная рубашка. А если повезёт – хорошим психиатром обойдутся, – отвечает Рэйвен на вопрос, который я пробормотала самой себе. – И да, ты ничего не видела и нигде не была, поняла? А нос я никому не ломал. А если скажешь, что ломал, знай, – я буду отрицать.
– Мне незачем кому-то об этом рассказывать, – уже не слышу, что отвечаю, потому что мы вернулись обратно. И этот сектор… совершенно не то, что я ожидала увидеть.
Когда проваливалась в окно, он был полностью затоплен, до самого неба! Крыши многоэтажек тонули в грязной воде, а городские улочки кружились перед глазами бурлящим калейдоскопом мрачных красок. Но теперь… теперь всё иначе. Сектор окружён высокими стенами цвета пожухлой травы. Плотными. Как лёд искрящимися в лучах солнца и убегающими ввысь к самым облакам.
Смотрю на всё это и глаз отвести не могу. Мы больше не под водой и не под её куполом, нет… мы окружены гигантской стеной огибающий весь сектор, и я понятия не имею, что всё это значит.
Тяжело вздыхая, Рэйвен опускается на ещё мокрую крышу здания, на которой мы оказались после возвращения и, прищурив один глаз, кивает вдаль:
– Круто, да?
– Что это?.. – выдыхаю, качая головой. Головой, которая вот-вот взорвётся от избытка переполняющих её вопросов!
– Что? Массовая материализация воды в лёд, – смотрит на меня, щурясь от солнца. – Лимбу, знаешь ли, не выгодно уничтожение секторов.
– Так эта стена… Это Лимб сделал? – с трудом шевелю языком, обхватываю себя руками и на всё ещё слабых ногах шагаю к краю крыши.
– Что тебя удивляет? Это налаженный механизм. Сектора Лимба видоизменяются сами, очищаются, принимают вид одной материализации за другой. Становятся заброшенными, промежуточными, пригодными для существования мирных городов… Всё, что мы видим, то, где находимся – бескрайная активная материя, и единственное на что Лимб способен – это управлять ею. – Вздыхает. – Так что… я бы сказал, что возможности Лимба весьма ограничены. Создать новые окна, в отличие от банальной стихийной материализации воды в лёд, так просто у него не получится. Но если вдруг – готов аплодировать стоя.
Поворачиваюсь к Рэйвену и какое-то время смотрю на него молча, безо всякого выражения на лице, потому что просто не знаю какой вопрос задать следующим, и какой из тысячи сейчас более важен.
Упирая ладони в крышу позади себя, Рэйвен склоняет голову набок и смотрит с придиркой:
– Вот всё думаю и никак понять не могу: что в тебе не так? Даже в один из первых разломов в материи провалиться умудрилась именно ТЫ!
– А разве не радоваться этому должен? – шепчу опустошённым голосом и вновь отворачиваюсь к городу. – Только благодаря тому… тому что случилось я избежала перерождения. Твоя проекция не успела. Да и вряд ли смогла бы что-то изменить.
Рэйвен не отвечает, но я чувствую, как его взгляд впивается мне в затылок и медленно тянет к земле.
– То, что мы называем окном в мир живых, некоторые смертные называют порталами для нечисти, – переводит тему, говоря совершенно нормальным, приземлённым голосом. – Так что не удивлюсь, если твои предки уже вызвали какого-нибудь экстрасенса, или священника.
– Я думала, окон в мир живых не существует.
– Все так думают, – усмехается Рэйвен. – Потому что окно в мир живых может открыть только тот, кому это под силу и тот, кому Лимб доверяет, тое есть – проводнику смерти; так себе работёнка, кстати. Те ещё мудаки, вообще на сделки не идут. Ну а в нашем случае – разваливающийся к чертям Лимб просто дал трещину.
– И сколько уже таких трещин?
– Актуальный вопрос. Если окна продолжат уничтожаться, очень скоро наш маленький и всеми любимый Ад разверзнется на земле, на радость живым. – Продолжает тише, но требовательнее: – Теперь понимаешь, почему никому не должна говорить о том, что случилось?
– Все захотят в разлом, – голос звучит также опустошённо, как я себя чувствую, и Рэйвен не оставляет это без внимания:
– Давай, прекращай это. Хандра может быть заразной. Ещё подцепить не хватало.
– И что будет дальше? – безрадостный смешок вырывается изо рта. – Что будет? Кто уничтожает окна и как далеко собирается зайти? Что делать заблудшим, если большинство секторов больше не имеет границ? Нас всех сбрасывают в один большой бурлящий котёл. Нет больше никаких правил. Границы стираются. Проводники не нужны, а кто-то… – выдыхаю, и заставляю голос не звенеть так желчно, – кто-то видимо настолько ослеп от собственного превосходства, что думает только о том, как выполнить свою адскую работёнку.
– Ты это… обо мне сейчас, что ли?
Круто разворачиваюсь к нему и чувствую, как на смену пустоте приходит злость:
– Тебе действительно плевать на то, что происходит? Твой любимый Лимб трещит по швам!
– И что ты предлагаешь мне сделать? – широко улыбается Рэйвен, глядя на меня блестящими глазами. – Заштопать его?
У меня нет слов.
Этому палачу действительно плевать на всё и всех кроме себя и своей работы. Только вот…
– Не станет Лимба, не станет и твоей работы, палач!
Рэйвен прикрывает глаза и терпеливо вздыхает:
– Поговорим о чём-нибудь другом?
И тут я понимаю. Понимаю, чего он ждёт и чего добивается. Боже, да всё очевидно!
– Каков срок? – делаю шаг вперёд. – Сколько отслужить осталось?
Рэйвен задирает голову, отбрасывая со лба влажные локоны, и смотрит недовольно:
– Не в ту сторону разговор сворачиваешь, птичка.
Холодно усмехаюсь:
– Думаешь, что успеешь? Закончить работу палачом до того, как Лимб разрушится? Не слышал, что Джак сказал? Лимб никогда тебя не отпустит.
Молчит. В лице не меняется.
– Чем ты сейчас занимаешься? – недоверчиво сужает глаза. – В спасительницы Ада записаться собралась?.. Расслабься! Пусть другие с этим разбираются. Древние-фанатики, или кто-то ещё…
– Потому что ты уже всё решил за меня?
– Потому что ты даже СЕБЕ помочь не способна! Даже перед семейкой своей чокнутой обомлела! О каком спасении Лимба вообще говоришь?
Он прав. Чёрт… этот палач прав. Я жалкая.
Колени подгибаются, и я оседаю на крышу, пустым взглядом смотрю на дрожащие ладони и признаю насколько всё это лишено смысла. Зачем вообще себя убедить пытаюсь, что мне есть дело до разрушения Лимба?.. Разве это важно? Для прокажённой души, участь которой предусматривает всего один исход всё это не должно иметь никакого значения. Как и для палача. Заблудшие – не цельное миролюбивое общество. Заблудшие – борющиеся за выживание в Лимбе одиночки под толстым слоем мишуры из единодушия и равноправия.
– Почему они видели меня? Разве должны были? Разве в мире живых мы не призраки? – Вот что мне важно. Кого я обмануть пыталась?